«ШЕСТНАДЦАТАЯ РЕСПУБЛИКА»

Исполнилось 50 лет государству Израиль

НАЧАЛО

Борис ЖУТОВСКИЙ, художник:

Мое ощущение этой страны всегда было приятным. Евреи в России были изгоями, пытались — некоторые из них — скрыть свое еврейство. Придумывали разные хитрости. Надо было выжить, учиться. Как с репрессированными родителями: нельзя было написать, что папа сидел. Но бывали случаи, когда человек менял фамилию, а его все равно не принимали, не выпускали, не зачисляли. Эта дурацкая наша присказка: «Бьют не по паспорту, а по морде!». И вот тех, кого незаслуженно ругают, гонят, их — жалко. И когда Израиль основался, то все нормальные люди обрадовались: когда у гонимых что-то получается, за них приятно.

Лидия ЛИБЕДИНСКАЯ, писатель:

О существовании Израиля я узнала в 48-м. Но в самом деле из старинной книги «Первая священная история» я знала о его существовании с раннего детства. В книге были изложены библейские легенды. С очень красивыми картинками. Эти истории всегда жили во мне и связались воедино тогда, когда я впервые туда приехала. Все детские легенды вдруг обрели плоть и кровь. Я почувствовала дыхание камней. Ведь говорят: «Почему в Израиле так много камней? А потому, что каждый, кто приезжает, сбрасывает с души камень!». Но в 48-м году отношение к Израилю было, как мне кажется, положительным. Мы тогда снимали дачу в Кунцеве, и маленький мальчик, лет 10 — 11, внук молочницы, никакой не еврей, собирался убежать из дома и ехать воевать за Израиль. Как дети в начале века собирались ехать воевать за буров в Южную Африку.

А после этого начался кошмарный 49-й! Всех людей, которые встречались с израильским послом, с Голдой Меир, арестовывали. Одним голосом, благодаря СССР, поддержали создание Израиля, а потом испугались. Решили, что Израиль сразу выйдет из-под контроля. А он и вообще не собирался быть под чьим-то контролем!

Михаил Светлов в разгар кампании 49-го года, когда ему в «Арагви» принесли счет, полез в карман и сказал: «Платить нечем! Джойнт давно денег не слал!». Это была неслыханная смелость: могли тут же посадить. Я просто похолодела. В эти же дни пришла Маргарита Алигер и говорила: «Всех вышлют в Биробиджан, там уже бараки и ватники!». У нас в доме выслали семью Бергельсона, даже дочку, больную дифтеритом, не оставили одной из бабушек! Валялась в ногах у этих гэбэшников, но девочку все равно забрали. Такое было позорище! Мы жили тогда с Кавериным на одной площадке. И его возили подписывать письмо с требованием расстрелять врачей-убийц. Каверин не подписал, а ведь кто-то подписывал! Эренбург сказал, что если ему позвонят от Сталина лично и докажут, что это необходимо для страны, то он подпишет. Ему не позвонили. Собирались организовать казнь на Красной площади. Была настоящая паранойя, но началась она не со Сталина, а еще с Ленина!

Танкред ГОЛЕНПОЛЬСКИЙ, журналист:

Отношение к Израилю со стороны СССР диктовалось, конечно, отнюдь не любовью к евреям. Это была политическая, стратегическая акция. С одной стороны — Судоплатов об этом прямо пишет, — у Сталина была надежда, что мировое еврейство даст денег на восстановление разрушенной войной страны. Этого не произошло. Возможно, поэтому и возникла антисемитская истерия последних сталинских лет. Но изначально это был расчет. Антианглийская акция, удар по колониям, поставить, наконец, ногу на Ближнем Востоке. А это интересы не только советские, но и русские, дореволюционного происхождения.

