В Красноярске завершилась Третья музейная биеннале — одно из немногих крупных культурных событий в нашей стране, которые происходят не в Москве или Петербурге. 80 музеев показали свое умение показывать, что у них есть.
Успех и кризис
В биеннале участвовало в два раза больше музеев, чем в прошлый раз, за неделю ее посетило более 30 тыс. человек. Успех был неоспоримым. В кулуарах, однако, ходили смутные разговоры об академизации и застое. Представители музеев осознали, что встречаются в третий раз в том же составе, потенциальная "свежая кровь", молодые художники, чувствовали себя невостребованными и лишними рядом с мощной бюрократией представителей фонда Сороса (спонсора биеннале) и известных музеев. Круглый стол, на котором все это можно было бы обсудить, почему-то не состоялся. Так что биеннале в 2001 году будет, но какой — неизвестно. Возможно, отбор будет более жестким и участвовать будут только музеи. Сейчас в экспозиции есть и отдельные художники, выдающие себя за целый музей, и музеи, которые обошлись без помощи художника. Критерии оценки мало кому ясны, а международных аналогов такой биеннале нет.
Именно работа "без художника" получила, например, гран-при: "Приманка" из Железногорска. Археологический экспонат — каменная рыбка — показана так, что зритель находится в ситуации попадающейся на наживку рыбы. Ничего особенного, но эффектно и остроумно. Однако это исключение: обычно такая самодеятельность хороших результатов не приносит. Интересные художники и провинциальные музеи у нас по-прежнему встречаются редко. Первый приз биеннале получила работа Екатерины Кандыбы из Владивостока "Некто Горюша Гусев" — пародийный музей какого-то Горюши, где каждый экспонат (гвозди и сковородки) сопровождался историей из его жизни и изречениями а-ля Козьма Прутков. Оставим упреки в том, что этот прием — придумывать фиктивного владельца бытовых вещей — давно и превосходно реализовал Илья Кабаков. Можно было бы в духе "прикладного Кабакова" оформить какой-нибудь краеведческий музей. Но музеи что-то не спешат, несмотря на то что не знают, что делать со сковородками из своих фондов. Они скорее готовы, не рискуя, воспользоваться услугами дизайнера, который набил руку на создании красивого и бессмысленного нечто из сухих цветов и старых фотографий.
Нашим музеям не хватает не дизайнеров, а идей, и их может обеспечить только художник, знакомый с интернациональным авангардом. Но весь дух биеннале к современному искусству довольно равнодушен. Идеологи биеннале считают его снобистским, а художников обвиняют в том, что в стенах музеев они просто реализуют свои проекты. Получается, что как таковые эти проекты музеям не нужны, что художники чувствуют и не слишком себя предлагают. В результате жюри работы современных художников проигнорировало, увеличив наметившуюся трещину.
Мифопоэтические радения
К такому положению вещей биеннале пришла логично. Все началось с шумной выставки "Новые территории искусства", которую в 1993 году в тогда сонном Красноярске устроили московские художники-авангардисты. У местных музеев был шок, перестроечного типа стыд за собственное прошлое и желание что-то изменить. Изменили: в 1995 году основали Красноярскую биеннале и ассоциацию "Открытый музей", у музеев (в основном сибирских) появились новые экспозиции. Так мероприятие от биеннале современного искусства сдрейфовало в сторону форума общения бывших советских музеев. То есть вместо задачи создания чего-то, чего в нашей стране почти нет (модернистского искусства) была поставлена другая задача — оформление того, что уже есть. Как-то постепенно доминирующей мыслью стало не "так жить нельзя", а "вот здесь вот мы живем", позитивный показ собственного прошлого (собственно, аналогичную эволюцию проделала вся страна).
