В воскресенье вечером московский политический и артистический бомонд собрался в Марьиной Роще. Театр "Сатирикон" имени Аркадия Райкина отметил свое 60-летие.
Навстречу спешащим зрителям из-за каждого куста вылезали темные фигуры в камуфляже и спрашивали приглашение. В сквере вокруг театра сотрудников безопасности было больше, чем деревьев. На входе именитых гостей — а простых зрителей в этот день в театре не было — гоняли туда-сюда сквозь металлоискатели до полного размагничивания. "Кто будет-то?" — возбужденно допытывались зрители друг у друга.
Ждали Путина. Партер светился лицами Валентины Матвиенко, Михаила Швыдкого, Натальи Дементьевой, Ирины Хакамады. Директор ИТАР-ТАСС Виталий Игнатенко, согнувшись в кресле, прямо из зала поздравлял по мобильному Бориса Березовского с перемирием в Карачаево-Черкесии и уговаривал присоединиться: "Приезжай, хотя бы к девяти. И Владимир Владимирович здесь..."
Но Владимира Владимировича еще не было. Премьер приехал только к антракту. К этому времени сатириконовцы уже успели отыграть спектакль "Квартет", свою последнюю премьеру, и готовились принимать поздравления. На сцену глава правительства так и не поднялся, хотя досидел до самого конца торжеств, которые затянулись далеко за полночь. В "Сатирикон" он приехал не столько по службе, сколько по душе: Путин познакомился с женой на одном из спектаклей Аркадия Райкина.
Магическое имя отца-основателя, разумеется, поминали все, кто поздравлял "Сатирикон". Торжественную часть планировали сделать очень короткой. Не вышло. Все было, как положено на театральных юбилеях: юморески, танцы, романсы под рояль, студенческие шутки. Александр Ширвиндт один, без Михаила Державина, вышел на сцену нетвердой походкой, вытянув за собой тележку с каким-то грузом. "Я с ипподрома",— гордо сообщил Ширвиндт. После чего он долго навешивал на слегка растерявшегося Константина Райкина всякие лошадиные принадлежности: сбрую, хомут с пестрыми ленточками, шоры. Когда Райкин был полностью экипирован для забега, Ширвиндт снял с телеги увесистый мешок. Как заклинание, промямлив, "чтобы ты всегда помнил, где ты живешь и с чем тебе предстоит сражаться", он вывалил прямо на подмостки кучу навоза. "Наверное, это бутафория",— предположил кто-то из зрителей. Но тут раздался запах.
Потом долго убирали. Но пахло до самого финала. Ширвиндт тоже помогал под бурные аплодисменты зала. Талантливому шуту позволено все. История театра-юбиляра служит тому лучшим подтверждением.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