Исчезновение великих и ужасных олигархов, чьи интриги, надежные схемы, беспрестанные наезды и информационные войны не один год потрясали политическую жизнь, оказалось крайне тихим, почти неслышным. Многим казалось, что заядлые кукловоды русской политики либо вообще никогда не исчезнут, либо если исчезнут, то не иначе, как в рамках очень большого общественного катаклизма, начисто ломающего весь привычный быт. Вышло иначе — и без катаклизма, и без великого перелома Б.А. Березовский и В.А. Гусинский сделались чем-то полузабытым. Еще звучат какие-то заявления, где-то проводятся пресс-конференции, вещает НТВ, но все в прошлом, все в прошлом.
БЕЗЗВУЧНЫЙ УХОД
В первую очередь такой скучный уход обязан особенностям политической тактики нового руководства. Олигархи превосходно умели создавать головоломные политические осложнения, которые они потом сами с большей или меньшей выгодой для себя разруливали. Они были гениями комбинационного стиля, который довольно удачно сочетался с общей ельцинской стратегией сдержек и противовесов (типа вице-премьерской пары «Сосковец — Чубайс»). Где противовесы, там и разводки, где сдержки, там и разруливания. Игроки острокомбинационного стиля чувствовали себя в этой стихии как рыбы в воде и без устали разыгрывали свои достойные помещения в учебники «бессмертные партии» — на вроде встречающихся в любом самоучителе шахматной игры столь же бессмертных партий «Морфи — консультанты», «Андерсен — консультанты» etc.
Но проблема в том, что среди чемпионов мира по шахматам блистательных комбинаторов, радующих публику своими головоломными ходами, не так уж и много. В плане долгосрочной матчевой стратегии (в рамках которой и определяется владелец шахматной короны) более эффективным оказывается стиль «играющего холодильника». Игроки этого стиля — М.М. Ботвинник, А.Е. Карпов, нынешний чемпион В.Н. Крамник — стремятся не столько к феерическим форсированным развязкам, сколько к тому, чтобы буквально с первого хода сковать инициативу противника, подавить у него возможность контригры, а затем шаг за шагом дожимать все более и более скованного неприятеля. Шахматные партии такого стиля, вызывающие ассоциации порой даже не с играющим холодильником, а с крупным пресмыкающимся, именуемым boa constrictor, по своей эстетической ценности значительно уступают комбинационным шедеврам Пола Морфи или Михаила Таля, но по своей совокупной результативности, напротив, сильно превосходят. В лице В.В. Путина наши блистательные маэстро Гусинский с Березовским напали именно на такой играющий холодильник, что и предопределило исход матча. Ни красивые жертвы фигур, ни тонкие тактические ловушки не сработали, и, блеском маневра о Ганнибале напоминавший, Б.А. Березовский оказался бессильным перед кунктаторской методичностью второго президента России.
Конечно, сравнение с шахматами не вполне корректно. Когда игроки садятся за доску, у каждого по восемь фигур и по восемь пешек, и дальнейшее зависит прежде всего от их личных талантов, тогда как хоть на войне, хоть в политике талант, он, конечно, талантом, но весьма много зависит еще и от ресурсов, союзников, качества вооружений etc. — между тем никакие серьезные средства ведения войны в ход так, по сути, и не были пущены. Дело ограничилось чистым додавливанием — без особых попыток слабеющей стороны переломить ход кампании каким-нибудь отчаянным маневром.
Тут дело в том, что ресурсов-то особых не было. Все больше блеф да надувание щек — что, впрочем, понятно и естественно при острокомбинационном стиле игры.
