Разгар боев за Грозный. Мы сидим за чаем с Асланом Масхадовым. Чашки дымятся на фанерке поверх подробнейшей карты «столицы Ичкерии». Диалог то и дело перебивают заглядывающие командиры и короткие переговоры беспрерывно включающихся портативных «Моторол».
— Мы с Зелимханом дали вам возможность повидаться с пленными, — говорил Масхадов. — Им действительно тяжело и их жалко — все равно это наши парни. Но их страдания меркнут в сравнении с тем, что терпят мирные грозненцы всех национальностей. За что война? И уже не в первый раз... Мы-то воюем, зная за что: за самоопределение свободной Чеченской Республики, за власть, избранную народом, а не посаженную из Кремля. Куда Чечне отделяться от России? Улетет
Специальный репортаж
Давно уже знаем, что не только с боевиками
Урус-Мартан
Урус-Мартан — один из крупнейших райцентров Чечни, 60-тысячное население которого приняло у себя в домах чуть ли не столько же беженцев. В «сердце срединной Чечни», изначально оппозиционном Дудаеву, в боях против дудаевцев полегло более трехсот ополченцев, голосовали за Ельцина.
Центральная районная больница. Здесь не действует канализация, подвалы полны нечистотами и нет воды. Меня водил по палатам ее «главврач с декабря девяносто четвертого», искуснейший хирург Руслан Висаригов, извинялся за «тошный дух». На плечи Руслана и его коллег пала тяжесть операций по спасению раненых всех сторон, участвовавших в чеченской войне: за 95-й год выписано их отсюда свыше 11 тысяч!
— У нас все снова забито тяжелоранеными. А куда, как не к нам, прямо из Грозного? Если бы не женщины наши — крышка бы больнице, точно! Пищеблок накрылся без воды и канализации, как и прачечная. Так они по домам стирают простыни да халаты, еду готовят и раненым носят. У нас же еще каждый день роженицы. Хожу гордый: инфекционный стоит пустой, готов к началу эпидемий — холеры, полиомиелита... Храни нас Бог!
У инфекционного на травке женщина грела на закатном солнышке сидящего на ее руках худущего ребенка:
— Тетя я ему, Асхадику. Ему год, а уже сирота: в бомбежку и отца, и мать убило, сестру мою. Будем поднимать, еле откачали врачи. Начнется эпидемия — буду здесь кем угодно, санитаркой, сестрой. Только бы миновала нас и эта беда!
Семнадцатилетний Алихан из села Мартан-Чу рассказал, как стал калекой:
— Корову гнал по селу и на мину наступил, знаете — которые под землей? Там их много, и людей много взорвалось, не я один, до смерти. В неделю на сенокосе подрываются 5 — 7 человек. Федералы уходят и везде это оставляют, чтобы мы, чеченцы, гибли, и так повсюду — вон в соседних палатах такие же, как я, из Закан-Юрта, Шалажей.
Халифа из села Валерик лежит с израненным шестилетним внуком:
— Пост русский в Шалажи ни с того ни с сего обстрелял наш Валерик. Внук как раз черешню рвал — сидел на дереве. Вот снаряд под корень и попал — открытая рана, еще хорошо, живой остался!
В другой палате искалеченный взрывом старик объяснил мне «особые причины войны»:
— Раз Россия не смогла нас победить, то вот такими подлостями хочет истребить чеченцев. На обезвреживание мин власти вызывают вояк-федералов и платят им такие деньги, что на них полсела восстановишь. Им выгодно ставить побольше мин и прикарманивать свое.
Село Гойское
... В полностью разрушенном бомбардировками российских войск некогда цветущем селе Гойское сегодня из 320 домов — ни одного целого. Живут здесь всего две семьи, пытаясь починить хоть пару комнатушек к зиме.
В низине у дороги косит сено с двумя худыми оборванными мальчишками их отец, в том еще «костюме».
— Вот был мой дом: попало четыре снаряда, и рядом — бомба. Скотину ночью успели переправить в Комсомольск (ее там потом солдаты-федералы съели). Когда за вещами вернулся — испугался. Спим кое-как — ни стекол, ни крыши. Ни работы, ни денег. Саше скоро десять будет, младшему восемь. Косят, какая там школа! Их поднимать надо, это дает желание жить — и все.
Понукая норовистую лошадку, подъехал на телеге беспощадно загорелый седой старик. Представился — «дед Вахидов» — и сходу:
— Мы арабы. Спокон веку в Чечне жили. И вот мой дом разрушен. Федералы что могли взять хорошего — увезли. Опять дудаевцы взяли Грозный — а эти бомбят их, и попадает от тех и этих мирным. Кто такой Завгаев? Прячется то у русских генералов в Ханкале, а то еще чаще в Кремле.
Мой спутник, шейх-имам Исторической мечети в Москве Хаджи Фарид Сайфулин, молится, отойдя к краю огромной воронки у разбитого старого кладбища:
— Зачем нельзя миром жить в таких местах благословенных: горы, земля плодородна! Молюсь об одном: мира, мира этим невинным. Всем: мусульманам и христианам. Ведь все мы — соотечественники, дети Всевышнего! Аллах, покарай тех, кто хочет этой войны!
Блок-пост
Командир Аслан: — Все наши посты — от РУВД Урус-Мартана. Есть и секретные. Все въезды-выезды в район мы круглосуточно контролируем. Не пускаем с оружием ни федералов, ни боевиков, ни гражданских: при въезде оружие они оставляют нам. Бывают обстрелы и со стороны федералов, и называющих себя боевиками людей, а на самом деле — мародеров. Они отбирают машины даже у врачей — это отбросы народа Чечни. Они хотят нестабильности — проще же грабить! Симпатизирую только тому, кто поддерживает мир, как наш глава администрации Юсуп Эльмурзаев, за что его и убили. Теперь на его месте наш Лема Гойсултанов, он тоже всеми силами мир удерживает, не то что в Грозном: у нас — порядок. Вывели бы федеральные войска, оставили нас один на один с дудаевцами — мы бы сами с ними разобрались, а потом выбрали власть, законно, честно.
Ночью, возвращаясь, остановились у ларьков купить воды. Оказалось, командует ночной торговлей глава Урус-Мартановского комитета «Политдвижения женщин Чечни» Марият Герисханова:
— Сильно хотел наш Юсуп мира, обращался и к боевикам, и к федералам. Только мир оказался никому не нужен — угробили Юсупа, его мать нищей осталась... Россия хочет ввести ЧП, Лебедь только что приехал с этим. А разве уже давно в Чечне не ЧП? Лучше бы прямо Москва сказала: смерть чеченам! В продолжении войны какие-то мафиозные структуры заинтересованы. Война не России с Чечней: она — чисто мародерская. Вот генерал Тихомиров сознался в своей неправоте: начал бомбить нас уже после того, как мы, женщины, с боевиками в Шали договорились (их там 2 мая должны были бомбить), что они ни ногой в Урус-Мартан. И вдруг — бомбежка Урус-Мартана! Вернулась из Шали, увидела горящие дома, трупы родных... Тяжко Леме держать мир, а — держит! Куда там грозненским против наших ребят...
Привезший средства, выданные лично ему от РАО «Газпром» на строительство хлебопекарни (имевшуюся разбомбили, с хлебом здесь — беда!), потрясенный впервые увиденным в больнице и в Грозном, и в Гойском директор Исламского культурного центра России Абдул-Вахед Ниязов признавался мне и главе администрации:
— Порой мне кажется, что мы живем в государстве, где люди власти проводят расистскую антимусульманскую линию. Гоню в ужасе от себя такие мысли, но вот вижу на деле — ведь мирные же люди гибнут, калечатся, множатся сироты, голодают. Жалко всех! Гибнут русские солдаты — во имя чего?
Глава администрации Ломали Гойсултанов в этот раз обрадовал тем, что пекарня уже дала хлеб. А затем посмурнел:
— Где те 13,5 триллиона «на восстановление Чечни»?! Мы и рубля не видели. Не надо было громить Гойское — ведь я договорился с боевиками, они готовы были на другой день отдать тех трех пленных в обмен на своих у федералов. Нет, ждать не стали — крупномасштабная операция удалась на славу: бомбили вместе и мирных жителей, и тех троих пленных. Теперь вот — Грозный, дудаевцы его берут-отдают когда хотят. Думаю, не зря генерал Лебедь к генералу Масхадову приезжал: ну должны они понять друг друга, прекратить кровопролитие. А другие? Что, власти нет или там труднее, чем нам? За что война — убей, не пойму. Не за людей, а за победу? Кого над кем? А сколько поляжет соотечественников в «камуфляжке» и мирных — не важно ни тем, ни этим.
* * *
...Дети малые, подростки, старики, женщины и российские солдатики — «заморыши», как назвал их Александр Лебедь, — это все тяжело раненные. Позади, дома — их разоренные очаги, матери, обмирающие от все еще обезличенных вестей о потерях. Чьи они, эти жертвы, эти руины? Соотечественников наших. Против кого воюем, россияне? И что прибавить к этим, услышанным на днях голосам мирных наших соотечественников, безвинно пострадавших на этой нашей войне?
О другой, Великой Отечественной, поэт сказал: «Здесь ни прибавить, ни убавить, — так это было на войне...»
Впрочем, все, кажется, и об этой войне сказано. Варварство? Геноцид? Мародерство? Грабеж?
Вспоминается утиравший сопли белобрысый воин в грязнущей тельняшке на блокпосту под Грозным, махнувший рукой на мою красивую ксиву: «Скорее бы все это кончилось. Стыдобища ведь! И жалко всех»...
Лев АЛЕЙНИКУрус-Мартан, Гойское, Гехи, Грозный
Использованы фотографии:
А.Алейника, Н.Медведевой,
В.Сварцевича, AFP
В Грозном двумя выстрелами в голову, прозвучавшими с российского БМП, убит на глазах сына и жены тележурналист ОРТ Рамзан Хаджиев. Четыре года аналитические сюжеты Рамзана были одинаково ненавистны и участникам, и зачинщикам кровопролития. Его предупреждали и сепаратисты, и люди в камуфляже, говорящие по-русски без акцента... Дружелюбный и внимательный к каждому, с кем сталкивала его жизнь, Рамзан подстрелен на взлете. Как незабвенная Наташа Алякина. Как Синтия Элбаум и многие другие настоящие противники войны. Гибель журналиста стала еще одной гостайной, которую «компетентные органы» не расследуют, а охраняют. На момент подписания номера в печать «Огоньку» в Генпрокуратуре РФ так и не дали ответа, возбуждено ли по факту гибели Хаджиева уголовное дело.
Почему пуля ударила его сразу же, как он миновал блок-пост на выезде из Грозного и предъявил удостоверение? Почему телохранитель Завгаева опознал тело Рамзана в морге Тостой-Юрта, как и почему оно туда попало? Где семья журналиста — чуть ли не единственные свидетели его гибели?
Есть ответ только на один вопрос: почему на «Волге» Хаджиева не было опознавательного знака «пресса». Незадолго до гибели Рамзана российские солдаты обстреляли остановившиеся на блок-посту автобусы с символикой телекомпаний CNN и WTN. Быть журналистом в Чечне — опасно.