ОНО НАМ НАДО?

Особенности национального образования-99

Образование у нас по-прежнему дают. И, кажется, неплохое. Интересное, что это начали вдруг понимать и мы сами. Конкурс в вузы год от года растет (см. таблицу). Спрос же — на специальности самые неожиданные. Особенность нынешнего года: юристы и экономисты более непопулярны

Стас СЕМЧЕНКО, 17 лет, поступает в Институт стали и сплавов:

— Нет, я не на экономический факультет. На технологический, на порошковую металлургию. Металлургия — козырная специальность для эмиграции в Канаду и Австралию. В Штаты я не хочу, там негров много. Я не расист, конечно, но неприятно как-то... Наши музыканты и врачи на Западе никому не нужны. А строители и металлурги — нарасхват. Особенно порошковая металлургия — последний писк. Мой приятель идет в МИРЭА, чтоб стать компьютерщиком. Грин-карта в Штатах ему обеспечена. У меня план такой — после института четыре года практики на металлургическом заводе. Можно не в Москве. Жаль, что сейчас распределения нет, я бы уехал куда-нибудь. Просто без опыта работы по специальности об эмиграции нечего и думать. А Канада и Австралия сейчас сделали послабление для русских эмигрантов: они неприхотливые и очень образованные. К тому же белые — не сильно выделяются среди местных. Английский у меня в активе: я школу английскую кончал и сам занимался. Я даже планирую диплом на английском защищать. Здесь это можно, я узнавал. А потом, прощай Родина! Не жалко ли? Скажу честно: я уеду из этого кошмара с таким чувством... с таким чувством. Ну как, наверное, человек из тюрьмы выходит. Ну вот, наконец-то все позади. Потом, когда обоснуюсь, я маму перевезу. Только в промежутке, пока я здесь, жениться нужно. А то там с этим сложности. И я слышал, балованные там бабы. Местную надо брать. Рядом Текстильный институт, он бабский, может, там и присмотрю. Лучше не москвичку. Правда, на ухаживания у меня времени не будет особо, наверное. Я учиться намерен. Я же ставку сделал...

Андрей АЛЕКСЕЕВ, 18 лет, поступает на мехмат МГУ:

— Диплом сейчас можно просто купить в метро, но ведь по бумажке только встречают, а там дальше смотрят, что ты знаешь. А знания не покупаются. Наука у нас должна же вылезти из того кризиса, в котором она сидит сейчас. Достаточно вспомнить, что очередной элемент таблицы Менделеева открыли наши ядерщики, правда, на американские деньги. Я в принципе не собираюсь по окончании университета уезжать на Запад. Хочется жить и работать здесь. Я даже готов подписать любую бумагу о том, что если меня будут бесплатно учить, я обязуюсь работать только здесь. Конечно, если работа сможет меня прокормить.

Владимир РУДНИК, 17 лет, абитуриент биофака МГУ:

— Если честно сказать, то один из мотивов моего поступления в университет — нежелание идти в армию. Если бы не она, я бы не стал сразу поступать, отдохнул бы после школы, поработал бы. А так — или в институт, или в кирзачи. Как говорится, выбор небогатый. Если не пройду на биофак, пойду в педагогический. А там видно будет. Может, тогда коммунисты придут к власти и опять всех обеспечат работой.

Дина КАЮРОВА, 16 лет, поступает одновременно в четыре театральных вуза:

— У нас в Воронеже тоже есть театральный институт, но после него трудно устроиться, а московский диплом в театрах еще котируется. Правда, говорят, что в Москве, чтобы на хорошую роль пробиться и стать известной, нужно со всеми режиссерами... ну это... переспать. В принципе я согласна, но должна быть какая-то гарантия, что не кинут... что дадут Джульетту сыграть, это моя мечта.

Прокомментировать летнее наступление трудящихся абитуриентов на приемные комиссии мы попросили профессора Московского государственного индустриального университета (бывший завод-втуз при ЗИЛе), доктора наук, заведующего кафедрой деталей машин Нурбея ГУЛИА.

— Нурбей Владимирович, чем вы объясните, что даже в ваш сугубо технический вуз на инженерные специальности — и все равно конкурс? Может, из-за военной кафедры?

— Отчасти из-за военной кафедры. А еще, я думаю, из-за того, что люди начали понимать — долго так продолжаться не может. Популярных еще недавно экономистов и юристов уже переизбыток, они никому не нужны в таком количестве. И теперь выпускникам-экономистам трудно даже в магазин устроиться продавцом. Помните, в каком фаворе были еще пару-тройку лет назад бухгалтеры? А теперь бухгалтер из фигуры культовой вновь превратился в простую тетеньку в нарукавниках.

Ведь по сути все эти экономисты и юристы — обслуживающий производство персонал. А где у нас производство? Через два-три года выйдет очередная армия экономистов, которые ломанулись учиться на эту модную профессию два-три года назад. Ну и какие такие договоры и товарно-производственные отношения будет обеспечивать армия этих свежевыпущенных экономистов?

