ТЕАТРАЛЬНЫЕ ИСТОРИИ

от Майлена КОНСТАНТИНОВСКОГО

И напоследок

У поэта Бориса Слуцкого есть такие стихи: «Однажды я шел Арбатом, / «Бог» ехал в пяти машинах. / От страха почти горбата / В своих пальтишках мышиных / Рядом дрожала охрана. / Было и поздно и рано». Однако ТАК перемещаться по Москве будущий генералиссимус стал не сразу. В начале 30-х он мог, выйдя из Кремля, запросто прогуляться пешком. Например, до проезда Художественного театра, до тогдашнего Камергерского, — и заглянуть без всякой охраны в свой любимый МХАТ. Однажды днем он пришел, когда у входа дежурил капельдинер Глушков. Сейчас это звучное слово почти не употребляется (порой его даже путают с капельмейстером), а обозначало оно всего-навсего скромную должность: старший билетер. Глушков был живой легендой театра. В 1918 году, когда МХАТ удостоили своим посещением Ленин с Луначарским, он сразу после спектакля кинулся в гардероб, отстранил гардеробщика и сам подал пальто вождю мирового пролетариата. Но вождь думал, что перед ним простой гардеробщик, ищущий чаевых, и стал рыться в карманах. Потом обратился к Луначарскому: «Анатолий Васильевич, у вас не найдется мелочи?» Тот порылся и тоже не нашел. Владимир Ильич обернулся к Глушкову: «Тогда простите, голубчик...» — и развел руками.

Вот этот самый Глушков и стоял на страже в вестибюле, когда туда вошел самый могущественный поклонник МХАТа. Непостижимо, но капельдинер не узнал его (тогда еще не красовались на каждом углу, по выражению Фейхтвангера, «сто тысяч портретов человека с усами») и строго потребовал пропуск.

Пропуска у Сталина не оказалось, и Глушков его не пустил. Тогда Сталин попросил разрешения позвонить в кабинет директора. Директор тут же кубарем скатился по лестнице. Рассыпался в извинениях и накинулся на Глушкова: «Ты что, с ума сошел?! Да ты знаешь, кто это?»

Но Сталин вдруг его осадил. Он сказал: «Вы нэ кричитэ на чэловэка. Он правильно понымает свой долг...»

* * *

Прошли годы. Теперь, когда Сталин намеревался посетить вечерний спектакль — проезд Художественного театра уже с утра был охраняем «критиками в штатском», равно как и сам театр. Начальник охраны Сталина генерал Власик лично обходил все помещения, включая артистические уборные.

...Раньше, если по ходу пьесы должны были звучать выстрелы, — стреляли холостыми патронами, но из настоящих винтовок или револьверов. Власик их изъял. Звуки же выстрелов производили с помощью пиротехники. Однажды артист Л.Ф. Еремеев смотрел из-за кулис на сцену. Играли «Дни Турбиных». В театре был Сталин. Вдруг стоявший рядом с Еремеевым артист Сергей Петрович Успенский сказал: «Вы не туда смотрите. Посмотрите направо». И Еремеев увидел за кулисами «топтуна», сидевшего на ящике с пиротехническими патронами, имитирующими артиллерийскую канонаду. Этот «критик в штатском» был явно новичком и по неведению уселся на ящик с пиротехникой. А «канонада» должна была начаться чуть ли не через секунду. Когда начали взрываться пиропатроны, артисты увидели: охранник от испуга взлетел, не меняя сидячей позы, вверх к старой драпировке, висевшей за кулисами и вобравшей в себя огромное количество пыли. Драпировка оборвалась и накрыла несчастного вместе с ящиком. Канонада вышла довольно тихой и короткой. Однако на радость всем присутствующим, вождь ничего не заметил. Форма в отличие от содержания для него была не главным в искусстве.