Публикации
Фредерик ФОРСАЙТ
(Продолжение.
Начало см. в № 25)
В 1999 году в России царят разруха и хаос. Явным фаворитом назначенных на конец года президентских выборов выступает Игорь Комаров, лидер Союза патриотических сил. Цель Комарова — неограниченная диктатура. В секретном меморандуме Комарова запланированы подавление свобод, террор. Во имя этой цели он и руководитель службы безопасности Союза отставной полковник КГБ Гришин создают многотысячные отряды «Черной гвардии».
Меморандум случайно попадает в руки английских спецслужб, которые, впрочем, до конца не верят в его подлинность. О документе узнают члены Линкольновского совета, неправительственной организации, объединяющей влиятельных в прошлом западных политиков, среди которых Маргарет Тэтчер, Генри Киссинджер, Джордж Буш, банкиры, отставные разведчики, военные. Собранные советом доказательства подтверждают, что победа Комарова грозит катастрофой для всего мира. На помощь призывают самых опытных, самых надежных: сэра Найджела Ирвайна, бывшего директора Интеллидженс Сервис, гения разведки и борьбы со злом, седовласого джентльмена, способного перехитрить весь мир, и Джейсона Монка, отставного оперативника ЦРУ, не раз выходившего победителем в борьбе против людей полковника Гришина, но разочаровавшегося в своей работе после предательства Эймса. Когда на карту ставятся судьбы человечества — он, не раздумывая, возвращается в строй.
Предотвратить победу Комарова на выборах, при его популярности, за такой короткий срок и при бездействии подкупленных Гришиным правоохранительных органов возможно, лишь направив развитие событий в России в другое русло. Для России решение напрашивается само собой: надо объединить русских идеей возрождения монархии и возвращения царя.
И подходящего претендента на царствование находят. В холодной и голодной Москве сэр Найджел и Джейсон Монк начинают последнее сражение.
Полковник Гришин приказал водителю припарковать машину у гостиницы «Националь».
Напротив гостиницы уже стояли две машины наружного наблюдения. Еще не было семи вечера, а мороз уже был градусов под двадцать. Редкие прохожие спешили скорее спрятаться от холода.
Гришин пересек проезжую часть, подошел к одной из машин и постучал в окно водителя:
— Где он?
— Если был на месте до нашего приезда, то тогда внутри. Никто на него похожий из гостиницы не выходил.
— Вызови Кузнецова.
Начальник пропагандистской службы Комарова приехал через двадцать минут.
— Придется тебе еще раз изобразить американского туриста, — сказал Гришин и, вынув из кармана фотографию, показал ее Кузнецову. — Вот человек, которого я ищу. Мог зарегистрироваться в гостинице под фамилией Трабшоу или Ирвайн.
Через десять минут Кузнецов доложил:
— Он там, под фамилией Ирвайн. Сейчас у себя в номере.
— Какой у него номер?
— Двести пятьдесят второй. Я еще нужен?
— Нет, у меня все.
Гришин вернулся в свою машину и по мобильному телефону связался с профессиональным взломщиком, который ждал его приказа поблизости, в холле «Интуриста».
— Ты готов?
— Да, полковник.
— Хорошо. Как позвоню, обыщешь двести пятьдесят второй номер. Ничего не брать, но прошерстить все. Мой человек ждет в холле, он пойдет с тобой.
Из гостиницы вышли двое иностранцев в зимних пальто и меховых шапках. Гришин узнал того, у которого из-под шапки выбивались седые волосы. Эти двое повернули налево и отправились в сторону Большого театра.
Гришин позвонил взломщику:
— Он вышел из гостиницы. Номер свободен.
Одна из машин наружки медленно тронулась вслед за удаляющимися фигурами. Еще двое гришинских людей, до того сидевшие в кафе на первом этаже «Националя», тоже выскочили на улицу и пошли за англичанами. Всего их вели четверо пеших и еще четверо в машинах. Водитель Гришина спросил его:
— Будем брать?
— Нет, хочу посмотреть, к кому они пошли.
Возможно, Ирвайн шел на встречу с американцем Монком. Тогда Гришину удалось бы взять их обоих.
Англичане остановились на светофоре, дождались зеленого света и пошли дальше. Через несколько секунд из-за угла вынырнул взломщик.
