Как это было
ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ
Событие, которое поначалу прошло почти незамеченным, а спустя три года позволило объявить 12 июня Днем независимости, случилось в 1990 году. Именно тогда Съезд народных депутатов России проголосовал за государственный суверенитет Российской Федерации. Единственной публикацией, отразившей это событие, стало интервью с Николаем ТРАВКИНЫМ, тогда народным депутатом РСФСР, напечатанное в журнале «Огонек» (№ 24, 1990). Предлагаем вашему вниманию выдержки из интервью десятилетней давности. Так это было.
Всем была ясна еще до начала Съезда цена ставки: куда Россия, туда и вся страна. А когда съехались на Съезд, ощущение еще более усилилось: решается не только судьба России. Выбирая Председателя, выбирали не человека, а направление. Выбираем одного — Россия идет в сторону раскрепощения, здравого смысла, нормальной экономики. Движемся к нормальному человеческому обществу. Выбираем другого — возвращаемся назад. Есть и третий вариант: оставить все, как было.
И предлагаемые кандидаты на пост Председателя Верховного Совета как раз подчеркнули: выбирается направление — Ельцин или Полозков. Два крайних полюса. Если Полозков — идем назад, в командное прошлое, ко всеобщей деградации. Свою главную мысль Полозков выразил так: мы в состоянии взять обстановку под контроль и вести Россию к идеалу.
Вторая позиция — Ельцина, она ясна.
И Власов: есть возможность ничего не менять. Политбюро всегда ставило своих наместников над Россией — вот, мол, вам опять наместник «от Политбюро».
Когда шли выборы, высказывались разные мнения: сколько консерваторов, сколько демократов.
По анкетным данным получалось, что 25 процентов депутатов не подвержены исправлению. Это верхняя номенклатура — партийная, советская, хозяйственная (ибо всех остальных нельзя относить к консервативной части), ну и, конечно, высшее руководство республики, КГБ, МВД.
Значит, наш потенциал — 75 процентов.
Первые дни Съезда показали: прогноз правильный.
В ходе второго дня работы Съезда, когда утверждалась повестка дня — отчет ли послушать или сразу выбирать, — перевес был очевидный: подавляющее большинство за повестку дня, предлагаемую «Демократической Россией». И она прошла полностью.
Более щепетильный подсчет произошел во время конфликтной ситуации, помните? Литва, выступление Травкина, хлопки, свистки, фон с задних рядов, давление аппарата, шумовая эйфория, захлестывающая наиболее несдержанных, поднимающая их с кресел. Голосование: давать слово Травкину или нет?
— 499 — не давать слова.
— Да. Но 458 — «за». И 459-й стоит на трибуне. И это половина Съезда. А в числе тех 499, которые голосовали против, были и те, кто, допустим, сидит рядом с секретарями обкомов. Они, возможно, в душе «за», но секретарь рядом, смотрит. Вот так во время голосований удерживалась устойчивая половина. Постепенно она даже возрастала, с каждым днем, с каждым разом.
Такой контрастной черты — половина консервативная, а другая радикальная — не было на Съезде Союза. Там вообще нельзя было какую-то часть выделить. Тона были размыты. А здесь — стенка на стенку.
Казалось бы, можно радоваться: половина Съезда настроена радикально, демократически. Настроена на перемены. Но становится страшно, что в России такой мощный консервативный пласт.
— Разделение на Съезде отражает реальный расклад сил в России? Или это издержки выборов?
— Здесь однозначной оценки нет. Общество движется, меняется все-таки в позитивную сторону. Ибо, если у нас действительно половина общества не желала бы перемен, то ни одна реформа не прошла бы. А общество все-таки кое-что сегодня впитывает. Необходимость рыночной экономики до большей части дошла, другое дело — как двигаться к рынку, за счет чего его вводить, но то, что рыночная система нужна, — это уже прозрение! Несколько лет назад мы вообще о рынке без плевка не говорили.
...Съезд должен избрать Председателя Верховного Совета для перемен. Не для возврата назад и не для сохранения существующего порядка вещей.
На все накладывало отпечаток то, что депутатский корпус на 90 процентов новый. Голосуя против официальной постановки вопроса, каждый депутат как бы утверждался в своей собственной власти. И это самоутверждение сложилось и умножилось на тысячу при голосовании о включении в повестку дня вопроса о суверенитете республики. Кто-то, я думаю, и сегодня не понимает, за что голосовали, считает, что просто за увеличенные права, которые нам дали... Но я, например, голосовал за суверенитет государственный: Россия правомочна распоряжаться на своей территории всем и вся, по собственным законам, устанавливать их, экономические, политические, как любое другое государство.
