В прошлом номере мы писали о том, что в Башкирии начали осуществлять катастрофический проект, один из давней серии коммунистического «поворота рек». Сегодня мы рассказываем о людях, живущих на обреченной земле
Репортаж с места грядущей экологической катастрофы
Над Юмагузинским заповедником висит туман, скрывая вплотную подступив к его границам черные дымы, сточные воды, искореженную землю. Заповедник дремлет, делая вид, что впереди вечность. Но уже завтра смерть перейдет границу и заповедник умрет
ЗВЕРИ И ДЕРЕВЬЯ
Внешность чеховского интеллигента, молодые глаза. По профессии Александр Волков не учитель, а физиолог. В университете, ставя опыты на крысах, обнаружил, что первыми пользоваться кормушкой обучаются низкоранговые особи, затем высокоранговые, а доминант отбирает еду у тех, кто научился. Этот пример школьникам Волков приводит не для подражания, а для размышления.
«Смотрите, — говорит он детям, — какой необычный розовый куст черемухи. Откуда взялся? И что из этого следует?» Он разворачивает логическую цепочку: кислотные дожди — изменение окраски цветка — ослабление завязи — уродливые плоды — неурожай — голодные медведи истребляют домашний скот — мы ведем отстрел медведей... Как в рассказе Брэдбери, где бабочка, раздавленная путешественником в прошлое, прервала связь времен. «И грянул гром...»
В Стерлитамаке, Салавате, Магнитогорске земля чадит, дымит, горит. А тут — последний клочок реликтовой, незараженной земли, на котором сидят, как собаки на сене, такие же не от мира сего люди, ведут летопись: такого-то числа появились проталины, такого-то — прилетели галки. Цветение мать-и-мачехи, первый рев маралов... И так десятилетие за десятилетием. И каждую минуту на земле исчезает один вид живого. Бесследно, навсегда.
В штате Юмагузинского заповедника три специалиста по эколого-просветительской деятельности. Должность эта в штате появилась недавно, и поначалу никто не знал, в чем ее смысл. Читать бабкам лекции? Журить браконьеров? Поздно, слишком поздно... Разве что действовать через детей?
Так возникла заповедная школа, где учатся дети из окрестных деревень и приезжающие из других районов и городов. Учатся не у взрослых — сама природа «учит человека в силу самого пребывания в ней» — так записано в их программе. Есть, например, урок — прийти на гору. Я тоже туда лазил в апреле; снег был рыхлый, глубокий, и я, не поспевая за Волковым, встал на четвереньки, как зверь, и шустро полез, чувствуя преимущество зверя над собой.
Мы идем с Волковым по заповедной тропе, и он интерпретирует. В почве, в горных породах содержатся возможности будущей адаптации. Чуть что — сосновый лес меняется на березовый, более живучий. В природе надо искать то, что нужно культуре. Живучие культуры — и не живучие.
«Какой лес более устойчив? — размышляет Волков, ведя меня по тропе. — Разновозрастный и разновидовый. Как и общество...»
Вот еще пример интерпретации: маралы и лоси. Одни питаются кустарником, другие корой и листьями деревьев, а живут на одной горе, в одном лесу. «Так и либералы и консерваторы, демократы и коммунисты могут сосуществовать». Я не соглашаюсь, говорю что-то про волков. «И волки тоже нужны».
Природа богаче и мудрее любых социальных конструкций. «Ребятам на слете дали задание: представьте, что вы на мертвой планете восстанавливаете жизнь. Как? А теперь представьте, что восстанавливаете устойчивое общество...»
И дети из глухих деревень поняли, что существуют всего два типа обществ — закрепощенное и свободное. А потом, обдумав свои действия по спасению мертвого общества, пришли к выводу: не надо людям особого начальства, надо все делать самим. «Нас это поразило, — говорит Волков. — Откуда это у них?»
Так ведь он сам постоянно вслух интерпретирует — вот и они тоже...
Погружение в природу и никакой спешки — их принцип. Рассмотреть предмет с разных сторон. Попытаться выявить нечто универсальное. В природе все низкопотенциально. Энергетический потенциал живой клетки — 1 вольт. В природе не скапливается большая энергия, поэтому у нее — без вмешательства людей — не бывает катастроф. Природа не гонится за сумасшедшими дивидендами, не выжимает ресурсы. Этим дикие животные отличаются от домашних. Дикие видят, что мало корма, и у них срабатывает инстинкт — уходят. А домашние жрут что дают, концентрируются. Перспектива — волки никогда не появятся там, где мало жертв. «Не хочешь быть жертвой — не концентрируйся...»
