МОЙ ПУШКИНСКИЙ

Знаете ли вы, что Музею изобразительных искусств им. Пушкина в этом году 100 лет? Какая картина из этого музея ваша любимая?

Музей

Иван Владимирович ЦВЕТАЕВ не изобретал велосипед. Музеи слепков лучших произведений мирового искусства при университете, какой он создал и открыл ровно сто лет тому назад, 17 (29) августа 1898 года, издавна существовали во Франции и Германии. Феномен музея-юбиляра состоит в том, что весь свой век он менялся, наполнялся новыми коллекциями, его выставки открыли советским людям совершенно иной мир, все то, что существовало за «железным занавесом». Меня, пятилетнюю, в ГМИИ им. Пушкина повел дедов приятель — сын известного меньшевика-агрария Маслова. И всю дорогу бурчал себе под нос: «Старый дурак Цветаев, замусорил Москву своими слепками». Да, бытовало и такое критическое мнение о ГМИИ им. Пушкина. И так сколько людей — столько историй. У каждого — свой Пушкинский музей, яркое воспоминание об открытиях и откровениях, сделанных в его стенах.


Лев АННИНСКИЙ, историк, публицист: Анинский

— Странно, но именно это ощущение: наконец пустили — осталось у меня от первого посещения Музея изобразительных искусств. Хотя кто мешал школьнику пойти туда пятью годами раньше? Ах, «не повели»...

Студентом сам пошел.

Душа, откованная социалистическим реализмом, сжалась перед импрессионистами, не в силах понять, что с нею происходит: мир красок, тонов, линий и пятен очевидно распадается, а мир чувств при этом необъяснимо собран, да так, что отойти невозможно ни от Ван Гога, ни от Моне, ни от Гогена. Только отдается в душе ироническое: «А, ты ревнуешь?».

Через два года — Рафаэль.

Студенческая очередь: ажиотаж, хохот. Крик: «Сикстинку дают!!» — мешается с эренбурговским: «Вы ждали двадцать лет — подождите еще двадцать минут». Да еще вздох Глеба Успенского в памяти: «Выпрямила»...

Наконец пустили! Аллюром — мимо двориков и портиков. Вот она...

Метроном в извилинах начинает отсчитывать секунды. Атеистический глаз отсекает ангелов. Пространство разверзлось: из бездны смотрит лицо, от которого невозможно освободиться. Ну что держит, что? Потом (один, от всех отстав, чтобы не мешали) понял: она — неспокойна. Не ты в нее — она в тебя смотрит. Что-то в твоей душе такое, что она встревожена.

Еще два года спустя — бегом через две ступеньки — на верхотуру музея: там Пикассо. Наконец! Пустили!!

Ну, смотрись, душа, как в зеркало. Сплошные осколки. А мир — собран. Там, на полотне, разнесенная на детали скрипка собрана музыкой тона. И ты этой же музыкой собираешь себя заново. Из осколков. Тихо взмывает душа. Наконец пустили.


Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ, поэт, художник, архитектор:

— Года три назад я выставлял свои работы — «Видеомы» — в Пушкинском, точнее, в Музее частных коллекций. Об успехе говорить не буду, нескромно это. Но у Ирины Антоновой такая традиция: если художник делает выставку, то одну из работ он должен обязательно подарить музею. А я схитрил и все работы после выставки быстренько увез. Антоновой сказал: «Ладно, ладно, я вам потом обязательно подарю». И что вы думаете? Через какое-то время часть моих работ пропала. Потеряны? Украдены? Не знаю. Но считаю, что они «там» — у Господа. Так что это вполне можно считать моим подарком (пусть не явным) Музею изящных искусств.


Александр АДАБАШЬЯН, кинодраматург, художник: Вознесенский, Зайцев и Адабашьян

— В музей этот я ходил с детства, лет с десяти, если не раньше. Сначала с мамой, потом, когда уже точно знал, что стану художником, ходил туда рисовать. Откровения Пушкинского были постоянны. Ведь в мои школьные годы ничего такого официального, кроме передвижников, не существовало. Только в музее на Волхонке можно было увидеть импрессионистов и западноевропейскую живопись.

