ГОРОД НА БОЛОТЕ

ГОРОД НА БОЛОТЕ

Ну не революция же произошла в России и Петербурге... Однако эволюционируем мы так бурно, что стране поскромнее наших борений хватило бы на несколько революций.

Петербург же, оставаясь пока еще не отторгнутым от неделимой России, совершает еще и собственные эволюции. Вместе с Россией — от Горбачева к Ельцину, сам по себе — от Гидаспова, через Собчака, к Яковлеву.

Гидаспов ныне прочно забыт, а ведь либеральный был смолянин. Кто не знает: у нас все правители города — смоляне, потому что, начав в семнадцатом, правят Северной Пальмирой из бывшего института благородных девиц. В Смольном и койка Ленина сохранилась — узкая и жесткая, как у смолянки. При роспуске КПСС Смольный остался было не у власти, но Собчак вернул командный пункт на привычное место, заменив только обком на мэрию. И неправильно сделал! У Ахматовой есть строки: «В Кремле не надо жить, преображенец прав: там зверства древнего еще кишат микробы...» Ельцин не послушал Ахматову — известно, что получилось... Вот и в Смольном кишат микробы страха, злобы, спеси, пережившие коммунистическое прошлое.

Собчак взошел в Смольном на заре самых прекрасных демократических надежд. Во многом Собчак похож на Горбачева: и говорит так же хорошо и долго, и женат на Людмиле Нарусовой, которая в Петербурге в полной мере играла роль Раисы Максимовны.

Надежды на прекрасное будущее не спешили сбываться — однако не для всех. Появились первые плутократы — и они звали на свои праздники главу города. Собчак не догадался отстраниться от них, не понял, что политику нужно беречь имидж пуще чем девичью честь. И безжалостные телевизионщики не пропустили ни одной презентации, на которой облаченный в смокинг мэр блистал с бокалом шампанского в гордо поднятой руке. А то, что он действительно делал для города — и немало, судя по тому, что Петербург избежал многих российских потрясений, — оставалось за кадром. Ах, если бы Собчак был не юристом, а филологом, он бы расслышал, что слово «презентация» созвучно названию известного предохранительного приспособления, а потому политику нужно избегать презентаций, как политического СПИДа. Собчак не предостерегся — и политический иммунитет потерял.

Разумеется, в ходе последних политических эволюций преступность возросла везде, в том числе и в Питере. Но во времена Собчака заказные убийства происходили, так сказать, в семейном мафиозном кругу: когда собственность не делится, выпустить в друга-конкурента несколько пуль считается в этом обществе хорошим тоном. В эру Яковлева стали убивать городских министров и депутатов. И, что характерно, «криминал» стал восприниматься нормальной политической силой. Таков уж новый петербургский стиль.

Стиль — это не только человек, стиль — это строй. В том числе и губернский, и даже государственный. В этом смысле название известной передачи нашего городского телевидения «Петербургский стиль» как нельзя более удачно. В названии — целая декларация: авторы и те, кто пригласил их в эфир, провозглашают таким образом, что хотят сделать петербургский стиль, петербургский строй однозначно определенным — развязным, циничным, беспардонным. Мы-то думали, что петербургский стиль олицетворял академик Лихачев, а нам отвечают: «Полно! Лицо Петербурга — это лицо Железного Шурика!»

И когда прения обострились, когда задеты оказались очень серьезные интересы, депутаты новой формации просто применили привычные им силовые приемы — сначала боксировали руками, а потом самый смелый бил ногой в пах уже нокаутированного соперника. Тут уж новый «петербургский стиль» явился на городских экранах в полной красе и силе: девичий голос за кадром упоенно комментировал состояние гениталий избитого ногами депутата — и это был голос девы из прайда Александра Невзорова. Прайдом давно уже назвали полигамную львиную семью, а недавно — продюсерскую фирму нашего Железного Шурика, в чем проявилась маленькая мания величия: законы стаи в фирме Невзорова, само собой, свято соблюдаются, но в стаи ведь собираются отнюдь не только львы, но чаще животные куда менее царственные.

Именно Невзоров стал подавать криминал нормальной политической силой. Анализируя шансы различных депутатов на председательское кресло, он в равной мере оценивал поддержку, которую оказывают кандидату городские власти, силовые структуры, криминал, — таким образом он приучил петербуржцев к мысли, что криминал — такое же легальное и власть имущее сословие, как администрация губернатора, как силовики.

