С писателем МИЛОРАДОМ ПАВИЧЕМ встретился в Белграде корреспондент "Коммерсанта" РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
— Вы написали повесть "Бог легенды" о последней войне. Когда вы писали ее — когда все кончилось?
— Нет, прямо во время войны. Я попробовал описать обыкновенную жизнь во время бомбардировок.
— Вы все это время провели в Белграде?
— Почти до самого конца. Мой греческий издатель решил устроить презентацию романа "Шляпа из рыбьей чешуи" 3 июня в Греции. Мы с женой прямо из-под бомб уехали в Венгрию, а оттуда — в Афины. И 3 июня, когда был подписан договор о мире, у меня была презентация. Но я знал, что конец войны наступит именно в этот день.
— Откуда?
— Мне об этом сказал звездочет. Астрологическая информация была такова, что третьего июня Марс уходил из неудачного для нашей страны расположения. А в Белграде во время войны была пресс-конференция к выходу моего романа "Письменный прибор". Здесь, в парковом павильоне. И прямо во время конференции раздалась воздушная тревога. Но никто не ушел. Это очень странно — публиковать книгу во время войны. Я все время удивлялся, что есть читатели, которые покупали книги прямо во время налетов. Наверное, они надеются этим что-то изменить, что-то показать жизни. Первое издание моей книги уже разошлось.
— Странное ощущение от города, пережившего войну: люди возбужденны и даже веселы, кипит жизнь. Я не помню Белград таким оживленным, каким он выглядит сейчас.
— Если вас убьют, вы осознаете это только через десять дней. То же и с нами: нас убили, но мы еще не знаем, что нас убили. Этой зимой мы поймем, что мы покойники. Мы в тяжелом положении, потому что мы вынуждены сказать: не помогайте нам. Если Россия или кто-то другой будет помогать, то тем самым она будет помогать Милошевичу. А это значит, что она не будет помогать Сербии и Югославии. Не помогайте!
— Но у людей все-таки положительный настрой...
— Я знаю, что есть много городов, где уже сейчас нет ни денег, ни хлеба. У Сербии как страны тоже нет денег. Что будет с Белградом, никто не знает. Если зима будет суровой...
— Вам пишут из России?
— Мне много писали во время войны. Очень дружески. Я общаюсь с читателями по электронной почте. Много пишут. Почему-то мои произведения занимают разных людей, люди бывают тронуты и взволнованны. Мне это странно, и меня очень радует, что жизнь моя приняла такой оборот. Теперь, когда все в мире ненавидят сербов, мои произведения все равно читают. Это чудо. И мое имя играет меньшую роль, чем названия моих книг.
— Как вам кажется, как будут в будущем общаться между собой читатели и писатели?
— Кто знает? Но для меня электронная почта очень важная вещь. Прежде всего потому, что ее невозможно цензуровать. Но Интернет важен для меня и как для писателя. Это очень интересный способ изменить сам процесс чтения литературного произведения. Я издал книгу "Рассказы из Интернета". Все истории, опубликованные в ней, сначала были запущены в Интернет. Книга о войне тоже там будет.
— Литература не утонет в Интернете?
— Литература существовала и до книгопечатания, до Гутенберга. Не исчезнет и после книгопечатания. Мои книги удобно читать в Интернете. Думаю, страх литературы перед Интернетом необоснован.
— Писатели обычно очень дорожат физическим ощущением от книги. Вы лишены этого чувства?
— Конечно, это важно. Я пишу всегда в маленьких книжках карандашом, а потом переношу все в компьютер. Но еще важнее другое. Если вы хотите изменить тропинку чтения, если вы хотите сделать свое произведение, свою прозу интерактивной, то это важный выбор. Сам компьютер такого не сделает, он осел. Но если вы захотите, он поможет вам это осуществить.
— А что вы называете интерактивной литературой?
— Это когда читатель может сам выбрать путь через ваши произведения. Конечно, "Войну и мир" не назовешь интерактивной прозой. Поэтому я и говорю, что современный писатель сам должен сделать выбор. Когда мой "Хазарский словарь" перевели на CD-ROM, оказалось, что существует два с половиной миллиона способов его прочитать. Значит, каждый читатель имеет свою особую книжку.
— Когда читаешь, относишься к этому не как к реальной возможности, а как к художественному приему.
— Нет, я действительно предполагаю, что мои произведения нелинеарны и их возможно читать разными способами. И если читаете вы, героиня может оказаться убитой, если другой — она выживет.
— Не слишком ли длинен поводок, на который вы отпускаете читателя? Не слишком ли много ему свободы?
— Свободы никогда не бывает довольно. Мне кажется, современные читатели любят головоломки и хотят быть активнее, чем они были до сих пор.
— Вы преподаете студентам. Каких писателей вы бы посоветовали им прочитать, прежде чем брать книги Павича?
— Толстого, Достоевского. Еще Иоанна Златоуста, это одно из моих самых любимых чтений. Очень люблю читать Дамаскина. Хотя нет! Не надо ничего читать заранее! Павича можно читать сразу.
— Я предполагал, что вы назовете Джойса. Так же, как Дублин невозможно уже отделить от Джойса, Белград вашему читателю видится через призму вашего взгляда. Чем отличается мифологический Белград Павича от реального города?
— Я люблю этот город. Но я люблю тот город, который не зафиксирован ни в книгах, ни в архитектуре, который растворен в человеке. Белград много раз был уничтожен, совсем исчезал. От прошлого осталось немного, но энергия этого места никуда не делась. Не надо искать у меня в книгах только Белград. Здесь сосредоточен только кусок той невидной энергии, что спрятана на Балканах, которая есть в Греции, в России или в Украине. Это важно. Порой мне кажется, что я только этим могу объяснить, почему мои книги так раскупаются. Возможно, в них заключен некоторый витамин, который иначе не получить.