ЧЕЛОВЕК ПОДВАЛА

Личные вещи

«Я голоден. Я нищ и гол.
Мой друг единственный — глагол».
К. Кузьминский.
Поэма «Вавилонская башня».
Изд-во «Подвал», 1992 г.
78 Corbin Place Brooklyn, NY 11235

Мы познакомились года два назад на литературном семинаре в Бруклинском колледже, где Константин Кузьминский и Ален Гинсберг читали свои стихи. Бывший идол битников Ален Гинсберг был в галстуке и твидовом пиджаке, а авангардный поэт Костя Кузьминский не снимал белую бурку и папаху. Ему явно было жарко.

Свою тесную квартирку Кузьминский назвал «Подвал», должно быть, по причине привязанности к андеграунду. Бытовых вещей в квартире нет, за исключением, может быть, чайника на плите да некоторой посуды. На стенах ранний Шемякин соседствует с поздними Митьками, Комар-Меламид с произведениями самого хозяина, «ассамбляжами», как он их называет. В просветах между картинами трехлинейка 1936 года, афганское ружье с зарубками на резном прикладе, сабля из дамасской стали, техасский кольт, коллекция кинжалов, знамя анархистов, череп с Соловков, орех эротической формы с Сейшельских островов, головы манекенов довоенной поры, бурка, шинель майора, папаха, военная фуражка... Я пополнил эту галерею пачкой «Беломора». То, что окружает Кузьминского, отобрано им исключительно по эстетическим критериям.

Две борзые спят на полу в ванной комнате.

Сам хозяин, как всегда, возлегает на диване, покуривает и набирает что-то на ноутбуке. По моей просьбе, для разнообразия фотографического ряда, он поднимается, меняет халат на хитон, зовет борзых и, преодолевая одышку, идет к океану. Мы проходим через скверик, на котором брайтонские обитатели характерного вида забивают козла. Провожая взглядом экзотическую фигуру в хитоне, с тростью и двумя борзыми на поводке, завсегдатаи скверика сходятся во мнении, что это не иначе, как сам Солженицын. Кузьминский показывает мне дом, в котором умер близкий ему по привязанностям и по душе человек-- Довлатов — «Сереженька».

На пляже пустынно, только чайки, потревоженные борзыми, ненадолго поднимаются в небо. Мы возвращаемся, чтобы попить чая, большего он себе теперь не позволяет. Были времена, сиживали за столами...

Свое имя на бумаге он обозначает тремя буквами: ККК. Отца тоже звали Константин Константинович. Родился ККК в 1940 году, жил в Ленинграде, учился в университете, обладал исключительной памятью на стихи, отдавал предпочтение футуризму и анархизму, отвергал любые нормы и ограничения, прошел через психушку. Его называли идеологом «вопрекизма». По протекции временного рабочего геологической партии Иосифа Бродского побывал в экспедиции. Вместе с Михаилом Шемякиным работал такелажником в Эрмитаже, был повышен до экскурсовода, потом уволен с распоряжением: «В Эрмитаж не пускать!» Обитал в среде поэтического и художественного андеграунда, собирал стихи и живопись «подполья», занимался самиздатом. Богемная жизнь включала квартирные выставки с поэтическими чтениями, карнавалы у Шемякина, возлияния, конфликты с соседями.

В 1962 году собрал все стихи Бродского и предложил издать их. Бродский с беззаботностью гения к идее отнесся равнодушно, назвал свои стихи старым говном, не представляющим интереса. Кузьминский не отступился, и в 1965 году в Вашингтоне вышла книжка Бродского. Первая.

В 1975 году ККК эмигрировал в Америку. Вывез книги, рукописи, картины, фотографии, документы, имевшие отношение к искусству «подполья». Из личных вещей взял с собой чистопородную русскую борзую, пишущую машинку «Ундервуд» 1904 года и резную деревянную трость, некогда принадлежавшую, как он вычислил, одному из декабристов.

Пять лет жил в Техасе, читал в университете лекции по русской поэзии и англо-американской культуре. Ему хватало эрудиции и знания языка. Потом переехал в Нью-Йорк и поселился на Брайтон-Бич. Привлекала близость океана и гастронома с русской едой.

Америка его не изменила. Он оставался анархистом, футуристом, авангардным поэтом, хулиганом, автором эпатажных инсталляций. Построил из гнилых досок сортир на шесть очков и выставил его на Бродвее. Главным его делом оставалось создание антологии российского неофициального искусства, охватывающей период «от Сталина до Горбачева». Свое детище он назвал «Антология новейшей русской поэзии у Голубой Лагуны». Ему удалось выпустить девять томов этого сборника по нескольку сот страниц в каждом томе. Небольшой тираж разошелся по американским университетам, по славистам, по авторам. Это совсем не академическое издание — скорее автобиография.

Американское гражданство Кузьминский получить поленился.

Фото автора