Я же сам вырос за границей, в Китае. В Шанхае. Я был настоящим маленьким коммунистом. Сегодня я бы сказал, что тогда это был почти фанатизм. Когда началась война, японцы пришли в советский клуб. Они хотели, чтобы мы, мальчишки, им отдали советский флаг, а мы через заборы с этим флагом бежали... Я, как и многие из нашей колонии, обратился в советского гражданина. Но вот мы приехали на корабле «Смольный» в порт Находка. У причала — лужа. И шел откуда-то взявшийся такой типичный, я бы даже сказал, карикатурный еврей — в лапсердаке, шляпе, с бородкой. А в луже — пьяный. И еврей говорит: «Что ж ты, пьяница, лежишь в луже?!». И рядом со мной моряк, с внешностью серафима, вдруг говорит этому еврею: «Он лежит на своей земле, а ты ходишь по чужой».

Мы никогда не думали: «еврей — не еврей». Были еврейские праздники, но мы не думали — чьи они. Праздник — он и есть праздник... И так я впервые столкнулся с антисемитизмом. Дальше уже была масса таких случаев. Процентная норма при приеме в вуз. Думаю, что сказать, будто еврей в России не идентифицировал себя с еврейством, было бы ложью. Даже когда он хотел об этом забыть, ему напоминали.

Валерий СКОБАНЕВ, бывший командир радиотехнической разведки:

Впервые я узнал об Израиле в 56-м году. Друг моей двоюродной сестры, будучи сержантом срочной службы, сказал, что записался добровольцем на войну. В Египет. Против агрессии Израиля. Многие солдаты и офицеры записывались. Тогда я понял, что эта страна — страна-агрессор. Мы всех разделяли: «агрессор — не агрессор». Все делилось на два лагеря.

Михаил ЧЛЕНОВ, председатель Федерации еврейских организаций и общин России:

Я на восемь лет старше Израиля. В 1948 году я вернулся вместе с отцом (он был боевой офицер, и его оставили служить в гражданской администрации земли Тюрингия) из Германии. Потом было дело врачей. Отец до самой смерти Сталина был без работы. Жили на зарплату бабушки и какие-то случайные приработки, а я так до конца и не научился считать Россию своей собственной страной. У отца была идея, что каждый еврей должен жить в Израиле. Ну, должен и должен, а дальше что? Попей чайку, успокойся. Все что было в промежутке еврейской истории между царем Давидом и созданием государства Израиль, для моего отца не существовало. Еврейская культура, идиш и прочее было для него чепухой на постном масле. Есть Библия, и есть Израиль. И — все. Языка он не знал. Сам я окончил Институт стран Азии и Африки — тогда еще брали евреев. В 1963 году я уехал в Индонезию на два года, переводчиком. Там я себе купил букварик ивритский, там же, на Молуккских островах, возле Новой Гвинеи, я впервые прочел книгу о современном сионизме. Одним словом, я начал изучать иврит. По тем временам это означало вступить в конфликт с властями. И передо мной сразу открылся другой Израиль, он начал заменяться некоей живой реальностью. Был такой Израиль Борисович Минц, он в юности жил в Палестине, потом вернулся. Он рассказывал про израильское жилищное строительство: «Замечательное строительство! Почти московский уровень! Почти как в Черемушках!». Это было страшным разочарованием: нам казалось, что в Израиле должны быть сплошные хоромы-храмы!

А во время Шестидневной войны я был переводчиком делегации приехавших к Шолохову иностранных писателей. Среди них были и советские — Олжас Сулейменов, Василий Белов. Мы с Васей жили в одной комнате, обсуждали эту войну. Но в основном говорил он все-таки про Вологду...

ВОЙНЫ, ЭМИГРАЦИЯ, ОТКАЗ

Раввин Виктор РАШКОВСКИЙ:

В моей нынешней памяти мне кажется, что я знал о существовании Израиля всегда. Но все-таки первые воспоминания относятся к осени 56-го, когда почти одновременно происходила Синайская кампания и восстание в Будапеште. Мы с друзьями обсуждали, что нас больше волнует, и пришли к выводу, что Венгрия больше, так как она ближе к нам. Мы были абсолютно убеждены, что Израиль в союзе с Англией и Францией выиграет войну у арабов, а у Венгрии не было шансов против советских танков.

Владимир ВИШНЯК, преподаватель Манчестерской женской гимназии:

Во время Шестидневной войны и я, и все мои друзья, естественно, болели за Израиль, но и эти события воспринимались, скорее, на уровне «знай наших!» — ведь тогда в железном занавесе еще не было дырок. Израиль по-прежнему виделся хоть и Землей Обетованной, но, так сказать, не про нашу честь. О том, что когда-то кого-то станут выпускать, невозможно было и помыслить. Когда встал вопрос «ехать — не ехать», для многих гораздо важнее было не куда, а откуда. Израиль был дверью в большой мир, неважно, считал ли ты его конечной точкой своего путешествия или только неведомым началом. Мы, как и большинство в ту пору, были нацелены именно на Израиль — это уже позже, вырываясь отсюда по израильской визе, многие, совершив промежуточную посадку в Европе, отправлялись сразу в иные страны. Одним из тех, кто агитировал нас за отъезд, был Эфроим Севела, он же, кстати, организовал и вызов, из которого я узнал, что являюсь родственником некоего мифического господина Финкельштейна. Сидим у Севелы, и что он нам рассказывает! Какие картинки рисует! Страна, где люди кристально честные, где нет ни обмана, ни взяточничества, а если кто там проворуется, то ему в паспорт ставят штамп: «ганеф», и это клеймо на всю жизнь. И мы, если не на все сто, то процентов на восемьдесят пять этому верили, поскольку Севела, хоть лично и не был в Израиле, однако являлся видным активистом еврейского движения, а значит, был человеком сведущим. Я вовсе не хочу сказать, что разочарование было жестоким. Но ехали мы туда все-таки с очень идеализированными представлениями. Полагали, что нас, как исстрадавшихся братьев, будут встречать с распростертыми объятиями. А вместо этого уже в Вене лица одной с нами национальности всех поголовно стали «просвечивать» на предмет причастности к арабскому терроризму или к советскому КГБ. И на «исторической родине» старожилы относились очень по-разному, кое-кто прямо так и говорил: «Мы эту страну строили, за нее воевали, а вы приехали получать льготы!». Действительно, льгот было весьма немало, сейчас большинства уже нет: и дешевая квартира, и машина со скидкой, и многое другое. Однако без этих льгот мы бы просто загнулись. Но, с другой стороны, ведь и старожилов можно понять...

Лидия ЛИБЕДИНСКАЯ:

...Люди стали уезжать, и появилась эта позорная система с выплатой денег за образование. Деньги собирали самыми невообразимыми способами. Уезжала молодежь — помогали родители. Продавали все что можно. Разрешения давали с отсрочками: люди подавали документы, а разрешали им уехать иногда года через три. И эта волна семидесятых годов еще больше возбудила интерес к Израилю: провожали и чувствовали, что уже никогда не увидимся! Это был отъезд в никуда. Я помню, как моя дочь с мужем и внуки шли по коридору стеклянному в Шереметьеве и мне казалось, что они уже в другом мире. И тогда очень благородно себя повел Гриша Горин, у которого была премьера в Вене и он подгадал так, чтобы проводить моих. Он же рисковал! Его могли сделать невыездным! Мы думали, что будем встречаться в других странах, но как только мои уехали, так меня саму сделали невыездной и не стали пускать в турпоездки. За мои же деньги!

А потом посадили моего другого зятя, Игоря Губермана, за покупку якобы заведомо краденых икон. И дали пять лет, он отсидел от звонка до звонка, а потом — на химию, в ссылку. Дочка уехала туда с сыном, мы ездили каждое лето. И когда они уезжали, я поняла, что в Израиль гораздо легче провожать, чем в Красноярский край. Уезжать он не хотел, но ему позвонили и сказали — есть решение о вашем выезде. В 88-м! Вегетарианский Горбачев был не таким уж вегетарианцем. А сколько было трагедий, когда родители не давали разрешения на выезд! Начиналась настоящая вражда между родителями. Требовалось подписать бумагу, что, мол, у меня нет претензий к моим детям. И некоторые такую бумагу подписывать отказывались. Говорили — они мне должны за воспитание триста тысяч. Бред какой-то! Я знаю одного такого человека. Я ему говорила: что ты делаешь! Они будут сидеть и ждать твоей смерти! Он боялся, конечно, что не будут печатать, что не будут давать работать. Боялся...