Структуры, возглавляемые павшими олигархами, не заступились за них прежде всего потому, что сами структуры были и достаточно маловразумительными, и малозначащими. Системообразующими (т. е. такими, ломать и даже просто неаккуратно трогать которые себе дороже) они, безусловно, не были. Ведь, строго говоря, вполне солидные олигархические структуры как были, так и существуют. «Газпром», МПС, Центробанк, РАО «ЕЭС», правительство г. Москвы — типичнейшие олигархические структуры, к которым, однако, попробуй подступиться. Неуязвимость их объясняется тем, что эти структуры, во-первых, системообразующие (исчезни завтра НТВ, никто в петлю не полезет, исчезни что-нибудь из вышесказанного — очень большой сумбур гарантирован), во-вторых — весьма непрозрачные. Столь многое держится в них не на внятных и задокументированных инструкциях и положениях, а на деликатных тонкостях, понятных лишь посвященным, что пришелец со стороны, будь он хоть семи пядей во лбу, с тайными пружинами ни за что не управится, и все быстро пойдет вразнос. Есть ли наверху любовь к тем же Вяхиреву или Аксененко? — весьма сомнительно. Просто Вяхирев знает некоторое петушиное слово, регулирующее тайны газового бизнеса, Аксененко — аналогичное слово, помогающее ему в железнодорожных гешефтах, а без этого слова система, слишком тесно прилаженная к хозяину, устроит такие фортели, что никому мало не покажется.
Но системы Гусинского и Березовского мало того, что не были системообразующими, такими, без которых ложись и помирай. Они к тому же не были непрозрачными до такой степени, когда ключ от машины находится в руках одного-единственного лица, а без ключа машина — лишь груда бесполезного металлолома. Конечно, бизнес велся по понятиям — мы же русские люди, — но понятия были не столь премудры, чтобы переход жизнеспособных компонент этого бизнеса в руки иных людей был в принципе невозможен. Переход уже происходит, и никто, кроме непосредственно заинтересованных лиц, того особо и не заметил. Это вам не Геращенко с Аксененко, чей бизнес принципиально непередаваем в чужие руки.
От союзников помощь не пришла, ибо неясно, кто же должен был быть таковым союзником. Если речь идет о собратьях по бизнесу, то они явно не были готовы ни к чему большему, нежели ритуальные протесты. Что и понятно: в мире большого бизнеса трудно найти физическое или юридическое лицо, у которого от общения с медиа-олигархами не остался бы самый неприятный осадок, и оттого большого рвения здесь ждать было бы трудно.
Оставались широкие выступления масс в защиту воплощенной свободы слова, но для таких выступлений необходима общая атмосфера революционного подъема, в нынешних условиях отнюдь не наблюдавшаяся. Если 1-й секретарь МГК КПСС Б.Н. Ельцин, в октябре 1987 г. снятый с должности и выведенный из политбюро, стал благодаря революционному подъему вождем и героем антитоталитарной революции, то у В.А. Гусинского и Б.А. Березовского, живших в условиях революционного упадка, ничего подобного не получилось, да вряд ли и могло получиться. Наконец, чтобы массы как один человек встали на защиту своих любимцев, нужно, чтобы крик «Волки! Волки!» отличался тревожной новизной, заставляющей пробудиться даже самых робких и малодушных. Поскольку этот крик уже пять лет кряду раздавался с утомительной регулярностью, рассчитывать на его безотказное действие было бы проявлением чрезмерного оптимизма.
Но даже из всего вышесказанного не следует, что тихий уход был вполне гарантирован. Когда нет ни серьезных сил, ни союзников, в запасе всегда может быть тайное оружие возмездия, потрясая которым можно сказать: «Да, мы уйдем, но на прощание очень громко хлопнем дверью». В описываемой нами войне природа чуда-оружия вполне очевидна — компромат убойной силы, хранимый в недосягаемом месте на крайний случай. После его обнародования борьба В.В. Путина с В.А. Гусинским и Б.А. Березовским получила бы неожиданно эффектное завершение — «Едет царевич задумчиво прочь, // Будет он помнить про царскую дочь».
