БИТВА ВНУТРЕННИХ ФАШИСТОВ C ВНУТРЕННИМИ КРАСНОАРМЕЙЦАМИ

Новый народный идеолог В.В. Павлов призывает расслабиться и получить удовольствие

БИТВА ВНУТРЕННИХ ФАШИСТОВ C ВНУТРЕННИМИ КРАСНОАРМЕЙЦАМИ

Виктор Васильевич Павлов вышел из роддома в коротеньком зеленом пальтишке, сжимая в руках своего новорожденного младенца. Павлов стоял печальный и серьезный, потому что его никто не пришел встречать. Конечно, Виктор Васильевич непосредственно никогда не рожал детей, потому что он мужчина. Но зато им была рождена национальная идея, которая поет гимн человеку «среднего класса». А образ женщины, родившей никому не нужного ребенка, он ухватил, проезжая однажды по Ленинграду. С тех пор философ ассоциирует себя с такой вот женщиной, которая сделала самое важное дело в своей жизни. А оно никому не нужно.

Виктор Васильевич человек уникальный. Он работает в Питере дворником, санитаром улиц. Потом откладывает метлу и уходит в уединенный домик на окраине Васильевского острова. Он там сидит и думает, потому что Виктор Васильевич философ. Не в том смысле, что все русские после бутылки становятся философами. Он философ профессиональный, с дипломом Ленинградского государственного университета. Кроме этих двух замечательных профессий Виктор Васильевич владеет профессией предпринимателя. Он руководит целой артелью рабочих. И тем не менее иногда он работает дворником. Нравится ли ему это занятие? Да нисколько! Он метет улицы для социального эксперимента.

Чтобы понять, почему предприниматель Виктор Васильевич работает дворником, нужно познакомиться с его философией, которая завязана на таком невеселом понятии, как человеческий труд. Люди труд не любят, считают его необходимой платой за существование. Но по философии Виктора Васильевича труд — это такая же природно-историческая реалия, как эволюция. То есть труд самостоятельно развивается во времени. И люди, работая, тем самым являются проводниками для какого-то проявления Планетарного Труда. Но не пугайтесь, Труд — добрый. Вернее, прогрессивный, он развивается во благо человечества.

Развивается следующим образом. Сначала, в самой древней древности, Труд был «совокупным». То есть он полностью проявлял себя через одного человека. И этот человек был специалистом во всех областях — и жнец, и швец, и в дуду игрец. Он развивал у себя сразу все трудовые качества (экономические, хозяйственные, творческие, религиозные). Сегодня к совокупным работникам можно отнести фермеров. В первом тысячелетии н.э. совокупный работник достиг своего расцвета и от него стали отпочковываться новые прогрессивные виды. Они формировались на протяжении нескольких веков. Естественно, мы помним, что это стал эволюционировать Труд в планетарно-космическом масштабе. И теперь Труд мог выразиться только через трех человек. Человека «мускульного», «интеллектуального» и «волевого».

«Мускульный» человек — это, понятно, тот, который думает мускулами. Среди них появились люди с узкой специализацией (например, были при Елизавете девушки, которые всю жизнь чесали ей пятки и делали это виртуозно).

Первым «интеллектуальным» работником Виктор Васильевич считает Сократа, который в 399 году до н.э. заявил на суде, что работать будет только головой и общество должно еще за это его кормить. Общество обиделось и казнило Сократа.

Эти два класса не произвели никакой революции. И тут на сцене появляется «волевой» работник. Это человек, который сам не производит ни интеллектуального, ни материального продукта, но умеет так организовать двух других представителей человечества, что всем бывает благо. «Волевой» человек — это руководитель, вожатый, комсомольский работник, вождь, предприниматель, а в основной массе — типичный представитель «среднего класса» — буржуа.

Первым широко известным «волевым» работником был Иисус. Он сказал:

— Ребята, пошли за мной!

--Зачем?

--Добро будем делать.

И тут Матвей, сборщик налогов, кинул сумку на землю и пошел — яркий пример работы «волевого» работника, который умеет увлечь, потому что воля — это не насилие, это заражение. Христос и его последователи занялись не чем иным, как независимым некоммерческим волевым трудом. Общество обиделось и казнило Иисуса Христа.

К XV веку набралось достаточно людей всех трех категорий, и началось тут счастье: научно-технический прогресс, всяческое просвещение, гуманизм, права человека, мир, труд, май.