А вот производство будет расти! Уже сейчас на ЗИЛе острая нехватка инженеров.

— Ну так они и получают копейки.

— Пока да. Но инженер — главный человек, и он будет получать большие деньги.

— Когда?

— Я думаю, лет через десять. Никуда мы от этого не денемся. И сейчас уже можно начинать поступать на инженерные факультеты, чтобы через пять лет стоять в низком старте. Потому что в скором времени в России будет производственный бум, а сейчас специалистов нет, вакансии открыты, и можно будет сделать колоссальную производственную карьеру! Взрывную. Примерно такую, какую сделали наши ранее бывшие в загоне экономисты, пробившиеся на волне перехода в рынок в гайдары, чубайсы и гусинские.

— Может быть, абитуриенты, поступающие на инженерные и научные специальности, рассчитывают на заграничную востребованность?

— Частично да. Наше естественно-научное образование котируется в мире. Чуть ли не все математики в США говорят по-русски. То же самое с хорошими инженерами, технарями. Пять моих учеников уехали жить за границу, за что я их сугубо осуждаю. Я лично считаю, что поступать в вуз с расчетом на дальнейшую эмиграцию — безнравственно. Получить от родины бесплатное и хорошее образование, а потом покинуть родину в трудный момент. Но я уверен — они еще пожалеют.

— Почему же? Там лучше условия, больше денег. Вас ведь тоже звали за рубеж, я знаю...

— Звали, и не раз. А знаете, что я им отвечал?.. А что я буду делать там с этими вашими деньгами? С кем я их буду пропивать? С вашими американцами? Увольте! Не могу с ними общаться, наших шуток они не понимают. Вот пил я с одним американцем. Я по происхождению бывший кавказец. Налил ему вина в рог. А сам взял ногу... Я как раз накануне нашел пластмассовую женскую ногу от манекена, которые в витринах стоят, притащил домой — ну, хорошая же вещь! — вымыл ее, естественно. Она пустая внутри... И налил я себе вина в эту ногу, отдаленно похожую на большой рог. Американец на меня глаза выкатил: как же может профессор, доктор наук так несерьезно себя вести! Говорю ему: хочешь и ты из ноги выпить? Он пошел красными пятнами, вспотел и начал изо всех сил и на полном серьезе отказываться, будто я его пригласил вступить в противоестественную половую связь. Я говорю: ну выпей хоть за своего президента из чудной женской ножки! Он испуганно: нет, я не занимаюсь политикой!..

Ну как с такими людьми дело иметь?.. Нашему человеку с высшим образованием на Западе должно быть скучно. Ни из ноги попить, ни пошалить. Поэтому не надо никуда ехать из России. Здесь сейчас самая жизнь начинается. Самый интерес!..

Цифры порой красноречивее слов. Оказывается, уже три года падает (!) конкурс на юридические специальности. Неустойчиво колеблется конкурс на специальности экономические. И совершенно неожиданно, пока совсем не намного, но уже начал расти конкурс на вошедшее В анекдоты и монологи советских и постсоветских сатириков гордое звание инженера (промышленность, транспорт). С каждым годом увеличивается конкурс на нищенскую зарплату врача.

Нервное

Выбор факультета не должен стать компромиссом с собой

Вопрос: «Нужно ли в этой стране получать высшее образвание?» — до сих пор остается вопросом. Потому что интеллигенция здесь была, есть и будет самым зависимым от властной дури классом. Быть в подвешенном состоянии — судьба интеллигентов в любой стране, генетически склонной к революциям. Представим, например, что завтра произошел коммунистический реванш (что очень реально как сценарий в любой момент в ближайшие лет еще десять). Кто будет среди самых гонимых? Разве работяги с заводов? Нет, пролетариат продолжит вкалывать в меру способностей. В опале окажутся, во-первых, сотрудники министерств и ведомств (как пособники преступного антинародного ельцинского режима), а во-вторых, клерки частных компаний (как капиталистические глисты в здоровой заднице социалистического общества). И тем не менее абитуриенты зачем-то прутся, платят, занимаются, дают, поступают.

ЗАКОН ИНЕРЦИИ

Есть в их этом выборе и закон инерции. Конечно, большинство в ответ на вопрос: «Зачем?» — ответят: «Чтобы учиться». И сошлются на то досадное обстоятельство, что «зачем-то же кончали 11 классов». Конечно, очень немногие в 17 лет в состоянии понять, насколько четким жизненным вектором является на самом деле порог института. Жалко, что эти слова очень затертые, но от этого они не становятся ложью: поступая в вуз, надо быть абсолютно уверенным в собственном выборе. Потому что даже жен можно менять, а профессия у большинства одна на жизнь.