В конце Второй мировой войны немцы, утратив почтение к своему партийно-правительственному руководству, писали на заборах: «Hitler, du volle Affe, wo ist deine geheime Waffe?» («Гитлер, ты сумасшедшая обезьяна, где твое тайное оружие?»). В конце олигархической эпохи нечто подобное получается и у нас. Громкого хлопка дверью не состоялось. Скорее всего и не состоится. Это не значит, что какие-то бумажки где-то не хранятся — отчего бы и нет? Но для громкого хлопанья нужны не какие-то бумажки — бумажки вообще, все равно какие, пригодны разве что для ватерклозетных надобностей, да и то гражданам все больше подавай мягенький папир. Нужны бумажки именно убойной силы.
Но тут трудности, и немалые. Вопреки расхожему мнению, убойность бумажек — понятие не абсолютное, но относительное, сильно зависящее от социального заказа на компромат. Когда этот заказ силен, в дело идет любая околесина типа туманных намеков Гдляна — Иванова на то, что Е.К. Лигачев брал взятки по «узбекскому делу» — притом, что старец Егор Кузьмич, судя по всему, был невинен, как Христос перед иудеями. Когда заказ слаб, полосные газетные статьи с фотокопиями документов и специальными резюме для тупых читателей на тему: «Вот злонравия достойные плоды!» не производят никакого действия. Не надо забывать, что при всей любви наших СМИ к сливам и компроматам техническая сторона этого дела поставлена безобразно. Читателя втягивают в анализ большого количества бумажек сомнительного происхождения, запутывают головоломной сложности схемами с трастами и офшорами. Понятно нарастающее отвращение к такой нудятине, ясной лишь специалисту по корпоративному праву, а специалисту газетные сливы без надобности, он и без Минкина с Хинштейном знает много всего интересного. Так что финансовыми бумажками сделать уже ничего нельзя — слишком уж ими злоупотребляли в славную эпоху информационных войн. Одни граждане и так уверились в том, что все политики — воры, другие граждане — в том, что все журналюги промышляют грязными сливами. Новый слив никому никаких новых и сильных чувств не прибавит, а смысл хлопка в том, чтобы прибавляло.
На то можно возразить: зачем же финансовые документы? Если речь идет об оружии возмездия, то подымай выше — необходимы разоблачения по мокрым делам, к этому-то публика, слава богу, еще не вполне привычная. Теоретически все так, но какие же именно разоблачения? Мокрые дела бывают, так сказать, общественного и личного характера. Что до общественных дел, то здесь оружие возмездия уже отработало. О том, что осенью 1999 г. жилые дома в Москве, Буйнакске и Волгодонске взрывали по приказу Путина, наипрозрачнейше отнамекалась вся наша прогрессивная пресса. Хладнокровное убийство тысячи спокойно спящих мирных обывателей — какое вам дело еще мокрее нужно? Гусинский уже откукарекал по полной программе, и даже теоретически непонятно, чем ему хлопать дальше. Оповестить публику по части личных дел президента — что Путин есть маниак-извращенец типа Чикатило, а его президентская дача нечто вроде замка герцога Синяя Борода? Без неопровержимых материальных доказательств не сработает, точнее: сработает в смысле окончательного погубления репутации свободолюбивых олигархов. После неудачного разоблачения президента-маниака на традиции разоблачений и обличений можно смело поставить жирный крест — все равно никто не поверит. Олигархи все же не параноики, откровенными глупостями заниматься не будут, но дело в том, что ничего, кроме откровенных глупостей, изобрести тут невозможно, поэтому и оружие возмездия в дело пущено не будет.
А будет все гораздо трогательнее и умилительнее:
Безмятежней аркадской идиллии
Закатятся преклонные дни:
Под пленительным небом Сицилии,
В благовонной древесной тени,
Созерцая, как солнце пурпурное
Погружается в море лазурное,
Полосами его золотя, —
Убаюканный ласковым пением
Средиземной волны, — как дитя
Ты уснешь, окружен попечением
Дорогой и любимой семьи
(Ждущей смерти твоей с нетерпением)...
Ничего же более драматического ждать от наших славных олигархов нам уже не приходится. Ежели драмы будут, то уже с совершенно другими участниками
Максим СОКОЛОВ
обозреватель газеты «Известия», специально для «Огонька»