Виктор РАШКОВСКИЙ:

Я окончил ГИТИС в 68-м году, а диплом получил в 70-м. Но писал в основном о кино, работал на Мосфильме. Потом меня взяли в журнал «Искусство кино», редактором отдела советского кино. Но счастье было недолгим: меня погнали, как и всех остальных евреев редакции. Вместо Погожевой пришел Евгений Данилович Сурков, одним из заданий которого было очистить редакцию от враждебных элементов. Он и сказал мне в лицо открытым текстом: «Я к вам отношусь очень хорошо, но партийное задание есть партийное задание!».

Я уехал с первой группой людей, с которой сняли налог на образование. Но если бы налог оставался, то за свой заочный гитисовский диплом я должен был заплатить 9600 рублей, а моя зарплата была 120 рублей. Чтобы заплатить налог на образование, мне пришлось бы проработать несколько жизней.

Существовало только два пути преодоления этого порога. Первый — говорить, что этих денег у меня нет и быть не может и я буду ждать, когда со стороны надавят на советскую власть и меня отпустят. Второй — найти каких-то богатых людей, одолжить деньги с идеей отдать их на Западе. Путь сомнительный, но израильское правительство возвращало деньги!

Я знал о заключениях фиктивных браков, но с продажей паспортов с еврейской национальностью не сталкивался, хотя много слышал о таких случаях.

Когда началась война Судного дня, я был в США. Пришел из синагоги, узнал, что на Израиль напали, и мне стало действительно стыдно, что я не там. Никакие рациональные уговоры типа, что если бы я был там, то армии было бы только хуже от такого вояки, на меня не действовали.

Владимир ВИШНЯК:

Во время войны 73-го года я пошел в мэрию и оставил там заявление, что прошу меня как-то использовать. Для армии я уже не годился по возрасту. Очень скоро, просто моментально пришло письмо, где выражали благодарность за порыв, причем в такой форме, что я страшно растрогался. Благодарность — за что? Просто за стремление? Я не представлял, что такое может быть...

Валерий СКОБАНЕВ:

...И в 67-м году мои настроения были на стороне арабов. Но вот вражды, ненависти к Израилю, к евреям не было. Если сравнивать с чувствами наших родителей во время Отечественной войны, то наши чувства были совсем другими. Мы просто выполняли свой долг. Вот когда военные действия на канале прекратились, мы даже переговаривались через канал в мегафон с помощью переводчиков. Не было вражды ни от нас, ни от них. Они же в эфире вели иногда переговоры на русском. Летчиков там было много, которые попадали — после того как мы их сбивали — к нам, и они говорили на русском...

Я никогда в Израиле не был, но всегда хотелось. Но когда у нас в Комитете ветеранов появилась идея поехать, то нам сказали, что нас неправильно поймут израильтяне, особенно те, у кого погибли родные. Но отношение мое к Израилю формируется и формировалось на основе Библии. Эта страна для меня — как бы колыбель духовной жизни человечества. У меня много знакомых людей, которые там сейчас живут, а также были те, кто использовал Израиль как трамплин, чтобы уехать в Америку. Туда уезжали люди элиты. И мне кажется, что высокий уровень израильских военных был следствием того, что туда после войны попали и офицеры из Советской армии. Я думаю, что Сталин некоторое время не препятствовал их отъезду.

О войне Судного дня я узнал в академии. Обсуждался на семинаре как раз вопрос о боевом опыте в Египте, и тут такое известие. Садат быстро с нашими расправился. А на самом деле только наше оружие — так сказал Мубарек — помогло Египту выстоять. Иначе Израиль бы и Каир взял. И подготовка войск была нашей, и планы были наши.

Жалко, что Израиль с Палестиной не может наладить отношения. А кто Палестину готовил? Мы туда такие средства вложили!

А Израиль знал о нашем существовании. Когда нас туда привезли на кораблях, то оттуда сразу начали вещать на нас на русском языке. Они знали, как зовут командира, какие дивизионы. Как вооружены. Их разведка сработала очень хорошо. Вот когда мои сослуживцы были во Вьетнаме, то американцы ничего такого не знали. И у них передача начиналась: «Специально для советских войск мы передаем то-то и то-то...». Я постоянно был на канале, постоянно на позициях. Как-то взяли колодец связи, спрашиваю у связиста египетского: «Ибрагим! Связь туда обрезана?» — «Обрезана!» — «А давай-ка попробуем подсоединимся!». Подсоединились, и переводчик начинает говорить на иврите. А ему оттуда на русском отвечают! Мол, чего, трах-тарарах, надо?

И ВОТ, В ДНИ ЮБИЛЕЯ...

Лидия ЛИБЕДИНСКАЯ:

...Это совершенно ужасная история, когда не дали похоронить погибшего солдата на еврейском кладбище. Это возмутительно! Раввинат там всем крутит, и это мне не нравится. Вот мой зять, раввин, приходит, и надо убирать со стола или молочное, или мясное. Я не осуждаю, каждый живет как хочет, но это иногда раздражает.

А еще наши там все время чего-то требуют. Они думают, что им все чем-то обязаны. Эта неприятная советская черта перенеслась в Израиль. И дала всходы. В автобусе я ехала, в Тель-Авиве, и слышала за спиной разговор двоих «новых израильтян»: «Базар здесь хороший! Пять огурцов оплачу, а пять без оплаты — в кошелку!». Вот, думаю, дурак! Украсть для него — наслаждение, удовольствие. Многие сами виноваты, что их не принимает израильское общество. Ну, был ты здесь заведующим лабораторией, так забудь об этом. Тебя никто не тащил за руку, и, значит, не выступай. Эта советская психология, она просто как инфекция.

Танкред ГОЛЕНПОЛЬСКИЙ:

Я смотрю на Израиль с завистью. Страна, в которой пять миллионов населения, приняла миллион! Это как если бы мы приняли 30 миллионов! Свободный рынок России экспортировал в Израиль своих представителей... И женщин определенной профессии. Я своими ушами слышал, как брали интервью у марокканской проститутки, и она жаловалась, что русские отбивают рынок, не дают работать. Но мы — евреи, а не израильтяне. Когда-то была, хоть все и издевались над этим, правильная попытка создать советскую нацию, советский народ, единую общность. Этого же хочет Израиль: создать единую общность, израильтян. Но все же любой народ, любящий свою страну, ее идеализирует. И свою культуру в том числе. Вот я не так давно ужинал с Шимоном Пересом и спросил: «Как вы, великий политический деятель, человек, знающий культуру изнутри, которому ничего не стоит наизусть процитировать Сартра, Достоевского, Чехова, — как вы относитесь к тому, что происходит с культурой в Израиле?». На что он мне сказал великую вещь: «Вы знаете, я американской поп-культуры боюсь больше, чем арабов».

Владимир ВИШНЯК:

...А вообще-то Израиль всегда поражал меня обилием самых разных людей, совсем не соответствующих расхожим представлениям о евреях. В том числе — длинноногих блондинок...

Протоиерей Михаил АРДОВ:

Вот стоит в старой часть Иерусалима, внутри Стены дом, в котором жил Перельман, человек, который воскресил иврит и, строго говоря, создал язык этой страны. Но на этом доме нету доски! Ее вешали несколько раз, но по соседству — квартал ортодоксов, и они ее разбивают в тот же день, когда ее вешают. Перельман для них — это самый главный враг: он сакральный богослужебный язык выбросил на базар. Эти люди не принимают Израиля. По их мнению, восстановлением Израиля должен заниматься будущий мессия, Машиах. Они не хотят принимать гражданство Израиля! Чьи они граждане? Ливии! Подданные полковника Каддафи!

