Интервью / Музыка
Фото: Александр Яловой, Коммерсантъ
Сегодня в Киеве после выступлений в Гданьске, Рейкьявике, Гетеборге, Копенгагене и Таллинне завершает гастрольный тур интернациональный молодежный коллектив I, Culture Orchestra. Руководит им в этом году украинский дирижер КИРИЛЛ КАРАБИЦ. Накануне концерта с ним встретилась корреспондент "Ъ" ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА.
— То, что I, Culture Orchestra в этом году возглавил украинский дирижер, как-то отразилось на репертуаре коллектива?
— Во-первых, в программу вошла симфоническая баллада "Гражина" Бориса Лятошинского — автора, которого я считаю первой величиной в украинской музыке. "Гражина", кстати, была написана к 100-летию со дня рождения Адама Мицкевича, а I, Culture Orchestra, как известно, создан институтом, носящим его имя. Во-вторых, киевляне услышат Концерт для фортепиано с оркестром N1 Сергея Прокофьева, его юношескую работу. Этот композитор вообще тесно связан с Украиной — здесь он родился и вырос. Когда я изучаю его музыку, то чувствую в ней очень близкие мне вещи. По-моему, она интуитивна. Безусловно, тут присутствует интеллектуальная составляющая, влияние немецкой школы, проводником в которую для него стал Рейнгольд Глиэр, а также связь с виртуозной пианистической традицией — Прокофьев был отличным пианистом. Однако основа его творчества — вовсе не инструментальная музыка, это вам не симфонии Брамса. Прокофьев идет от пения, от славянской хоровой традиции.
Наконец, третье произведение, которое исполнит наш коллектив,— Концерт для оркестра Белы Бартока, великолепно выполняющий педагогические цели. Исполняя его, музыканты осваивают множество уровней музыкального текста, шлифуя мастерство оркестровой игры.
— Наряду с феноменом молодежных оркестров в последнее время громко заявила о себе и другая тенденция — за пульт все чаще встают молодые дирижеры. Слушатель привык, что дирижер — это убеленный сединами опытный мастер. А сейчас мы наблюдаем за стремительным взлетом Густаво Дудамеля, Владимира Юровского, вашими удачами... С чем связан успех молодежи?
— История оркестра, да и общества в целом, продемонстрировала, что не существует сверхлюдей, которым все остальное человечество обязано слепо подчиняться. Дирижер — такой же музыкант, как и остальные члены оркестра. Просто он исполняет другую роль. Да, он сообщает оркестру свою волю, но это не диктатор. Поэтому и возникли молодые дирижеры как явление: если они одарены, в достаточной мере владеют техникой исполнения и знают, что сказать слушателю, то способны это делать не хуже своих старших коллег — возраст ни на что не влияет.
— Исходя из ваших слов, я полагаю, что по натуре вы дирижер-демократ.
— Ну, скорее квазидемократ. Когда удается самовыразиться не только дирижеру, но и оркестрантам, процесс становится по-настоящему интересным. Но музыкант не должен быть всего лишь 18-м скрипачом, ему необходимо осознавать себя частью целого. Когда сразу 80 оркестрантов это ощущают, то в концертном зале возникает какая-то магия.
— Начиная с 2009 года вы руководите британским Борнмутским симфоническим оркестром. Как складываются ваши взаимоотношения в коллективе?
— По-моему, в высшей степени удачно. Добрые отношения установились буквально с самого начала, когда, придя в оркестр, я предложил музыкантам подготовить цикл всех симфоний Бетховена. В этом сезоне мы наконец-то завершили его исполнением Девятой симфонии.
— Что может побудить украинского дирижера и английский оркестр исполнять симфонии Бетховена, если все равно считается, что лучше немцев их никто не сыграет?
— Уровень оркестров в Англии очень высокий, но еще одно их отличительное свойство — эластичность. Они — как рояль Steinway, на котором можно хорошо сыграть и Баха, и Рахманинова. С английскими музыкантами можно совершить то, чего я никогда не стал бы делать с немецкими коллективами — например, играть Прокофьева. Можно очень быстро зайти в тупик, так как в Германии ждут фиксированных идей, четких определений. Когда объяснишь, оркестранты делают то, что нужно, и получается хороший результат. Но когда партитура требует спонтанности, такой тип работы не подходит.
— В этом году Королевское филармоническое общество Великобритании признало вас лучшим дирижером в стране. А чем еще запомнился вам нынешний сезон?
— Были хорошие исполнения "Богемы" Джакомо Пуччини в Большом театре России — это репертуарная постановка. А вот в феврале следующего года мы вместе с английским режиссером Ириной Браун осуществим на этой сцене собственные премьеры — "Иоланты" Петра Чайковского и "Мавры" Игоря Стравинского. В начале лета была интересная работа с симфоническим оркестром Сан-Франциско, с которым мы сыграли Вторую симфонию Яна Сибелиуса.
С Борнмутским оркестром мы подготовили Третью и Седьмую симфонии Прокофьева, которые сейчас записываем. В конце концов должно получиться полное собрание его симфоний, которое выйдет на Onyx Classics. Туда войдет и часть никому не известной его детской симфонии, которую я недавно нашел — ее 11-летний Сережа Прокофьев принес на урок к Глиэру. Глиэр был гениальным педагогом! Вместо того чтобы сказать: "Тебе бы еще в бирюльки играть", он стал учить мальчика музыкальной форме.
— У вас, кажется, был похожий преподаватель.
— Да, Виталий Романович Лысенко в специализированной школе-десятилетке. Он пришел и говорит: "Чего ты хочешь?", а я отвечаю: "Хочу дирижировать "Реквием" Джузеппе Верди".— "Давай, на следующий урок — первую часть". И я целиком продирижировал эту партитуру еще в школе. После этого мне было не страшно дирижировать и "Просветленную ночь" Арнольда Шенберга в 18-летнем возрасте. Потому что я уже понимал: границ нет, они только в тебе самом. Если веришь — все возможно.