Мы с Волковым идем по лесу, в котором не видно обитателей, только ветер шумит в верхушках деревьев. Звери-невидимки. Чудеса... Вообще места тут чудесные. Зимой радуга была необычная, такой нимб вокруг солнца. В феврале вдруг набухли почки. НЛО то и дело обнаруживаются. Добро бы деревенские россказни — так нет, сами научные сотрудники рассказывают: один видел тарелку изумрудного цвета, другой — НЛО в форме груши. В ста километрах, на Лысой горе, в заповеднике «Шульган-Таш», встретили снежного человека, совершенно белого, дети за ним побежали — он точно в воздухе растворился. Другой (или тот же самый) спустился из леса неподалеку от метеостанции — побежал за молоденькой сотрудницей. Она перепугалась, заперлась в лаборатории, забилась в угол, потом думает: что ж я, дура, делаю?
Прошел мимо...
ПЧЕЛЫ И ПЕЩЕРЫ
Пять лет назад Людмила ходила с друзьями в поход и забрела на это место. Был ноябрь, полнолуние, она сидела у избушки и смотрела на заснеженные ульи, не зная, что в них никого нет, и пришло в голову слово одно — «пчелы». Вернулась в Уфу, а мысль об этом месте не дает покоя, и она решила зачем-то пойти учиться на пчеловода. Пошла в университет, и там первый человек, которого встретила, вот чудо, из этих мест, и он ей сказал: «Вам надо ехать в «Шульган-Таш». Ничего не объяснял, просто посмотрел ей в глаза: «Там красиво».
А у нее тогда в жизни все летело кувырком — и вот случай.
Написала в заповедник директору Косыреву. Приходит ответ: «Приезжайте». Она тут же ринулась — прошла под дождем и снегом в валенках двадцать километров, явилась вся мокрая, с селедкой в подарок и с фотографиями края. Косырев как посмотрел на нее и на ее фотографии — сказал: «Что хотите, на выбор. И дом вот вам, живите». Вдруг в феврале, после бури, — дом. С печкой — а она с ума сходила по печкам. И сад. «Я своим глазам не поверила», — говорит Людмила Алексеевна Кичаева.
Начала с музея природы. Избушка была у Каповой пещеры, заброшенная, она ее обиходила. Бабочку на оконном стекле нарисовала, карту исчезнувших поселений. Стала хранительницей пещеры, которая зимой закрывается железной дверью, а летом она ее отпирает и водит экскурсии. Пещера — визитная карточка заповедника — по-башкирски Шульган-Таш, что в переводе «ушла вода под камень». Бежит речка, попадает в карстовую воронку, пять километров течет под землей, намывает пещеру, а потом выходит наружу, образуя голубое озеро.
Людмила Алексеевна взяла ключи, фонарь, и мы отправились в пещеру, где хозяйка показывала мне свои сокровища, выхватывая из темноты лучом фонаря свисающие со свода громадные ледяные сталактитовые иголки, а в зале Хаоса — загадочные рисунки. 40 лет назад зоолог Рюмин искал тут летучих мышей, а нашел древнейшие в Восточной Европе наскальные изображения. Людмила осветила фонарем — и я увидел дикую лошадь, мамонтиху с мамонтенком, «антропоморфа» — человека с клювом... 14-тысячелетний мрак. Шорохи, бульканье, многоголосье капели. А ближе к выходу — напористый, как мотор, шум ручья. Звуки вечности — и звуки жизни. Как прекрасна жизнь...
Потом мы сидели у печки, и Людмила рассказывала, как она в деревне принимала роды — в метель, никого поблизости нет, и как ребенок выпрыгнул ей прямо на руки, и она увидела, какой он красивый.
Вот такая началась у нее странная жизнь. Музей, пещера... И дети. Раньше ведь она работала с детьми, ну и подумала, что же это пропадает, и попросила разрешения у директора школы детям слайды показывать — она много путешествовала по Саянам, Байкалу, Уралу.
Она вспомнила то слово, которое было в самом начале — «пчелы». Места эти — медовые. И самый древний промысел — бортничество. Это целое искусство: выбрать дерево, дать ему выстояться, выдолбить дупло на высоте трехэтажного дома. И это целая наука — о племени, в которое согласно легенде превратились «сметенные крылом ангела черви», о племени, так похожем на человеческий род, где есть и матка, и детка, и трутни, и работники, снующие без устали с цветка на цветок.
И открыли в «Шульган-Таше» школу лесного пчеловодства.