А совсем недавно, прошлым летом, был чудовищный, на весь православный мир, скандал — когда Арафат передал знаменитый монастырь с Мамврийским дубом Московской патриархии. Палестинская полиция просто выкинула, избивая, православных монахинь. При этом, как мы знаем, высшие иерархи были связаны с КГБ, с КГБ был наверняка связан и сам Арафат, которого тут растили и выращивали. Мне рассказывали в Святой земле, что патриарх подарил Арафату вертолет.

Но, с другой стороны, все тихо: конфессии давно притерлись друг к другу, все давно поделено, Храм Гроба Господня — в том числе. Но сам Храм — об этом мало кто знает — юридически принадлежит нескольким арабским семействам, еще со времен средневековья.

А что до ощущений, то у меня всегда было щемящее чувство. Запретить евреям туда ехать нельзя, но там пороховая бочка, которая в любую минуту может взорваться, и погубить массу и евреев и арабов, и зажечь пламя мировой войны. Есть еще момент: евреи ждут мессию. Христа они не приняли. По учению христианской религии этот Машиах будет Антихристом. Если он придет — это будет преддверие жутких мук и конца света.

Андрей НЕМЗЕР, критик:

Человек вправе выбирать, где ему жить, и в реализации этого права Израиль сыграл выдающуюся роль.

Иду по улице. Вижу: марокканец, эфиоп, грузин, русский. Все они считаются евреями. Так оно, по-видимому, и есть, но думаю, что разница культур все-таки существует. И не перекрывает ли она общность крови?

Израиль занят выделкой нового израильтянина — еврея, но без национальных комплексов. Или с комплексом национальной полноценности. И достиг в этом деле безусловных успехов. Но так ли уж каждый готов подвергать себя выделке? Некоторые напрягаются. «Естество, — как писал Платонов, правда, по другому поводу, — свое берет».

Не так давно Израиль со своими проблемами был отделен от нас крепкой стеной умолчания и лжи. На фоне глобальных советских проблем их проблемы выглядели далекими и специфическими. Стены рухнули. Мы знаем про них, они — про нас. Много общих проблем...

Михаил ЧЛЕНОВ:

95 из последних ста лет сионизма были заняты постоянной чрезвычайной ситуацией: заселение, откуп земель, ШОАХ, создание самого государства, конфликты и войны. Спасали эфиопских евреев, вели борьбу за право советских на отъезд. А потом стало некого спасать. Советская алия, которой все так ждали, стала реальностью, рутиной, стала не только не интересной, а стала еще и обременительной. Экономически как минимум. Израильское общество стало кричать о проститутках, о русской мафии. Исчезла идея спасения, и начали всплывать самые потаенные моменты. Раньше стоявшие перед Израилем проблемы сплачивали, а теперь разъединяют. Мирный процесс — разъединяет. Я присутствовал на митинге, после которого убили Рабина, трагедия, которую я сам пережил крайне тяжело — был знаком с этим человеком, очень его уважал, а после похорон я видел надписи «Слава Амиру». Проблема взаимоотношений Израиля и диаспоры также встала очень остро. И в Израиле стали возникать такие точки зрения, что, мол, мы израильтяне, а что такое евреи, мы не очень-то знаем, у нас свое будущее и свое настоящее...

На фото:

• Обрезание внука раввина в иешиве. Можно не сомневаться, что ритуал проходит по всем правилам.
• Мила Ройтман родом из Ташкента. В Израиле она служит в армии и обучает солдат вождению танка.
• Израильские девушки узнаваемы и имеют свой стиль. Можно объяснить, в чем он заключается, но лучше один раз увидеть.
• Московская синагога для многих была стартовой площадкой на пути в Израиль.

Письма, письма...

9 июня 1990 г.

«Привет, отец, мать, брат Андрюха, да и все родственники, которые есть! Вот еще письмецо решил отписать.

У меня все пока путем. Живу на казенных харчах в кибуце. Денег за это не имею. Пытаюсь язык учить. Через месяц снимаюсь и еду в Тель-Авив учиться на десять месяцев. Жить буду в общаге, бесплатно, как водится в этой стране для таких дураков, как я. Чего буду учить конкретно — еще не знаю, но на месте разберемся. А пока возили нас, ульпанистов, туда на экскурсию, показали музей, поговорили по душам.