Это был опытный вор, внешне он ничем не отличался от западного фирмача, потому что только у таких и могло теперь быть какое-нибудь дело в дорогой московской гостинице. Его английские пальто и костюм, и то и другое краденое, и вальяжный самоуверенный вид легко могли обмануть любого сотрудника гостиницы.
Взломщик толкнул вращающуюся дверь и скрылся в холле. Гришин наблюдал за ним, отметив про себя, что у Найджела Ирвайна портфеля в руках не было, и, значит, он должен был оставить его в номере.
— Поезжай, — сказал Гришин водителю. «Мерседес» рванулся от тротуара и сбавил скорость метров за сто от шагающих по улице людей.
— За нами, похоже, слежка, — небрежно, не подавая вида, сказал Винсент.
— Двое пеших впереди и двое сзади, и еще машина, — ответил сэр Найджел.
— Вы дело знаете, сэр.
— Я, дружок, конечно, стар и сед, но, надеюсь, хвост, да еще такой большой и неловкий, обнаружить за собой еще вполне способен.
Англичане пересекли ярко освещенную площадь перед Большим и Малым театрами и подошли к Театральному проезду. На углу этой узкой улицы под козырьком подъезда устроился, несмотря на холод, на ночлег под кучей тряпья какой-то бродяга. Сэр Найджел остановился.
Впереди и позади агенты наружки гришинской «Черной гвардии» принялись усиленно рассматривать пустые витрины.
Бродяга зашевелился и выглянул из кучи тряпок. Даже при слабом свете уличных фонарей можно было разглядеть, как глубоки морщины на его изможденном лице. К лацкану поношенной шинели была прикреплена старая выцветшая орденская планка.
Когда сэр Найджел работал в английском посольстве в Москве, он не пожалел времени на изучение советских орденов и медалей. Одну из засаленных ленточек на планке бродяги он узнал.
— За Сталинград медаль? — тихо спросил он. — Вы были под Сталинградом?
Бродяга кивнул замотанной в шерстяное тряпье головой. Он не был пьян.
— Был я в Сталинграде, — хрипло ответил он.
В 42-м, когда он сражался против солдат 6-й армии фон Паулюса за каждый кирпич, каждый подвал города на Волге, ему, наверное, не было еще и двадцати лет.
Сэр Найджел достал из кармана бумажку достоинством в пятьдесят миллионов рублей, что-то вроде тридцати долларов по курсу.
— Поешьте. Супу горячего. И выпейте. За Сталинград, — сказал он по-русски и быстро зашагал прочь. Винсент нагнал его. Слежка бросила рассматривать витрины и припустилась за ними.
— Боже праведный, до чего же они дожили! — бросил сэр Найджел в пустоту и завернул за угол.
В машине у Гришина в динамике раздался треск: кто-то в наружке включил свою переносную рацию.
— Они сворачивают, заходят в ресторан.
Ресторан «Серебряный век» размещался в здании, где когда-то находились Центральные бани, и на стенах сохранился кафель с мозаичными картинками, из старой доброй сельской жизни. Войдя с пронзительно холодной улицы, два новых посетителя сразу окунулись в обволакивающее тепло.
Зал был полон, свободных столов практически не оставалось. Администратор поспешил к новым посетителям.
— Извините, господа, — сказал он по-русски, — но мест, к сожалению, нет. У нас сегодня большое заказное мероприятие.
— А вон, по-моему, свободный столик, — по-русски же ответил Винсент. — Вон там, видите?
Действительно, у окрашенной в черное стены стоял один свободный столик на четверых. Администратор оживился, захлопотал лицом. Он понял, что посетители — иностранцы и что платить они будут в долларах.
— Мне надо спросить у того, кто заказывал сегодняшний вечер, — сказал он и отошел в сторону к смуглому мужчине приятной внешности, который сидел в окружении друзей за самым большим столом в зале. Мужчина взглянул на двух иностранцев у входа и кивнул.
Они заказали утку под соусом и дали официанту уговорить себя на бутылку крымского вина, которое, как потом оказалось, хранило какие-то воспоминания о «Бычьей крови».
На улице четверо гришинских бойцов расположились так, чтобы блокировать улочку с обеих сторон. Гришин позвонил своему человеку, дежурившему в коридоре на третьем этаже «Националя».
