БГ ВЫХОДИТ ИЗ «АКВАРИУМА»

и погружается в жизнь с новым альбомом «Лилит»

Муки зву

Борис Гребенщиков и «Аквариум» — не только живая легенда российского рок-н-ролла.
Их песни стали общественным камертоном последнего 25-летия.
Вместе с тем лидер группы своими исканиями все чаще озадачивает поклонников музыки.
Почему БГ увлекся тибетским буддизмом? Зачем ему понадобилось играть песни Вертинского? Что означали «официальные похороны отечественного рок-н-ролла» на недавнем юбилее группы? Наконец, почему он один, без «Аквариума», записал в Нью-Йорке со знаменитой группой «Бэнд» (ау, Боб Дилан!) свой новый альбом под библейским названием «Лилит»?
На некоторые из этих «почему» в беседе с нашим корреспондентом отвечает сам Борис.

Почему «Лилит»

Сперва мне показалось, что «Лилит» — слишком сильно для современного человека, и еще в Нью-Йорке мы стыдливо назвали альбом «Черная луна». Но едва, вернувшись домой и включив радио, я услышал песню о белой луне, потом о красной и других лунах и понял: в России стесняться нечего, вещи надо называть своими именами.

Но по-настоящему удивился, когда узнал: 95 процентов наших источников пишут, что Лилит — злой шумерский дух, и трактуют Лилит только на основании Ветхого Завета. С одной стороны, это разумно: только там содержится точная информация. С другой стороны, сразу проводится параллель между Лилит и демонами. То есть дело обстояло еще хуже, чем я думал. В принципе кто такая Лилит? Первая женщина Адама. Почему нигде не упоминается? Потому что не очень угодна людям, которые пишут и одобряют религиозные книги. Чем она не удобна? Именно тем, что Лилит — это неограниченная женская стихия вне понятий добра и зла, совсем не сдержанная в своих проявлениях. Та самая энергия, которую очень боятся мужчины. И женщины — как только становятся матерями. Поэтому Лилит считается, как я с интересом прочитал, похитительницей детей, которая выпивает их кровь, съедает их мозг. Но ясно, что это уже ставят пугалки, чтобы люди не лезли в запретную зону.

Тем не менее энергия, от которой всех нас отлучили, про которую сказали — это трогать нельзя и знать не надо, существует. Я думаю, любой человек в здравом уме отдает себе в этом отчет. Разве что теперешние молодые люди стараются обходить эту тему стороной, потому что это мешает их восприятию себя как мачоменов (супермужиков). Ведь если что и может разбить скорлупу такого мачоменства, то это как раз дух Лилит — он гораздо сильнее и смертельнее.

Эта женщина — слишком хаотическое существо, чтобы справляться с ней на ее собственном поле. Поэтому все европейские религии поставили на ее место достаточно удобную Еву, которая все равно оказалась верной последовательницей Лилит и быстро поладила со змеем. А Лилит, хотя ее изгнали из всех канонических текстов, все равно непонятно откуда нам известна. И теперь ее называют демоном, а в принципе это женская сущность, в которой хаос и гармония перемешаны.

Я же всегда был открыт для этой стихии, и послушайте песни этого альбома — они ею пронизаны. Опасная субстанция, да? Но она дает жизнь. И религия без этой опасной субстанции организовывается с государством, а государство организовывается с преступностью, и получается тот замечательный конгломерат, который мы имеем.

Почему без «Аквариума»

Когда «Аквариум» задышал на ладан, песни хлынули мощным потоком — три за четыре дня. Как будто открыли шлюз. Последний раз такое было с «Навигатором», знаете, когда хочешь одно, а пишется совершенно другое, совсем! Это был последний тур «Аквариума», они начали писаться в Перми — с такой быстротой и силой, что буквально сбили с ног. Три песни лежали с прошлого лета, я их пытался сделать с «Аквариумом», но они совсем не так звучали, как следовало. Я их оставил на будущее, и так весь материал сошелся. Возникла уникальная ситуация: есть песни, я их пою — для себя, для друзей, которые говорят: да-а, сильно...

Но нет состава, с которым их играть.

Почему «Бэнд»

Случайно, совсем по другим делам я заехал Нью-Йорк и встретил там достаточно малознакомого приятеля. Милый мальчик такой, Дима Стрижов, художник, который послушал мои песни и говорит: «Надо записывать здесь, я все устрою». Нужны были дикие деньги — он их собрал. И я кое-что предпринял: начал обзванивать фирмы, которые мне под новые песни обещали много денег. Но эти фирмы растворились, либо растворились их деньги. В итоге я продал машину, решил продать четыре из пяти своих гитар — по счастью, успел продать только одну, остальное у друзей наодалживал...

И то, что появился «Бэнд» в этой истории, — тоже почти нереальное стечение обстоятельств. Случайный звонок в Вудсток, там студии дешевые, а хозяин студии говорит: «Кстати, и музыканты поблизости, если что». «Какие музыканты?» — «Группа «Бэнд». Для меня это прозвучало как вызов.

Подумал, посоветовался с женой: ну нельзя порочить себя сотрудничеством с ними, это будет слишком. Сначала Дилан с «Бэндом», потом я с «Бэндом» — ко мне и так прилип ярлык «Дилана по-русски». Спасибо! И я отказался из опасения, что загоняю себя в роль, уже написанную.