А Волков собирает «Совет всех существ». Прожив неделю в лесу, дети усаживаются вечером вокруг костра в масках зверей, а один из них стоит — это человек, и каждый зверь высказывает ему свои упреки, а человек оправдывается, потом кто-то другой становится на место человека, и в итоге все приходят к выводу, что зверям и людям нужно согласие. И звери наделяют человека «острым зрением орла», «терпением и гибкостью текущей воды», «непреклонностью дерева»...
ДИВЫ И ДУХИ
Эту старинную поговорку Марат услышал от своего деда-сказителя: «Лес полон ангелов, и каждый делает свою работу». Хотя «ангел» — звучит не совсем по-башкирски, скорее — «дух». Их тут много. Дух леса, дух воды, дух дома. Самый главный — «тенгри», дух природы... Бурзянский район — самое глухое место на Южном Урале. Два человека на квадратный километр. Если и встречается дорога, то такая, что по ней страшно ехать. Деревни в основном башкирские, изредка встречаются бывшие горнозаводские, с прудами екатерининских времен, купленные каким-нибудь фон Сиверсом после подавления Пугачевского бунта. Есть гора Пугачева. А вообще места гораздо более древние. Здесь создавался народный эпос «Урал-батыр»...
Заслуженный учитель из деревни Кипчак Марат Муллагулов, с которым меня познакомили коллеги Волкова, — местная достопримечательность. Краевед, эколог, учитель башкирского языка и литературы, писатель, художник, основатель мастерских народного творчества. Он может объяснить, откуда какое пошло название: «Режь тыкву», «Лошадь утонула», «Старик умер»...
Топонимика здесь выразительная. В школе Муллагулова я разговорился со старшеклассниками, у которых были такие имена: Лейсан — «Веселый дождь», Айселу — «Лунная красавица», Ильсаф — «Чистая страна»... Очень похоже на индейцев. Заехавший в эти края корреспондент столичного журнала «Медведь» назвал здешних жителей «неприрученными аборигенами». Народ не обиделся, но очень смеялся. Газеты тут получают исправно и «видео» обмениваются деревня с деревней. Хотя телевизор с единственной программой — и та рябит.
Но это к лучшему, считает Марат, есть время для более важных занятий. Они тесно связаны с заповедными. Это поначалу местные просветители читали лекции по экологии, водили по тропе да интерпретировали. А потом обратились к духам. Да тут никак нельзя без них. Ландшафт такой. Сама возможность созерцать его сохраняет культуру, даже если все остальное разрушено.
Была такая легенда. В древние времена одно племя напало на другое. И женщина с младенцем отправилась за помощью в другое селение. Она очень спешила, бежала по берегу реки, скрываясь между деревьями, и поняла, что не успеет — вот-вот их настигнут. Она решила облегчить ношу, оставить ребенка здесь, увидела высоко на дереве грачиное гнездо, залезла на дерево, положила в гнездо ребенка, а сама поспешила за помощью. Спустя несколько дней люди пришли на то место и обнаружили, что ребенок жив-здоров, а грач кормит его. И люди решили отблагодарить птиц. С тех пор стали справлять «грачиный праздник». Много веков его справляли, пока не пришла советская власть...
Марат Муллагулов предложил людям его возродить. И однажды в конце марта они вышли в лес, женщины и дети, как в легенде, неся птицам подарки, развешивая на деревьях в казанах кашу. Теперь этот праздник опять проходит каждый год, и не он один. Есть «кукушкин чай», не уступающий японским урокам любования природой: в конце мая дети поднимаются на вершину горы, заваривают чай и слушают бабушек и кукушек...
В деревенской школе я видел: встав в полукруг, мальчики усердно дули в древние дудочки — называются «курай», а девочки танцевали в белых, взятых у бабушек подвенечных платьях, и были как ангелы.
Лес полон не одних ангелов. С орнитологом Зульфией Багаутдиновой мы как-то пришли в предрассветный лес на глухариный ток. Сняли лыжи, встали под дерево, и Зульфия объяснила мне в темноте, как приближаться к глухарям: сделать пять шагов и замереть, потом опять пять... Нет, это раньше было пять, сказала она, а сейчас — три. «Почему три?» — «Фактор тревожности».
СПЕЦИАЛИСТЫ И ПРОРОКИ
Тревога зверей и птиц — свидетельство подступающей к лесу грязи. В Белорецком районе — могильники оборонных отходов. В Стерлитамаке — подземные взрывы. В Челябинске, тоже неподалеку, — авария, о которой не пишут. И под самым носом — разработки радиоактивного боксита. Все успокаивают, что фон в пределах допустимого, но люди все видят. Японцы приезжали, постояли у пещеры с дозиметрами, а в пещеру не полезли...