— Как дела?
— Все еще с замком возятся.
Перед началом операции внутрь «Националя» было послано четыре человека, теперь осталось двое. Один находился в коридоре рядом с лифтами. Если бы кто-нибудь вышел на этаже и пошел по коридору в сторону двести пятьдесят второго номера, он должен был предупредить остальных.
Его напарник был рядом со взломщиком, который, склонившись над замком в двери номера, предавался основному занятию своей жизни.
— Сообщи, когда они будут в номере, — приказал Гришин.
Несколько минут спустя замок тихо щелкнул, и дверь открылась. Гришину тут же об этом доложили.
— Сфотографировать каждый документ, каждую бумажку, и все положить на место, — отозвался он.
Десять минут потребовалось, чтобы обыскать ванную комнату, но там ничего интересного не оказалось. В ящиках комода, как того и следовало ожидать, лежали только галстуки, рубашки, белье, носовые платки. В ящиках тумбочки у изголовья кровати вообще было пусто. Как и в небольшом чемодане, убранном на шкаф, и в карманах висевших в шкафу двух костюмов.
Вор опустился на колени, наклонился и издал тихое удовлетворенное «есть!».
Портфель лежал под кроватью, как раз посередине, чтобы не было видно. На работу с наборными замками потребовалось три минуты. Однако содержимое портфеля разочаровало: там были пластиковый конверт с чеками на предъявителя, которые, не будь жестких указаний, взломщик обязательно бы прихватил с собой, бумажник с несколькими кредитными карточками и квитанцией из «Уайтс Клаб» в Лондоне и серебряная карманная фляжка с темной жидкостью, запах которой ему был незнаком.
Во внутреннем отделении лежали обратный билет на самолет Москва — Лондон и карта Москвы. Вор внимательно рассмотрел карту, на которой могли быть какие-то пометки, но таковых не нашлось.
Все найденное он сфотографировал маленькой камерой. Находившийся при нем боец «Черной гвардии» доложил ситуацию Гришину.
— Там должно быть письмо, — в голосе полковника слышался металл.
Не смея перечить, вор еще раз тщательно проверил содержимое портфеля и обнаружил двойное дно, под которым был спрятан продолговатый бежевый конверт, а в нем — один лист бумаги в тон конверту с выдавленным гербом Патриарха Московского и Всея Руси. Бумагу сфотографировали три раза, на всякий случай.
— Сворачивайтесь и уходите, — велел Гришин.
В сопровождении четырех человек Гришин пересек маленький холл ресторана и раздвинул тяжелые занавеси. Осмотрел зал, кивком головы велел одному из охранников следовать за собой; трое других остались прикрывать выход. Хотя полковник и не думал, что такое прикрытие необходимо. Тот из англичан, что помоложе, мог, конечно, заартачиться, но дольше нескольких секунд он не протянул бы.
— Это что, ваши друзья? — тихо спросил Винсент. Без оружия он чувствовал себя словно голым и уже прикидывал в уме, чего успеет добиться, имея под рукой только столовый нож, лежавший у его тарелки. Получалось, что не очень-то многого.
— По-моему, это те самые господа, чью типографию вы повредили пару недель назад, — ответил Ирвайн. Он вытер салфеткой рот. Утка была очень вкусная. Мужчина в черном пальто пересек зал и остановился у их стола.
— Сэр Ирвайн?
Гришин говорил по-русски, и Винсент взял на себя роль переводчика.
— Вообще-то правильнее сэр Найджел. С кем имею честь?
— Тут вопросы задаю я. Как вы попали к нам в страну?
— Через аэропорт.
— Неправда.
— Уверяю вас, полковник... вы ведь и есть полковник Гришин, не так ли?.. мои документы в полном порядке. Они, разумеется, на регистрации в гостинице, а иначе я бы их вам предъявил.
На мгновение Гришин заколебался.
— Ты, англичанин, вмешиваешься в наши внутренние дела. И мне это не нравится. Твоего американского щенка, Монка, скоро изловят, и я с ним лично посчитаюсь.
— Вы закончили, полковник? Если да и поскольку у нас, похоже, сегодня вечер откровенных бесед, я бы хотел вам тоже честно кое-что сказать.