Все шло нормально (в космическом смысле), труд потихоньку эволюционировал, но тут подкачали русские со своей глобальной идеей построить новый мир. Это все равно, что в какой-то момент исторического развития обезьяна взбунтовалась бы против хода эволюции. Например, она заметила, что из поколения в поколение замечательный продолговатый череп (мечта обезьяны) уродски округляется. И обезьяна начала бы упираться — придумывать специальные устройства для сохранения формы черепа. В общем, и сил бы потратила до фига, и привело бы это только к печальным уродствам.

Печальным уродством считает Виктор Васильевич советскую революцию. Общество всегда завидовало волевому человеку, потому что он был богатый, сытый и никогда не хотел делиться, так как был уверен, что честно заработал деньги. Некоторые мыслители (и мы их хорошо знаем) собирались замочить волевых и во главе общества поставить мускульного работника, которого всегда все обижали, не платили денег и не учили грамоте.

Что уж там грешить, в молодости Виктор Васильевич тоже не любил буржуазию, а любил Иосифа Сталина. Любил ровно до седьмого ноября 1952 года. Тогда молодой Витя в составе батальона Ленинградского нахимовского училища участвовал в военном параде. И там в первый и последний раз увидел вождя. Вождь оказался вовсе не прекрасным гигантом с усами, а фуфлом мятным — маленьким толстеньким дяденькой. Это было первое серьезное потрясение для советского мальчика. Как и Нео, герой популярного фильма «Матрица», Витя стал подозревать, что вся советская действительность кем-то выдумана, что она иллюзорна, что где-то есть другая, настоящая жизнь.

И он нашел ее спустя три года. Он направился на возведение Братской ГЭС, по привычке полагая, что все люди братья. Но Витя, к сожалению, попал не в это волшебное место, а на строительство Норильского горнообогатительного комбината. Где люди были не братьями, а зеками, поэтому много пили, а потом перерезали друг другу глотки.

Наглые мускульные работники иногда били мускульного работника Витю. Но в целом он их не боялся, он был каменщиком. Но потом понял, что быть героем трудовых поэм — не его призвание. Вот, например, был там дядя Володя, так он, если не сваливался от всего выпитого, мог за смену уложить 10 кубометров кирпича. Это гениально, ну, как «Войну и мир» за месяц написать, так и дядя Федор работал. Он был богом, когда не пил. А Витя чувствовал другие позывы и пошел в комсомол и в институт марксизма с ленинизмом.

Комсомол — колыбель практически всего нынешнего «среднего класса». И вовсе не потому, что комсомол его воспитал, просто он был отдушиной для волевых людей. Здесь можно было что-то организовывать, правда, на некоммерческой основе.

Комсомол подтвердил опасения Вити о том, что советская жизнь — это матрица, не имеющая никакого отношения к естественной жизни. А комсомольская (равно как и партийная) работа — это всего лишь русло для этой самой волевой энергии, бродящей в людях.

Кутаясь в ушанку от сорокаградусного мороза, Витя ездил по всем 25 зонам Норильска и искал таланты. Таланты, как правило, прятались, падая мордами в опилки прямо в кабаках. Кларнетиста Васю Витя чуть не покалечил. Он приезжал три раза, и Вася каждый раз был пьяным. Витя один раз не выдержал, вылил на голову Васе ведро холодной воды и выволок на 40-градусный мороз. Но потом пожалел и втолкнул обратно. Пройдя такие мытарства, Витя собрал-таки оркестр. И вот в назначенный день должно было состояться прослушивание в райкоме комсомола. Начальники собрались, а оркестра нет. Просидели битый час, глядя в глаза бедному Вите. Потом прибежал какой-то человек и сказал: что же вы тут сидите? Там кабак открылся новый, там такой оркестр шикарный играет! Это был Витин оркестр. Но он на них не рассердился. Зато партийцы рассердились на него. И выговор сделали за слабую идеологическую работу. А Витя, закусив завязку ушанки, мучительно понимал, что некоммерческий волевой труд на деле не работает, что это пустая трата сил. А потом он высказал на собрании все, что думал про Норильский горнообогатительный комбинат, про взятки, про недоделки, про приписывание планов — словом, о том, что так отличалось от привычной выдуманной картины. И его выгнали из комсомола.

После армии Виктор Васильевич перестал быть мускульным и псевдоволевым работником и стал работником интеллектуальным — поступил на философский факультет, который закончил в 1969 году и поступил в аспирантуру. Нужно было защищать диссертацию, но однажды произошел такой случай. Одного его знакомого преподавателя философии спросили на пленуме, как он относится к Сахарову. Повисла неловкая пауза. И тут раздался голос из зала: «Вот все вы так, думаете, как получше соврать».