Когда-то в советские времена все знали, что думают граждане одно, говорят другое, пишут третье. И надо сказать, мы успешно возвращаемся в столь привычное состояние. Невзоров говорит о влиянии криминала в самом общем виде, а в частных разговорах, не попадающих в газеты и на экран, все гораздо конкретнее. В том числе — в частных разговорах депутатов. Противники спорного законопроекта обсуждают совершенно спокойно, сколько заплачено тем, кто голосует «за». Речь обычно идет о многих десятках тысяч долларов.

Тут все не доказано. Как не доказано существование ведьм и колдунов. Но мифология, утверждавшая существование нечистой силы, определяла мысли и поступки людей в средние века. И снова определяет на исходе ХХ века. Нечистая мафиозная сила стала главным содержанием современного петербургского мифа. Толкуют о соперничестве «тамбовской» и «казанской» группировок, и самый авторитетный полицейский чин Петербурга после убийства депутата Новоселова публично заявил, что ему известны три крупных городских политика, принадлежащих к «тамбовцам», но именно Новоселов к ним не относился. А кто относится — чин, увы, не уточнил. Но в городе догадываются.

Иногда все-таки всплывают и фамилии. Много удивительных приговоров выносят судьи, и недавнее дерзновенное решение районной судьи об освобождении под подписку Ю. Шутова, которому инкриминируют организацию банды, совершившей несколько очень известных убийств, — новейший, но не единственный тому пример. Однако только почтенный член городского суда Ф. Холодов попал под гласный суд по обвинению во взятке. До того он оправдал известного в городе В. Кирпичева, считавшегося атаманом крупной бандитской шайки. Кирпичеву такое правосудие, правда, вышло боком: по приговору некоего теневого бандитского трибунала Кирпич был вскоре застрелен окончательно и бесповоротно — без права на обжалование приговора. А так бы сидел живой и здоровый в привилегированной коммерческой камере с доставкой девочек и наркотиков. Другого известного атамана, А. Малышева, судья Холодов тоже оправдал, чем и заработал коммерчески выгодную репутацию на все отзывчивого человека. Потому-то и обратился к нему знаменитый книголюб Д. Якубовский, который незадолго до этого организовал вынос из Публичной библиотеки четырех чемоданов редчайших старинных изданий. Дело с Холодовым не сладилось, но судья медлил с возвращением уже полученного задатка, и тогда богатый, но жадный Якубовский обратился с заявлением к следователю, в котором и рассказал чистосердечно о состоявшейся взятке.

Подкупность следователей и судей — это тоже современный петербургский миф. Из уст в уста передается прейскурант цен за прекращение любого дела, включая убийство. Ни одна социология не знает, на сколько процентов этот миф соответствует действительности. Но несомненно то, что большинство горожан в этот миф верят, точно так же, как верят в астрологию, верят в сглаз и порчу. Верят, и миф определяет их поступки.

Мифологической фигурой стал и губернатор Яковлев. Лично мне хочется верить, что он честнейший человек — ну просто потому, что при личном знакомстве в нем обнаруживается достаточное обаяние; однако городская молва уверенно приписывает ему тесные связи с весьма неформальными, но авторитетными городскими сообществами. Узнаем ли мы когда-нибудь правду? Разве что после того как нынешний губернатор снова станет частным лицом. В России под следствие попадают только бывшие.

Ну, а Яковлев пока что озабочен тем, чтобы продлить свое губернаторство еще на четыре года.

Лишившись мощных союзников (ведь «Яблоко» в нашем городе — самая влиятельная партия), губернатор задумался о шансах на собственное переизбрание. И тогда явился проект переноса выборов с апреля будущего года на декабрь нынешнего, когда избирается Государственная дума. Чтобы уж голосовать так голосовать! Прибавляют ли ему шансов столь скоропостижные выборы? Его соперники считают, что да: Яковлев постоянно на экране, он, таким образом, «раскручен», а им провести короткую, но эффективную кампанию гораздо труднее.

Дело долго не клеилось, противники переноса — депутаты Городского законодательного собрания — использовали уже многократно испытанный прием: не регистрировались и тем самым не позволяли собрать кворум. Надвигался критический срок в семьдесят дней, миновав который назначить выборы уже невозможно. И тогда сторонники губернаторского ускорения пошли напролом: наличие кворума было обеспечено с помощью поддельных ключей для электронного голосования.

Закон был, таким образом, принят «со взломом», но вышел большой скандал, и несогласные подали в суд.

Несмотря на то что губернатор решительно выступил за перенос выборов, нельзя все-таки говорить, что несогласные судились «против Яковлева», хотя перед зданием суда и шумели пикетчики с плакатами вроде: «Молодые коммунисты за Яковлева!» Прежде всего судились за уважение к законности. Ведь атмосфера беззакония губительна для всех, в том числе и для губернатора. Прокурор Крыленко когда-то думал, что победоносно вершит специфическую «партийную и классовую законность», ничуть не подозревая, что готовит собственную гибель. Когда царит беззаконие, никто не знает, кто станет следующей жертвой: «Сегодня — ты, а завтра кто?»