Винсент старался переводить, не отставая. Было видно, что Гришин в ярости. Так с ним разговаривать не смел никто, и уж никак не какой-то беспомощный старик. Найджел Ирвайн оторвал взгляд от своего бокала вина и посмотрел прямо в глаза Гришину.
— Вы глубоко отвратительная личность, а хозяин ваш и того отвратительнее, если только такое возможно.
В общем, полковник Гришин, весьма вероятно, что ни вы, ни ваш грязный сутенер-начальник так никогда и не будете править этой великой страной. Ее народ постепенно начинает прозревать, и может так случиться, что через тридцать дней, когда наступят выборы, вы обнаружите, что все вдруг передумали. И что вы тогда думаете предпринять?
— Думаю, — начал Гришин, старательно выговаривая слова, — что для начала я убью тебя. И уж живым ты из России не уйдешь, это точно.
Винсент перевел и добавил от себя:
— И по-моему, он именно так и поступит...
Гришина мало волновало, что их разговор слышат за соседними столами. Отправившиеся поужинать в ресторан москвичи не станут ни вмешиваться, ни запоминать, что они там такое видели. Вон ведь отдел убийств все по-прежнему бестолково ищет убийц лондонского журналиста.
— Не скажу, чтобы это было самым мудрым решением, — ответил Ирвайн.
Гришин зло ухмыльнулся:
— И кто же, ты думаешь, за тебя вступится? Эти вот свиньи, что ли?
Упоминать свиней ему, конечно, не надо было. За столом слева от него поднялся шум. Он обернулся. Сверкающий сталью нож с силой вонзился в столешницу. Возможно, это был один из тех острых ножей, что подали к жареному мясу, но он уже успел схватить такой же. Слева кто-то еще из гостей отбросил лежавшую перед ним белую салфетку. Под ней лежал пистолет «Стайер» девятимиллиметрового калибра.
Гришин бросил через плечо своему бойцу из «Черной гвардии»:
— Это еще кто такие?
— Чеченцы, — прошипел охранник.
— Что, все они?
— Боюсь, что да, — мягко вмешался Ирвайн, а Винсент перевел.
— А я тебя недооценил, англичанин. Но больше такому не бывать. Сматывайся из России и держись от нее подальше. Кончай вмешиваться в ее внутренние дела. И привыкни к мысли, что ты своего американского дружка больше не увидишь.
Он развернулся и ринулся к выходу. Охранники поспешили следом.
Винсент облегченно вздохнул и спросил:
— А вы ведь знали, что это за люди здесь, да?
— Ну, я очень старался донести свою мысль. Так что, пошли?
Сэр Найджел поднял свой бокал с остатками крепкого красного вина и поприветствовал всех присутствовавших в зале:
— Господа, за ваше доброе здоровье, и примите мою благодарность.
Винсент перевел, и они ушли. За ними ушли все. Чеченцы до конца ночи наблюдали за гостиницей, а наутро проводили гостей до Шереметьево, где те сели на улетающий в Лондон самолет.
Умар Гунаев, глава московских чеченцев, вошел без стука. Монк, изучавший разложенную на столе крупномасштабную карту Москвы, оторвал от нее глаза.
— Надо поговорить, — сказал Умар.
— Ты чем-то недоволен, — ответил Монк. — Извини, если что не так.
— Твои друзья живы-здоровы и уже улетели. Но то, что вчера случилось в «Серебряном веке», ни в какие ворота не лезет. Я согласился тебе помочь, потому что когда-то ты помог мне. Только долг я тебе, считай, уже вернул сполна. И потом это мой долг, а мои люди ничего тебе не должны. Твои друзья решили поиграть с огнем, это их дело, но людей-то зачем было подставлять?
— Извини, Умар. Старику нужно было приехать в Москву. На очень важную встречу, на которой он должен был присутствовать лично. Вот он и приехал, а Гришин об этом пронюхал.
— Ну так и сидел бы в гостинице, там бы и поужинал. Его в гостинице никто бы не обидел.
— Похоже, он хотел увидеть самого Гришина и что-то ему сказать.
— Это ты называешь — «сказать»? Я за два столика от них сидел: он же откровенно на пулю напрашивался!
— Умар, я сам не понимаю, зачем он это сделал. Но приказ есть приказ.