И вот на пороге большая беда. Десять лет назад тут уже пытались построить водохранилище, грозившее затопить заповедные места и деревни. Тогда это остановили — гласность, мода на экологию. Сегодня — новая попытка. Решено превратить национальный парк «Башкирия» в Юмагузинское водохранилище, которое, по оценкам специалистов, не решит проблем водоснабжения, зато затопит заповедник, разрушит уникальные леса, аналога которым нет в Европе, уничтожит редкие растения и животных, археологические памятники, пещеры, селения... Разрушит жизнь живущих здесь людей. У меня в руках протокол состоявшегося в апреле собрания жителей деревень Кутаново, Максютово, Иргизла с присутствием представителей строительных организаций.
Представители: Специалисты пришли к выводу, что ущерб вполне допустим.
Жители: Но исчезнут 13 древних стоянок и поселений, 10 уникальных пещер...
П.: Это все мы снимем на видеопленку, чтобы сохранить для потомков.
Ж.: Погибнут 30 видов редких растений и животных...
П.: Да в основном мелочь — мыши, ежи, а крупные животные уйдут.
Ж.: И вы уничтожите тайменя, форель, хариуса, подкаменщика...
П.: Разведем в водохранилище щуку, окуня, леща.
Ж.: Исчезнет бурзянская пчела... Живая река превратится в грязную лужу... Арал погубили такие же, как вы...
П.: Это не ваша земля, вы что, отделяете себя от республики?
Ж.: Это наша земля! Мы здесь родились. Тут жили наши предки...
Разговор слепого с глухим. Что вы хотите от начальников, которые снисходительно посматривают на заключение независимых экспертов, согласно которому строительство плотины «приведет к нарушению геодинамического равновесия и в сочетании с земными приливами даже при слабой сейсмичности в 2 — 4,5 балла может привести (особенно в фазы полнолуния и новолуния) к разрядке напряженного состояния земной коры и в течение секунд вызванному землетрясению... с несущимся по Вольскому проливу водяным валом высотой приблизительно 20 метров, сметающим на своем пути прибрежные города и поселки»...
Я нашел в библиотеке «Урал-батыр», башкирский народный эпос. Это история о человеке, который хотел найти живую воду, чтобы стать бессмертным. Но пройдя тяжкие испытания, обретя наконец то, чего желал, он осознал, что бессмертие стало бы для человека мукой — и окропил живой водой — делая бессмертной — природу. Неужели тысячи лет спустя человека, решившего отмыть в «живой воде» преступные миллиарды, не остановит пророчество о вырытом дьяволом черном «Шульгеновом озере», полном кровавых дивов и змеев: «Не надо воду из озера пить / Жизнь свою понапрасну губить... / Другой в озерах не станет вода. / Как материнское молоко / Не вспоит страну никогда».
Что такое эпос? Памятник культуры? Кладезь мудрости? Или чертеж миро-здания, частью которого и мы являемся, восстанавливая утраченные фрагменты?..
На чем стоит мир? На детях, на школе, на Волкове с его лесными интерпретациями, на Марате с его духами и дивами, на Людмиле с ее пчелами. Все они живут на одной реке, те — у начала сплава, другие — подальше, третьи ближе к концу. Соединить их вместе — будет нечто. А если загубят реку, на которой они живут, — ничего не останется. Ничегошеньки.
Над заповедником горит яркая звезда. Если посмотреть в телескоп, увидишь, что это не звезда, а планета, вокруг которой оранжевое сияние других. Планеты выстраиваются в ряд, и совсем скоро наступит парад планет.
Одни говорят — конец света. Другие — что начало.
Анатолий ЦИРУЛЬНИКОВ (фото предоставлены автором)
Места эти - медовые. И самый древний промысел - бортничество. Это целое искусство: выбрать дерево, дать ему выстояться, выдолбить дупло на высоте трехэтажного дома. И это целая наука - о племени, в которое превратились «сметенные крылом ангела черви», племени, так похожем на человеческое... |
На фотографиях:
- Школа лесного пчеловодства.
- «Не надо людям начальства, - считают эти дети, - все надо делать самим».
- Имена у этих детей: Лейсан - «веселый дождь», Айселу - «лунная красавица»...
- Природа знает способы избежать катастроф.
- Лес полон ангелов.
- Пчелы - наша родня, считают в «шульган-таше».
- Вот здесь и встречается снежный человек.