На процессе выяснились интересные вещи. Оказывается, в регламенте нашего ЗакСа есть уникальный пункт: сами депутаты, заметив за собой грех, могут проголосовать и признать нарушения процедуры несущественными — и тогда все у них будет в порядке. Какие же нарушения существенные, а какие нет, нигде не оговорено, это депутаты каждый раз решают сами. Вот и при принятии злополучного закона депутаты проголосовали, признав нарушения несущественными, — так значит, все в порядке!

Слушая подобные рассуждения, я невольно вспомнил, как некогда Марадона забил рукой решающий гол — и гол засчитали. Но наши депутаты отважнее Марадоны: его «ручной» гол засчитал подслеповатый судья, а депутаты судят себя сами.

Самым интересным из «несущественных» нарушений было голосование депутата Селиванова. Закон был принят минимальным большинством в 26 голосов. Но голосовавший «за» депутат Селиванов находился в этот момент в Москве, и не просто в Москве, а в здании Думы, поэтому его вояж в столицу был доказан документально! Без Селиванова закон не проходил, но его призрак успешно проголосовал — и это нарушение было признано несущественным. И не только депутатами, но и прокурором.

Слушая прокурора, я молодел душой: казалось, на дворе снова 1979 год, когда диссиденты могли что угодно доказывать в судах — их доводы не опровергались, а просто игнорировались: говорите что хотите, а приговор уже давно согласован и подписан. Прокурор мельком признала, что нарушения в ЗакСе были, но вслед за депутатами признала их несущественными.

В городском суде Санкт-Петербурга прозвучало новое и крайне весомое слово в юриспруденции!

До сих пор я считал, что закон бывает либо нарушен, либо нет, третьего не дано, но оказывается, закон можно нарушить, но не очень. Тем самым открываются блестящие перспективы. Пусть администрация, милиция и любые другие слуги народа совершат откровенное беззаконие, вы пойдете жаловаться в суд, ваши доводы будут неопровержимы — но вам ответят: «Да, слуги народа нарушили, но не очень, а потому все сделано правильно, в иске отказать!» Уверен, что новое «петербургское право» должно по праву затмить устаревшее право римское.

Вдобавок правосудие оказалось заказным. Я хочу сказать, что решение городского суда подоспело как по заказу, ну прямо минута в минуту: в 16.00 открывалось обширное городское собрание, на котором губернатор Яковлев приготовился рассказать о городских делах и своих успехах, а в 15.41 судья Т.А. Гунько огласила свое решение. Яичко снеслось точно к Христову дню.

Впрочем, судью я не сужу. По ходу дела она спросила депутата А. Ковалева:

— Почему не явился свидетель Селиванов?

И был немедленный ответ:

— Депутаты тоже люди. А люди хотят жить.

— Все понятно,— быстро кивнула судья.

Двадцать пять разгневанных питерских мужчин спешно приняли сомнительный закон, губернатор срочно его подписал — так неужели одна хрупкая миловидная женщина должна исправлять положение?!

По поводу того, что суд — дело опасное, Ковалев не преувеличил. Стоит напомнить, как был убит депутат Новоселов. Его взорвали утром на людном перекрестке, а через час он должен был выступить свидетелем на этом самом суде про перенос выборов. Покусители отчаянно торопились, заставили киллеров идти на громадный профессиональный риск — и в результате впервые в истории громких «новорусских» убийств киллеры были задержаны прямо на месте преступления! Зачем же они так торопились, когда прямо-таки созданы для покушений тихие подъезды? Значит, нужно было не просто убрать Новоселова, нужно было не дать ему прожить даже лишних пару часов!

Убийство небывалое, вплетающее последний терний в терновый венец «криминальной столицы», венчающий высокое чело такого интеллигентного, такого стойкого града Санкт-Петербурга. Ни разу наш гордый город не сдался врагу внешнему, не убоялся Наполеона, выстоял в гитлеровскую блокаду — но внутренний мафиозный враг оказался хитрее и настойчивее, оборониться от него оказалось гораздо труднее.

Убийцы депутата Новоселова схвачены с поличным, живы, дают показания — но горожане не верят, что найдут их нанимателей. Современный петербургский миф гласит, что подлинных могущественных убийц сыщики найти не сумеют. Или — не смеют.

Михаил ЧУЛАКИ