— Джейсон, в России две с половиной тысячи охранных фирм, из них в Москве — восемьсот. Он легко мог в любой из них нанять хоть полсотни охранников.
— Беда с ними в том, Умар, что их легко купить. Стоит им понять, что заказ исходит от Гришина, и они сразу сообразят, что можно слупить вдвое против обычного. И они без проблем сработают на противную сторону и сами же выполнят заказ.
— Значит, ты использовал моих людей, потому что они не предадут?
— А у меня другого выхода не было.
— Ты хоть понимаешь, что Гришин теперь прекрасно знает, кто тебя до сих пор прикрывал? Раньше он, может, еще сомневался, но теперь-то знает точно. И устроит тебе веселую жизнь. Мне уже от людей передают, что Долгоруковским велено готовиться к крупным разборкам. А мне сейчас только этого не хватало.
— Если к власти придет Комаров, Долгоруковские тебя будут волновать меньше всего.
— Слушай, что ты тут в конце концов затеял с этой твоей черной папкой?
— Что бы это ни было, мы уже ничего изменить не сможем, Умар.
— А при чем здесь «мы»? Ты ко мне обратился за помощью, потому что тебе нужно было прикрытие. Я тебе его дал, потому что того требует закон гостеприимства моего народа. А теперь мне грозит настоящая война.
— Может быть, я смогу помочь тебе ее избежать.
— Каким образом?
— Как насчет генерала Петровского?
— Ты знаешь, сколько он и его эмвэдэшники мне крови попортили? Сколько раз они трясли мои клубы, склады и казино?
— Долгоруковских он не любит еще больше, чем тебя. И мне нужно еще один последний раз встретиться с Патриархом.
— Зачем?
— Кое-что ему рассказать и поговорить. Только в этот раз потребуется помощь, чтобы уйти после встречи.
— Его никто ни в чем не подозревает. Переоденься в священника и иди к нему.
— Так просто, видимо, уже не получится. Если не ошибаюсь, англичанин ездил к нему на машине, взятой напрокат в гостинице. Если Гришин проверит у диспетчеров — а он, скорее всего, так и сделает — то узнает, что англичанин был у Патриарха. Очень возможно, что дом в Чистом переулке уже под наблюдением.
Умар в полном недоумении покачал головой:
— Знаешь что, друг мой: этот твой англичанин просто выжил из ума.
Полковник Гришин сидел за своим столом и долго с нескрываемым удовлетворением рассматривал фотоснимки. Потом нажал кнопку селекторной связи:
— Господин Комаров, разрешите переговорить с вами?
— Заходите.
Игорь Комаров взглянул на фотокопию письма, найденного в портфеле сэра Найджела Ирвайна. Отпечатанное на бланке патриархата, оно начиналось с обращения: «Ваше Величество». Внизу стояли подпись и личная печать Алексия II.
— Что это?
— Господин Президент, против вас готовится международный заговор. Он состоит из двух частей. Во-первых, здесь, внутри страны, пытаются помешать вашей избирательной кампании, посеять тревогу и недовольство и для этого отдельных лиц знакомят с вашим конфиденциальным манифестом. На сегодня результаты таковы: был взрыв в типографии, банки давят на электронные СМИ, чтобы те прекратили трансляцию ваших выступлений на всю страну, ну и было разоблачительное выступление этого старого идиота-генерала. Ущерб определенный, конечно, причинен, но победе вашей он не помешает. Вторая часть заговора более опасна. Речь идет о том, чтобы вместо вашего избрания восстановить в России монархию. И Патриарх, исходя из собственной выгоды, на это готов. Вот это письмо, что перед вами, — его личное послание некоему князю, который живет на Западе, и в нем Патриарх выступает за возрождение монархии и подтверждает, что если князь согласится взойти на престол, то Церковь будет на его стороне и поддержит его кандидатуру.
— Какие у вас в связи с этим будут предложения, полковник?
— Господин Президент, нет претендента на престол — нет и заговора.
— У вас есть надежный человек, который бы... отбил у этого господина охоту?
— Есть. Такой, что отобьет у него охоту навсегда. Большой специалист с богатым опытом работы на Западе, говорит на нескольких языках. Работает на Долгоруковских, но его можно перекупить. Его последний заказ был на двух человек из мафии: им было велено положить двадцать миллионов долларов на счет в Лондоне, а они приказа не выполнили. Две недели назад их трупы нашли в квартире в Уимблдоне, недалеко от Лондона.
