КАК ЗАКАЛЯЛСЯ ТЕНОР

Столицы

Иранец, родившийся в Казахстане и до 20 лет не владевший русским языком, заканчивает московскую консерваторию и становится солистом музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. Такова биография, то есть анкета свершений. А судьба — это превращения. Она выцарапывает из биографии вкусную начинку и складывает сказание о герое. О том, как сельский мальчик приезжает в большой город и заполняет его своим восторгом. Он видит, слышит, ценит больше местных жителей. Его существование наполнено подтекстом благодарности: меня отметили, хотя кем я был?! Праздник превращения маленького человека в солиста. Всякая личность прорубает в окружающей среде свою «узкоколейку». Кто-то делает с зубовным скрежетом, Ахмед Агади — с песней.

Его отец напевал протяжные иранские мелодии, работая чабаном в совхозе им. XXII партсъезда в Чимкентской области. Он попал туда после непонятной для детской памяти Ахмеда революции, которая случилась в Иране в конце сороковых годов, когда Ильтифат служил в армии на границе с СССР. Будто взрывной волной его перекинуло через границу и бросило на стройки сталинского государства подневольным рабочим. Потом отбывшие свою иностранную повинность иранцы получили разрешение обосноваться в Казахстане вместо родины. Там Ильтифат встретил рыжеволосую татарку Анису. Они поженились и родили четырех девочек и шестерых мальчиков. Последним оказался Ахмед.

В пять лет он начал, как отец, напевать мелодии без слов. Все, что слышал по радио и телевизору. Больше никто из братьев и сестер не отличался подобной страстью. В сельской школе русский язык изучали как иностранный, то есть никак. Во дворе общались по-казахски. Но Ахмед мечтал о России как о сказочной стране, где все достойные люди непременно становятся певцами, как Лев Лещенко, Муслим Магомаев... И путь на сцену лежит через армию. Ахмед хотел в армию, как в Россию, как на экран телевизора.

Правда, когда он туда попал — в стройбат в Новосибирске, — то знал всего одну песню по-русски — «Снег седины». Зато военная тематика. Начав с самодеятельности, голосистый сержант постепенно тронул сердце командира части, замполита, дирижера оркестра. И последний пригласил Ахмеда солистом, помогал заучивать ноты, тексты. И настойчиво советовал не возвращаться в Казахстан, а поступать в новосибирское музыкальное училище. «У тебя талант, тебе надо учиться», — соблазнял он голосом доброй феи. Таким словам хотелось верить.

В консерватории Ахмеду отказали: с необработанным голосом никто не захотел возиться. На эстрадном отделении в училище заявили, что голоса для эстрады у Агади нет. Так судьба отсекает лишнее или несвоевременное. Желание заняться самородком высказала Нина Леонидовна Дынкина, педагог училища с более чем 30-летним стажем. За месяц, оставшийся до экзаменов, она должна была восстановить пробелы как среднего, так и музыкального образования в голове этого способного, по ее мнению, юноши.

Ахмед днем и ночью зубрил нотную грамоту и русские слова, историю и литературу. Он был Золушкой, которая должна перебрать крупу, помыть пол, постирать, погладить и тому подобное, прежде чем ей улыбнется поездка на бал. Да, у Ахмеда была фея, но она не собиралась волшебной палочкой выполнять всю эту работу за него. Таково отличие жизни от сказки.

Больше всего он боялся диктанта, но написал на «четыре». И поступил. Общежития при училище не было, поэтому Ахмед остался в армии на сверхсрочную службу: заработок, еда, жилье. До обеда военный, после обеда — учащийся. Продолжал петь в военном оркестре.

На третьем курсе стал лауреатом окружного конкурса вокалистов и отличником учебы. Нина Леонидовна, проходя мимо Доски почета, любовалась фотографией воспитанника. На вокальном факультете отличники были редкостью. И те педагоги консерватории, которые три года назад отказали ему в приеме, сманивали Ахмеда каждый в свой класс. Но хитрый Агади подумал: если здесь десять педагогов хотят меня учить, неужели в Москве не найдется хотя бы одного желающего? В армии как раз дали отпуск на полтора месяца, и Ахмед отправился в столицу, прямо в консерваторию.

Его прослушала Вера Кудрявцева, вдова С.Я. Лемешева, и допустила на первый тур. На втором туре в зале сидели Ирина Архипова и Евгений Нестеренко, совсем близко сидели. После трех туров Ахмеда ждало более страшное испытание — письменная работа. В голосе он был больше уверен, чем в собственной грамотности. Как выпускник национальной школы, он должен был писать изложение, а не сочинение, по фрагменту романа Н. Островского «Как закалялась сталь». И опять нашлась фея. Рядом оказалась девушка Катя, которая проверила текст Ахмеда и исправила ошибки. Он переписал начисто и получил «четыре». Сдав остальные экзамены, Агади поступил в консерваторию.

После первого курса его чуть не выгнали из-за политэкономии, хотя он единственный весь год усердно посещал лекции по этому предмету, ничего в нем не понимая и боясь его. Такой же добросовестностью он пытался загипнотизировать преподавателей по истории КПСС и эстетике. Выручал голос. Таланту прощали партийную необразованность, тем более что страна уже перестраивалась.

...Однажды после концерта к Амхеду подошла пожилая женщина, представилась — Нина Никифоровна — и пригласила в гости. Узнав, что живет в общежитии, предложила снять у нее комнату: ей приятно будет слушать его пение дома. До окончания консерватории Ахмед жил у гостеприимной старушки, освободившей его от бытовых хлопот: стирала, готовила. Хорошо быть тенором.

Когда Агади учился на третьем курсе, в музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко произошел раскол с главным дирижером и его сторонниками. Стали набирать в труппу новых солистов. Для восстановления оперы «Евгений Онегин» понадобился молодой Ленский. Ахмед как раз спел эту партию в Большом зале консерватории. Его услышали режиссеры театра и пригласили на стажировку.

Ленский стал его первой работой. На генеральном прогоне у Ахмеда от волнения закружилась голова. Он сидел на пеньке, допевая последнюю арию «Что день грядущий мне готовит...» — и мысленно твердил: держись, осталось чуть-чуть. Когда Онегин наконец выстрелил, Ахмед упал и радостно подумал: как хорошо, что все закончилось.

Полтора года назад Агади женился на выпускнице института им. Гнесиных, молодом композиторе Ирине Седовой. Они познакомились в консерватории: Ирина брала уроки вокала, чтобы показывать свои произведения исполнителям, и занималась с концертмейстером, к которому ходил Ахмед. Живут вместе с мамой Иры в подмосковном Щелково. Но театр хлопочет о квартире и прописке для Ахмеда в Москве, потому что в электричках зимой холодно — трудно беречь горло. А возвращения после спектаклей опасны — трудно беречь жизнь. Правда, не так давно народного артиста убили вечером прямо у метро. Тогда Агади пришлось срочно вводиться в «Севильского цирюльника». Милиция на столичных улицах останавливает всех темноволосых мужчин восточной и южной наружности, поэтому Ахмеду желательно носить с собой какой-нибудь документ, удостоверяющий, что он романтик и интеллигент, и глаза у него зеленые — в маму, и поет уже четыре сезона в «Богеме», «Алеко», «Руслане и Людмиле», «Паяцах»... Герой нашел свои сказки.

Ему 31. Хочет петь еще и еще, пока «в полной силе голос и нежность». Когда голос «не идет», Ахмед бывает печален. От собственного несовершенства. Такая скорбь тиха и необременительна для окружающих, разве что для очень близких.

Фото:
Л. Шерстенникова