— И так меня это прошибло... — вспоминает Виктор Васильевич. — Я понимал, что настоящее философское исследование жизни несовместимо с этим режимом. Чтобы заниматься гуманитарными науками в Союзе, нужно заниматься псевдоинтеллектуализмом. Нужно играть в матрицу.

И тут Виктор Васильевич сделал самый серьезный шаг в своей жизни — отказался от академической карьеры (дача, машина, квартира на Невском). И уехал работать сначала экскурсоводом, а потом инструктором по труду в клинику для психически ненормальных старушек на Валаамских островах. Но тихие старушки, копающие грядки, не подходили Виктору Васильевичу для самореализации. И он пошел в бизнес. Пошел очень далеко — в леса. Он создал вольную строительную артель и долгое время строил жилье для сельскохозяйственных животных новгородчины, свинарники то есть. Потом рубил просеки вдоль линии Северной железной дороги от Няндомы до Плесецка. И вот тогда, продираясь через буреломы, замерзая в сугробах, он, как Данко, вырвал свое пламенное сердце, высоко поднял его над головой и повел за собой людей. И тогда почувствовал — это его стихия. Он — волевой работник. И очень обрадовался.

— Я всем своим существом осознал, что буржуазия, кулак, спекулянт — это клички, а волевой человек на самом деле герой. Да, мы не делим деньги поровну, но я несу бремя принятия решений, я первый десантируюсь в тайгу, я отвечаю жизнью за кредиты и расчеты со своей командой.

На вырученные деньги Виктор Васильевич издал свои первые философские книги: «Переживание и объяснение современной национальной исторической и философской веры», «Победа» и «Сталинград». Их, несмотря на старорежимные какие-то названия, высоко оценил академик Лихачев и даже написал предисловие.

Когда я прочитала про «внутренний Сталинград каждого человека», то сразу подумала про внутреннюю Монголию Виктора Пелевина. Но Павлов Пелевина не читал, и Пелевин, надо думать, Павлова тоже. Но, видно, идея внутреннего человеческого пространства носится в воздухе.

Так вот в человеке все время ведется борьба между ложными представлениями о себе (навязанными или выбранными для удобства) и тем, что он есть на самом деле. Если человек неправильно выбрал свое место в жизни (стал заниматься не тем видом труда), то работать он будет фигово. И ему самому будет фигово. И обществу будет фигово тоже. Советская же система только и занималась тем, что перекраивала людей под свой формат.

Внутренний Сталинград — это коренной пересмотр всего, час подведения итогов своего социального развития, жестокий момент реальной самооценки и утраты иллюзий. По мнению Виктора Васильевича, именно сейчас в России сложились все предпосылки к таким Сталинградам. И это благо — люди возвращаются на свои места. Поэтому многие становятся предпринимателями.

А Сталинград — это метафора. Битва на Волге стала образцовым подтверждением всей теории Виктора Васильевича. Город был практически сдан, кучка людей спасалась в полуразрушенных домах, фашистов было в десять раз больше. И вдруг — все изменилось. Мы перестали отступать. Потому что в ополчении произошел коренной пересмотр своей позиции у каждого человека. Появились новые народные командиры, новые стратегии, новые тактики... Каждый делал то, что хотел. И победили, потому что, когда все расставлено по местам, появляется большая сила.

Мне всегда казалось, что национальная идея должна отвечать двум требованиям. Первое — обосновывать, почему народ самый крутой на Земле. Второе — уверять, что все будет хорошо. Знаменитая идея «Москва — Третий Рим» в этом смысле была идеальна. И ее хватило с XVI аж до XIX века. Или вот американцы уверены, что построили самую лучшую систему и совсем не замечают, что система уже давно строит их самих. России при сегодняшнем положении очень трудно придумать, почему же именно русские — самые крутые. А потому, считает Виктор Васильевич, что сейчас, заняв свои места, мы резко обгоним Запад по всем показателям. У нас все только начинается.

Возрождение «среднего класса» — это залог процветания. Мы запустили нормальный современный трудовой процесс со всеми необходимыми участниками. Не за горами Сталинград духовного обновления и, конечно, общественный и личный материальный достаток. Значит, во-первых, — все будет хорошо. Во-вторых, русские — самые крутые. Ну ведь правда?

Елена КУДРЯВЦЕВА