Как-то я занимался во Франции сценарием картины о Ренуаре, которая, к сожалению, не состоялась, — апокриф по его картине «Обед гребцов». Оказалось, что, кроме профессиональных консультантов, я главный знаток французского импрессионизма. Особенно их потрясло, что среди прочих персонажей я сразу узнал актрису Самари, заявив, что ее персональный портрет находится у меня на родине, в ГМИИ им. Пушкина, и он намного интереснее, чем сама картина.


Вячеслав ЗАЙЦЕВ, кутюрье:

— Для меня, провинциала из г. Иванова, для которого лучшими картинами до 18 лет были «мишки на севере» Шишкина да народная (базарная) живопись на клеенках и рисунки ивановских ситцев, знакомство с Пушкинским музеем, с историей ушедших цивилизаций, с европейской живописью — это переворот в сознании. Долго, настойчиво, с огромным трудом я разрушал свои юные идеалы, творил новых кумиров. В музей я приходил не для того, чтобы возвыситься в познании, скорее для того, чтобы почувствовать свое несовершенство как художника, чтобы через самоуничижение искать пути совершенства профессионального мастерства. Самым большим потрясением для меня был момент чувственного прикосновения к работе, привезенной в Пушкинский из Лувра, великого Леонардо да Винчи «Джоконда». Взгляд Моны Лизы, устремленный на тебя из вечности, преследующий, следящий за тобой, буквально парализовал меня.


Алексей КОЗЛОВ, джазовый музыкант: Козлов и Табаков

— Я учился в школе в самые что ни на есть сталинские годы, и в Пушкинский музей нас водили в обязательном порядке на экскурсии. Поэтому Древняя Греция, египетские мумии и головы философов — главные ассоциации с этим заведением. Создавалось впечатление, что попадаешь в особый мир. Именно тогда у меня зародилась стойкая любовь к истории, к архитектуре. Недаром я потом пошел учиться в МАРХИ.

Культуртрегерская миссия музея выразилась в выставках 60 — 80-х годов. Они были редкие, но роскошные. Очереди выстраивались на них страшные, но все бывали вознаграждены. Мероприятие в целом носило характер праздника. И что самое главное — мы заглядывали за «железный занавес» и узнавали, что «там». Ведь с западным искусством не боролись только в эпоху «оттепели». При Сталине вообще существовала такая статья — преклонение перед Западом (ППЗ). А Пушкинский был, без преувеличения, «окном в Европу» и подалее. Каково же было мое разочарование в московской публике, когда она, прошедшая уроки Музея изобразительных искусств, поперла в Манеж — смотреть китчевые работы Ильи Глазунова.


Олег ТАБАКОВ, актер, руководитель Театра О. Табакова:

— Самые яркие впечатления — это импрессионисты, открывшие мне чувственность воздействия изобразительного искусства, и Сикстинская мадонна. Все, что было потом, не идет ни в какое сравнение с выставкой шедевров Дрезденской галереи. «Сикстинка» в окружении полотен Веронезе, Рубенса, «Шоколадницы» Лиотара. Поверьте, для того чтобы молодой человек заплакал, нужен действительно мощный стресс. Туда было очень трудно попасть, пришлось отстоять долгую очередь. Прямо как в детстве, когда мама водила меня на «Лебединое озеро» и самым сильным было само ожидание за одну-две минуты до того, как занавес раскроется. Так и должно быть. Человек должен готовить себя к встрече с чудом. Тогда, возможно, оно и состоится.


Глас народа

Алексей, 33 года, биолог:
— В Пушкинском музее я давно не был, а когда я там бывал часто, моя любимая картина была «Портрет актрисы Жанны Самари» Ренуара. Она... добрая такая, нежная, я всегда, глядя на нее, успокаивался...

Александр, 34 года, журналист:
— Пушкинский музей? Да, помню, там рядом со входом, справа, стоит мужик с во-о-от таким, по колено, членом. Вот, пожалуй, и все, что я помню о Пушкинском музее.

Наташа, 25 лет, секретарь в детской художественной школе:
— Что музею сто лет, я знаю и ходить туда очень люблю, но в основном люблю скульптуру. А картины... Там есть, кажется, Моне какой-то там собор то ли в вечерних сумерках, то ли на заре... да-да! «Руанский собор вечером». Вот эта картина моя самая любимая.