Потом уже они позвонили — опять отказался. Но на третий раз сломался — очень интересно было попробовать. И выяснилось, что ни моего клише, ни их клише нет и в помине. Настолько они другие, потому что они играли за десять лет до Дилана, потом — шесть-восемь лет с ним и продолжают играть без него. Вместо предполагавшихся мастодонтов меня встретили вполне нормальные люди. Мастодонты умерли или ушли, остались два потрясающих музыканта и два молодых, которые играют с «Бэндом» не меньше пятнадцати лет.

Главное, что от «Бэнда» остался корифей — басист Рик Данко, который уже почти не играет, поскольку слишком далеко зашел в употреблении химических субстанций. Но он — это чудный спаивающий, от слова «спайка», элемент. Есть чисто американский гитарист (с чем мы здесь никогда не сталкиваемся) Джим Уидер, прекрасный, именно американский, барабанщик Рэнди Шарланте и собственно двигатель группы, потрясающий старик Бен И. Кэй на клавишах, про которого все, даже Брайан Ино, говорят: «Это Мастер. Такой только один».

Выяснилось, что с ними играть — совсем не то, что я думал. Нормальная среда, где никакого давления имен и можно общаться напрямую. Очень рабочие отношения. Послушав песни, мне предлагают: «Хочешь, я могу сыграть так». «А если по-другому?» — спрашиваю я. «Можно так. Или так...» Мы за ночь записали четыре песни. И хотя многое из этого пришлось переписывать, две оставили. Это для группы, с которой я в жизни не играл, впервые их увидел!.. Даже в Англии так не получилось бы.

Работали по 10 — 16 часов в сутки, без выходных. Простой факт: я жил в гостинице «Челси», на 23-й улице, а в кинотеатре через дорогу шел фильм «Семь лет в Тибете», на который я давно глаз положил: там Брэд Питт играет и тема все-таки близкая. Так вот, каждое утро выбегал из гостиницы, ловил такси и тоскливо смотрел на афишу, понимая, что сегодня снова не успеть. Так вот за два месяца и не посмотрел.

Я оказался без привычной поддержки, которую дает «Аквариум», зато был уверен в этих песнях, знал их силу — их можно спеть на китайском языке, на английском. Разумеется, американцы не понимали, о чем речь. Кое-что перевел, но некоторые говорили: не надо, я и так все чувствую. Потому и получилась очень органичная ткань. Я знаю: когда пел Боб, они тоже не слушали слов. Американское понятие рок-н-ролла настолько отличается от нашего — они не противоположны, просто находятся в разных сферах мышления. Для них главное не текст, а ощущение того, как играют.

При этом немало крови было попорчено из-за звучания стихов. Понимая важность смысла, они (инженерно-технический персонал студии) по американской привычке убирали частоту свистящих и шипящих, которая делает текст различимым — так что голос есть, и не слабый, но о чем поется — не слышно. Я бился до скандала: каждый раз поворачивал ручку этой частоты, но они ее обратно выкручивали. В итоге все получилось очень классно, но уже в России мой оператор сделал ремастеринг, потому что они-таки замаскировали эту частоту.

Что дальше

Сейчас я женат на этом альбоме, и пока полгода с ним не отмотаю по стране, даже не подумаю о новых песнях. Так или иначе, я последние семь лет в дороге: гораздо интереснее петь то, что люди еще не слышали, чем, сидя дома, заниматься эстетикой. Тем более что первая моя сольная пластинка — идиотское выражение, но впервые я был один, без «Аквариума». Даже Вертинского записывал с помощью ребят, то есть в потоке общей работы.

Но в чем прелесть: когда записываешь песни со своей группой, то потом на концертах играешь так же. Теперь же записано с «Бэндом», а играю совсем с другими людьми, с другим подходом. И нет ощущения, что повторяешь пройденное.

Хотя «другие» — отчасти старые знакомые. Например, сейчас мы работаем с Сашей Ляпиным, который в «Аквариуме», слава Богу, долго проиграл, и с Андреем Суротдиновым, который был у нас на скрипке последние несколько лет, а сейчас по моей просьбе переключился на клавиши. И еще один человек по имени Олег Шар, с которым я раньше не играл, но, кажется, по группе крови он подходит. А остальные занялись своими делами, и я очень рад за всех ребят, потому что у каждого — свой творческий проект, который, пока мы играли, они физически не могли осуществлять.

Сейчас концертами буду отдавать долги. В лучшем случае мы окупим расходы. Едва ли Дима Стрижов сумеет вернуть больше четырех тысяч из вложенных в надежде издавать альбом в Америке сорока тысяч долларов — но он настоящий любитель музыки. Задумаешься, в каком же мы состоянии, если я, вроде не последнее имя в российском рок-н-ролле, не могу найти денег на запись пластинки. Наверное, можно было бы рекламировать зубную пасту, но — не умею.

Ненадолго я даже впал в отчаяние, пока не понял: круг замкнулся, мы пришли ровно к той же точке, с которой все начиналось в 72-м году. Мы — абсолютно не связанные с какими-либо группировками независимые люди. За мной никто не стоит. Только я, и моя жена, и мои друзья. И мы ни перед кем не в ответе. И ни одного слова или ноты в угоду кому-то мне не придется менять. Музыканты, которые могут играть и тем кормить себя и свою семью, — счастливые люди.

Фото И. Верещагина