Брат Андрюха! Приезжал бы. Здесь клево. Что ты так держишься за эту вонючую страну, которая на глазах разваливается? И зачем работать чернорабочим в Союзе, имея копейки, если можно работать им же здесь, с весьма приличной зарплатой. Тем более мне кажется, что у вас там (в семье) обстановка гораздо напряженнее, чем у нас за все годы войны с арабами. И чего дачу делить, когда ее (не дай бог, конечно) т о в а р и щ и могут поделить без вас? Я, конечно, советов не даю, но такую страну, как Израиль, надо еще поискать, а устраиваются здесь все. А если ты к чему-то нереальному не стремишься, так вообще нет проблем. Можно поселиться где-нибудь в кибуце или в поселении (не на территориях), если ты так любишь природу. Возможностей масса, на любой вкус. А такую «барабульку», какая сейчас есть у тебя, сразу сможешь купить, только в сто раз лучше. И дом свой будет, и хозяйство. Плохо разве?

И не стреляют здесь, и газами не травят. То, что показывают у вас по телеку, — все брехня. Есть, конечно, недовольные арабы, но им расходиться не дают. Моссад работает четко. Ходят, конечно, все солдаты с оружием, но так здесь положено, что личное оружие носи с собой, а не держи в оружейке.

Так что есть на Земле места, где хорошо и от голода никто не умирает. А главное — ты уже сам по себе и ни от кого не зависишь.

Что касается отца с матерью, то я вам тоже говорю, что надо ехать жить сюда. И подходить к этому не как к трагедии расставания с Родиной, а как к заслуженному отдыху от невозможной жизни у вас. Писать стихи и стругать доски можно и здесь, а матери так ваще раздолье.

Пока — совет: учите язык. Если нужна будет литература — сделаем. Но думаю, что в совке ее сейчас есть.

Всем привет огромный.

Галя тоже очень зовет сюда.

MAXIM

P.S. Андрюха пишет, что не пришел меня провожать на вокзал, так как не хотел видеть, как я лезу в петлю, а остальные аплодируют. Ну, ну... В таком случае я призываю всех родных, близких и знакомых вешаться скорее. Очень приятно и хорошо».

* * *

21 января 1991 г.

«Привет, родители!

Вот уже неделю у нас войнушка. Ну, ждали ее уже давно, а с пятнадцатого числа все были уже уверены, что она будет. Я получил противогазец, хороший такой, американский, двести долл. стоит. Ответственные товарищи заклеивали комнатные окна лентой — создавали герметизацию. Народ стоял в суперах в очередях. Еда покупалась месяцев на шесть вперед. Но люд не стремался. Ваще, израильтоны в этом смысле люди выдержанные. Их вывести из с а в п - а н у т а (терпения) непросто.

Однако к пятнадцатому числу улицы Тель-Авива опустели. Перед этим Израиль толпами покидали иностранцы. Студенты получали билеты от добрых родителей и собирали чемоданы. В аэропорту Бен-Гурион было также немало израильтян, которые покидали свою Родину в трудную для нее минуту, их не одобряли.

И вот шестнадцатого числа, ночью, меня подняла первая сирена. Я был в комнате один, т.к. Паша уехал к своей бабе на печку. Кроме меня, в общаге оставалось несколько моих друзей русских и два израильтона, один из которых был араб. У них была заклеенная комната, и я пошел к ним. Араб боялся больше всех, трясся, потом схватил свой приемник, включил арабскую музыку и залез с головой под одеяло. Его не били. Играли в карты.

Этой ночью Хусик кинул еще несколько советских ракет, одну из которых противоракетные установки PATRIOT (made in USA) успешно пропустили.

В Израиле новая мода: оклеивать противогазные коробки цветными картинками.

Ваш собст. корр. в Израиле М. Горшмасс».

(Подлинные письма — из документальной повести московской писательницы Анны Масс «Ниша».)

Фото М. Штейнбока