Анна Степановна, 59 лет, торгует сигаретами у метро «Каширская»:
— Музей Пушкина? Я в музеи не хожу, деточка, у меня времени нет и денежек мало. Сколько там билет-то стоит? Ну вот, а я здесь за день три раза по столько наторгую. Раньше, когда молодые были, ходили, только уж не помню точно куда.

Ахмет, продавец арбузов:
— Музэй нэ знаю нэ мэстный зачем спрашиваешь сматри арбуз астраханский два рубля нарэжу красавица музэй потом пайдем...

Сергей, молодой человек лет 30, без определенных занятий, гуляющий по Красной площади:
— «Огонек»? Как интересно. Сто лет музею? Надо же. Буду знать. Картина? Да как вам сказать. «Джоконда». Ее там нет? Очень жаль. А где есть?

Екатерина Васильевна, 55 лет, направляющаяся в Исторический музей:
— Насчет юбилея не знала, а посещаю, конечно, часто. В основном мне нравятся религиозные сюжеты, голландцы и итальянцы XVII века — Гелдер, Караваджо... (следует список с комментариями длиной минут в пять).

Борис Маркович, служащий, 40 лет:
— Капитолийская волчица. Копия то есть. И египетская мумия. Небось тоже подделка? Подделок не люблю. Картины не люблю и не помню, извините. Ну и что сто лет, мне вон сорок лет стукнуло — что теперь?

Опрос случайных людей в случайное время в случайном месте провела Майя КУЛИКОВА

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

17 (29) августа 1898 года считается днем рождения Музея изящных искусств. Первоначально, по просьбе одного из спонсоров — купчихи Алексеевой, ему было присвоено имя императора Александра III. По сути, собрание слепков было учебным пособием по истории мирового искусства для студентов и преподавателей Московского университета. Иван Владимирович Цветаев — инициатор и первый директор музея, создал своеобразную имитацию уникального собрания из всех музеев мира. А потом произошла удивительная вещь — университетский музей зажил своей жизнью, стал прирастать новыми собраниями. Сначала подарили коллекцию икон, потом представилась возможность недорого купить коллекцию Голенищева (египетские подлинники). В печально известном 1937 году к 100-летию гибели А.С. Пушкина музею присвоили его имя. Тогда это казалось дикостью малограмотных руководителей государства, а потом все привыкли. Политика вообще довольно часто вмешивалась в жизнь музея. Так, целых три года после войны его залы были отданы под малохудожественную выставку «Подарки товарищу Сталину», организованную к 70-летию вождя. Зато примерно в то же время музей получил свое второе рождение, когда его коллекция пополнилась полотнами импрессионистов и постимпрессионистов — пополам с Эрмитажем поделили собрание Музея нового западного искусства. Отдельная страница в истории ГМИИ им. Пушкина — так называемые перемещенные ценности из послевоенной Германии. Но именно демонстрация шедевров Дрезденской галереи перед возвращением на родину стала первой и эпохальной в череде знаменитых выставок западной живописи в Пушкинском музее. Впервые именно здесь наши соотечественники смогли увидеть «Сикстинскую мадонну» Рафаэля, «Спящую Венеру» Джорджоне, «Мону Лизу» и «Даму с горностаем» Леонардо да Винчи. Одна из плодотворнейших идей музея — сборные выставки, в которых сопоставляются различные эпохи и течения в искусстве: «Москва — Париж», «Античность и европейская живопись», «Сезанн и русский авангард», «Гоген. Взгляд из России». С 81-го года музей занялся поиском синтеза искусств, создав международный музыкальный фестиваль «Декабрьские вечера». Наставником фестиваля был великий русский музыкант Святослав Рихтер. В 94-м году при участии выдающегося коллекционера и искусствоведа Ильи Зильберштейна у музея появилась возможность открыть новое подразделение — Музей частных коллекций. И это — серьезное решение проблемы защиты и доступности многочисленных частных собраний в России.

Музей, вот уже несколько десятилетий возглавляемый Ириной Антоновой, отпразднует свой юбилей и вновь примется за дело. Планов очень много. В числе первостепенных — реставрация «цветаевской» коллекции. И, конечно, столетний, но вечно молодой Пушкинский музей озабочен пополнением коллекции произведениями мастеров XX века.

В оформлении использованы фото Н. Рахманова, Н. Логиновой, А. Басалаева, Л. Шерстенникова, Ю. Феклистова

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...