В этот момент (после биеннале 1997 года) мероприятие стал финансировать фонд Сороса. Джордж Сорос как раз переориентировался с поддержки бунтарей-одиночек, культурных борцов с режимом на поддержку старых структур советского типа, прежде всего провинциальных. Эксперты фонда (в основном из круга московских музеологов определенной школы) составили своего рода теоретическое лобби биеннале, ориентировавшее музеи на культурологические экспозиции. Председатель жюри нынешней биеннале, заместитель директора Института человека АН Олег Генисаретский в беседе с корреспондентом Ъ страстно выступил против просвещенческой концепции музея, которая навязывает человеку какой-то чуждый ему идеал (советский музей он относит к той же категории). Он возлагает надежды на мифопоэтическое мышление, коллективное бессознательное, на ритуальную подоснову дописьменных культур и переживание других состояний сознания. Генисаретский не очень доволен тем, что книжный магазин при музее забит только оккультной литературой, но считает, что тут дает о себе знать неистребимое коллективное бессознательное, с которым, по его мнению, надо работать, а не просвещать или запрещать его.
Эту мысль разделяют многие: некоторые эксперты очень негативно оценили просвещенческий, социальный проект из музея в Тольятти, активно отвращающий молодежь от наркотиков. Проект стал хитом среди подростков и музеев (на его показ уже выстроилась очередь) и вызвал ожесточенные споры в жюри — из-за отсутствия "музейного предмета". Но директор музея в Тольятти Людмила Савченко считает, что свои мысли о наркомании, которыми делятся на выставке нынешние подростки, и являются музейным материалом. "Мы формируем культурный слой, на котором выстраивается история",— говорит она.
Однако мыслью о современности среди музейщиков из глубинки заняты немногие, зато многие — коллективным бессознательным. Например, сама себя выставившая "Обитель рассвета", или, иначе, община Варфоломея,— бывшего милиционера, уведшего за собой в тайгу мужчин, женщин и детей со всей страны. Теперь в тайге они живут праведной и светлой жизнью непонятной степени коллективности, о чем можно было узнать из красочной рекламной брошюры с цветными фото а-ля фильм "Jesus Christ Superstar". Представители общины в хламидах и с младенцами на руках активно слонялись по красноярскому музею, ласково зазывали прохожих и пели псалмы. В культурной программе биеннале выступал шаман, на чьи "номера" молодежная публика бестактно реагировала аплодисментами. Преподавательница истории искусства местного худинститута грустно жаловалась мне, что в Красноярском университете искусствоведов учат только по Фрейду, Юнгу, Рериху и чуть ли не Блаватской, в результате чего студенты презирают рациональные факты, всюду видят мистические символы и уже с головой погрузились в коллективное бессознательное, не говоря о евразийстве. В провинции вообще считают, что евразийство и культурология — это синонимы. Просвещенные московские культурологи удивились бы, что их интерпретируют так. Модернизация Сибири, которая была начата большевиками, теперь многими осуждается как насильственная. Идет припадание к корням. А поскольку иных корней, кроме первобытно-ритуальных, в Сибири не находят (музейных экспозиций о ГУЛаге, например, становится все меньше), это припадание в роковой момент сможет назвать себя формированием национальной идеологии, и тогда уже никто не соберет костей, если воспользоваться археологической метафорой.
Впрочем, пока все хорошо: Красноярская биеннале еще стоит оплотом европейского разума среди бушующего оккультного моря и имеет успех. Мысль о том, что на таком успехе не грех бы наварить кое-какой PR, напрашивалась. Напросилась она не у красноярских пивзаводов (местных спонсоров у биеннале нет), а у фонда губернатора Лебедя. Фонд организовал почти детективный маневр: представителя Библиотеки конгресса США, который должен был приехать дарить ценные микрофильмы красноярской библиотеке, попросили сдвинуть визит на несколько недель вперед и сделать подарок не библиотеке, а областному краеведческому музею. На первое представитель согласился, на второе, подозревая неладное,— нет. Тем не менее церемония закрытия биеннале почему-то началась с этих дарений под эгидой лебедевского фонда, что у наивного зрителя создавало впечатление причастности генерала к популярному в городе празднику. Представители фонда Сороса к левому PR отнеслись, мягко выражаясь, отрицательно, и финансовое будущее биеннале теперь под некоторым вопросом. А без финансового не будет и концептуального.
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