Думаю, что вопрос о суверенитете России будет одним из самых серьезных столкновений в дальнейшей работе Съезда.
— А Ельцин? Как он понимает?
— Ельцин, конечно, понимает суверенитет, как государственный, а не как подарок, в объеме прав, пожалованных Президентом.
— Вы говорите о настрое Съезда, как он в отдельных элементах проявлялся. Ну, а сама манера ведения Съезда?
— Был преподнесен урок классически аппаратного ведения, когда председательствующий может довести до бешенства зал иногда просто из-за непонимания того, что происходит. Однако все равно ведет по направлению, которое ему задали.
Страшный момент был, на мой взгляд, тогда, когда выступал и отвечал на вопросы Полозков.
Полозков не просто был кандидатом от аппарата, представителем строго консервативного толка, который еще раз подчеркнул свою преданность Егору Кузьмичу Лигачеву. Некоторые его ответы на вопросы несли в себе такое непонимание экономики — это, кстати, и у Власова проявилось, — что зал прозревал: мы ищем, почему так плохо живем, хотя вроде бы богатая страна, а как мы можем жить хорошо, если такие люди, такого уровня правят страной на протяжении десятков лет. На что же можно надеяться завтра, если сегодня снова доверить таким людям власть?
— Это ваше собственное впечатление или вы передаете ощущение тех, кто сидел с вами в зале?
— У меня-то подобное ощущение появилось еще со Съезда Союза. Тогда у меня, помню, в курилке, еще на том союзном Съезде, вырвалось: «Это страшно, ребята, кто нами правит! На что мы надеемся?»
Тогда для меня это было открытием. Будучи рабочим, я смотрел на тех, кто наверху, как на богов. Считал, что там сидят очень умные люди, гораздо умнее меня, они напишут очень умные приказы-указы, и мы будем жить лучше. И вдруг я увидел, что там некому писать умные приказы.
И вот теперь, на этом Съезде, точно такой же вздох вырвался у кузбасских шахтеров. Стоим, курим, и кто-то из стачкома вдруг воскликнул: «Кто нами правит?!»
Даже те же мои слова повторил. Теперь для них это стало открытием.
А трансляция Съезда идет на страну. И вся страна охнула: кто нами правит? Нет, не Богом мы обделенные, а системой. Система, которая может держать у власти людей не по их умственным способностям, а только по принципу преданности, — вот кто виноват. Ты предан системе, значит, она будет тебя передвигать со ступеньки на ступеньку, до самого верху. И рано или поздно ты оказываешься в верхних эшелонах, а потом мы ищем причины, почему нам не везет.
Я думаю, это открытие для многих.
...Ельцина выбрал не Съезд, его выбрал народ. Не потому часть аппаратчиков отдала свои голоса Ельцину, что они за эти дни прониклись к нему любовью, — тысячи телеграмм пришли в его поддержку, и все же депутаты едут домой, видят настрой людей. И если бы откровенно каждый отдал бы выбор Председателя на решение народа, то большинством голосов был бы избран Ельцин. Процентов 60 с лишним он набрал бы. Кредит доверия есть только у него. И эти ребята из аппарата прекрасно понимают: поставь они кого-то из старой обоймы, не будет доверия, не пойдет ни одна реформа. Значит, начнет нагнетаться обстановка, которая приведет к бунту, а бунта они боятся, потому что бунт сметет всех. А телеграммы однозначны. Донецк, Воркута, Кузбасс, Краснодар. Если не выберете Ельцина — забастовка! Настрой виден. И народ, забастовав, будет прав. Почему решаете не так, как думаем мы? Вот этот страх, боязнь того, что волна снизу снесет их, страх, что по трапу самолета придется рано или поздно сходить, из вагонов-то придется вылезать и идти к избирателям, что эти стены не на всю жизнь и за стенами не скроешься. Ни в Москве, ни за стенами обкомов. Вот это все и заставило какую-то часть аппарата вернуться на почву здравого смысла.
На фотографиях:
- НИКОЛАЙ ТРАВКИН, 1990 Г.
- А ЭТО ПОЛОЗКОВ. ОН МОГ БЫ ОКАЗАТЬСЯ НАШИМ ПРЕЗИДЕНТОМ
- В материале использованы фотографии: Евгения ФЕДОРОВСКОГО, Юрия ФЕКЛИСТОВА