— Похоже, он нам подойдет.
— Не беспокойтесь, я все устрою. Через десять дней кандидата на трон у них больше не будет.
Вернувшись в свой кабинет, Гришин подумал: «Ничего, вот когда бесценный князь сэра Найджела будет спокойно лежать на мраморном столе, а Джейсона Монка по наводке ФАПСИ выловят и подвесят в подвале, мы сэру Найджелу Ирвайну пошлем к Рождеству милый пакетик с фотографиями, пусть порадуется».
Покончив с ужином, начальник ГУВД усадил внучку к себе на колено и приготовился смотреть с ней по телевизору ее любимый мультфильм. В это время зазвонил телефон. Жена протянула ему трубку:
— Это тебя.
— Кто?
— Он сказал только, что он американец.
Генерал опустил внучку Танечку на пол и встал.
— Я пойду к другому телефону, в кабинет.
Он закрыл за собой дверь, снял трубку и дождался щелчка, подтвердившего, что жена свою трубку положила.
— Слушаю.
— Генерал Петровский?
— Да, это я.
— Мы недавно с вами разговаривали.
— Разговаривали.
— У меня есть кое-какие сведения, которые могут вам показаться полезными. У вас есть чем писать?
— Вы откуда звоните?
— Из автомата. У меня мало времени. Пожалуйста, я не могу долго говорить.
— Давайте, что там у вас.
— Комаров и Гришин уговорили своих долгоруковских друзей начать войну против чеченцев.
— Ну, значит, будут у них крупные разборки между собой. Мне-то чего беспокоиться.
— Понимаю, но сейчас в Москве делегация Всемирного банка, и она ведет переговоры о возможном выделении нового кредита. Подчеркиваю — возможном. Вряд ли исполняющий обязанности Президента, которому надо хорошо выглядеть и перед миром, и перед своими избирателями, обрадуется, если вдруг на улицах начнется пальба. Он ведь может решить, что это неспроста.
— Ну и что дальше?
— У меня есть шесть адресов, вы их запишите.
Монк начал диктовать, а генерал Петровский делал пометки на листе бумаги.
— Что это за адреса?
— По первым двум долгоруковские склады оружия. Третий — адрес казино, там в подвале хранится вся их бухгалтерия. А по остальным трем больше чем на двадцать миллионов долларов контрабанды.
— Откуда у вас эти адреса?
— У меня есть друзья в «низах». Кстати, вам вот такие фамилии что-нибудь говорят?
Монк назвал две фамилии.
— Конечно. Один — мой первый заместитель, второй командует подразделением СОБРа. А в чем дело?
— Оба прикормлены Долгоруковскими.
— В таких вещах лучше не ошибаться, американец.
— Я не ошибаюсь. Так что если захотите провести операцию, то до конца держите все в секрете и уж этих-то двоих в свои планы не посвящайте.
— Сам знаю, тоже ученый.
Раздались короткие гудки. Генерал Петровский в задумчивости повесил трубку. Если этот таинственный иностранец не ошибается, то его информации нет цены. Генерал оказался перед выбором. Можно было дать двум крупнейшим группировкам схлестнуться и перебить друг друга, за что Президент вполне мог самым теплым образом его поблагодарить. С другой стороны, у него под началом три тысячи бойцов отрядов быстрого реагирования — СОБРа — молодых и готовых действовать ребят. Если даже американец только отчасти прав относительно того, что Комаров собирается делать после победы на выборах, то ни для него, ни для его бойцов с оргпреступностью в той Новой России места не найдется. Генерал вернулся в гостиную.
Мультфильм уже кончился.
— Я поехал на работу, — сказал он жене. — Вернусь завтра вечером.
(Продолжение следует)
ПереводАлександра БАГАЕВА
Фото Г.Горбуновой, А.Чугея, М.Штейнбока
From ICON by Frederic Forsyth
Copyright (c) 1996 by Bantam Books, a division of Bantam Doubleday Dell Publishing Company, Inc.
Reprinted by permisson of Bantam Books, a division of BantamDoubleday Dell Publishing Group, Inc. All Right Reserved