И к этой расхожей мудрости я добавлю примету времени: выбор должен быть или абсолютно искренним («Я обожаю бабочек, и плевать мне на то, что самым гениальным бабочковедам у нас в стране платят по полторы тысячи рублей»), или абсолютно циничным, конъюнктурным («Я и не знаю точно, что мне нравится из наук, знаю только, что приличные деньги в этой стране зарабатывают юристы, и поэтому я с семи лет готовлюсь на юрфак»). Компромиссы, находящиеся между этими двумя крайностями, для русского мятущегося человека мало приемлемы. Наше сознание построено на других архетипах.

Мы пять лет назад очень много говорили, что поступать надо, видимо, туда, откуда прямая дорога на Запад. Своими 17-летними мозгами мы понимали, что ничего хорошего не будет в стране, где половина людей — коммунисты, а другая половина — воры. Мы до сих пор, гоняя теплыми летними ночами по МКАД, ведем трогательные беседы на тему: а не стоит ли, все же уехав, угробить собственную психику в чужой стране ради того, чтобы дети жили счастливо и подальше от Отчизны? Но для меня это так и осталось риторикой. Пять лет назад я поступил на никому не нужный в мире журфак МГУ.

Это был не очень честный компромисс с самим собой. Просто журналистика — самая близкая к гуманитарной науке профессия из относительно денежных. Мною достаточно сильно владел самообман, что можно будет в свободное от работы время изучать искусства, психологию, историю, математику, философию и понемногу становиться Бахтиным. 17-летние не вполне понимают, насколько такой компромисс трагичен.

Я, дитя среднего класса, не мог пожертвовать джинсами Guess и Gucci, ежедневными кафе и ночными клубами по выходным — даже ради приближения к этой восхитительной мистике, результаты которой были передо мной в виде книг, статей, лекций и спецсеминаров. Хотелось прочитать, передумать, сформулировать и написать столько, чтобы разговаривать на одном языке с чудесным профессором Лилией Шарифовной Вильчек — о психологии художественного творчества. Со скучным Богомоловым — о развитии русской мысли в ХХ веке. С похожим на веселого лысенького чертенка Чернышевым — о писателях-эмигрантах и русской традиции ХIХ века. С гениальным лектором Балдицыным — о соотношении античного искусства и других эпох. Все это в большинстве потрясающие и категорически небогатые люди. И чтобы понимать их мысли ровно так, как это необходимо, нужно стать таким же — категорически небогатым.

А я не мог...

Это я все к тому, что при поступлении нельзя устраивать компромиссов. Это нечестно ни по отношению к обществу (которое таким образом получает пребывающего в экзистенциальной тоске работника, вынужденного заниматься не вполне своим делом), ни по отношению к Богу (который хотел ведь что-то получить от моих мозгов, кроме заметок в СМИ).

ЗАКОН ЛОГИКИ

Честнее оказался мой приятель Кирилл. Он всегда не слишком бурно обсуждал перспективу выбрать «выездную» профессию, когда толпы 17-летних подростков теоретизировали у меня на кухне пять лет назад. Хотя ему какие-то знакомые предлагали биофак и мехмат МГУ на выбор за недорого, и с четкой перспективой аспирантуры в Америке.

— Я не то что не хочу никуда ехать. Я просто точно знаю, что не смогу там. Гробить психику, пытаясь устроить счастье гипотетических детей в безопасной стране — это не мое. Русский менталитет — все-таки дерьмо слишком приставучее.

Кирилл, было время, и школу-то не хотел оканчивать. Ему казалось, что в этой стране нормально жить — значит, вести бизнес с чисто братвой, чтобы поиметь денег и отпялить максимум принадлежащих к своей касте баб. Так он жил в последние годы, пока я выбирал между Роланом Бартом, Мамардашвили и российской журналистикой. Однажды (не так давно) он заехал за мной, как обычно ночью, необычно нервно разогнал машину, сообщил, что идет на юрфак:

— С этими уродами дел иметь больше нельзя. Меня тошнит от их цепей и от их героина. И потом — чтобы красть много, тоже нужно высшее образование.

Вот это были ключевые слова.

Я стараюсь не терять связи с молодым поколением. И мое впечатление от поступающих в вузы вполне оптимистическое. Те из них, кто что-то формулирует вербально, в основном циники. И выбирают, конечно, между тем, чтобы увезти свои мозги с собой и применить их здесь на ниве наживы — раз уж с этой страны ничего, кроме больших денег, взять невозможно. Их цинизм по отношению к стране — это цинизм изнасилованных. Нельзя быть патриотом Родины, которая имеет тебя и твою фамилию на протяжении всей истории. Зато в психике абитуриентов произошло очень радостное, на мой взгляд, замещение: теперь они хотят отыметь Родину, чтобы хорошо было им самим, их любимым женам, детям и родителям. Потому что у их поколения вместо национального пафоса — пафос личный и семейный.

Среди абитуриентов все меньше фанатов науки, все меньше собирающихся восстанавливать российское величие. Все меньше знакомых мне по моему опыту нечестных компромиссов с собой.

Просто потому, что в этой стране действительно больше нет надобности получать высшее образование иначе как для выезда или для квалифицированного воровства в пределах РФ.

Фото Марк ШТЕЙНБОК