В Большом театре прошли гастроли Миланского балета (не путать с балетной труппой театра "Ла Скала") со спектаклем "Танго... Роза для Хорхе Донна".
Глава Большого Владимир Васильев, чьи вкусы определяют продюсерскую политику театра, инициатор гастролей лионской "Золушки" и шведской "Жизели", на сей раз попал пальцем в небо — то ли вкус подвел, то ли спектакля не видел. Более беспомощного зрелища не припоминают даже завсегдатаи театра, прошедшие через танговые фантазии Вячеслава Гордеева и пушкинские премьеры Большого. Зал был скандально пуст — контрамарки раздавали на свободные места в партере. Спекулянты подсчитывали убытки, видавшие виды билетерши прятали глаза, тихонько шепча: "До чего дожили".
Столь разительный эффект произвела всего лишь бездарность хореографа Дени Ганьо, экс-солиста труппы Ролана Пети и руководителя миланцев. Он оделся в черный плащ, назвал себя Хорхе Донном (ведущий танцовщик и возлюбленный Мориса Бежара, погибший от СПИДа) и весь спектакль гулял по сцене, разглядывая коллег, исполняющих школярские комбинации под танго Скевони и медитации Малера. Брутальные брюнеты (один из них назывался Другом) надували грудь колесом, бросали испепеляющие взоры и сигали кто как умел в классических трюках (набор их не отличался разнообразием — доминировали туры, двойные ассамбле и разного рода разножки). Агрессивные девицы (одна из них считалась Соблазнительницей) между арабесками и аттитюдами развязно виляли бедрами и висли на шеях своих партнеров. Благодаря унылой девственности хореографии уже через пять минут стало ясно, что миланский Хорхе Донн обречен на гомосексуализм. Но Дени Ганьо промучил своего героя и публику без малого два часа, прежде чем сделал окончательный выбор. Благо, многие этого не дождались.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА