Часы с переводом

Абстракции Михаила Чернышова на Фестивале коллекций ГЦСИ

Выставка современное искусство

Работы живущего в Нью-Йорке нонконформиста Михаила Чернышова из коллекции его бывшей супруги должны были быть показаны 20 лет назад на выставке "Предшественники русского поп-арта", но дошли до зрителя только сейчас. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.

У эмигрантов две биографии, и они, как правило, неравноценны. Вернее, повернуты в разные стороны из-за того, что человеку, покинувшему свою страну, приходится перепрыгивать из одной хронологии в другую. В случае советских художников, с середины 1970-х добивавшихся разрешения уехать на вольные хлеба, этот разрыв виден резче и часто воспринимается как трагический. История искусства с символизмом, футуризмом и прочим авангардом, которая интересовала нонконформистов, пылилась в запасниках — а вместо нее предлагалась консервативная версия плавной последовательности служения народу, государству и натуре. На таком фоне жизненный выбор экспериментатора обретал радикальное измерение и по политическим, и по эстетическим причинам. С одной стороны, давил официоз, не признававший диалога с Западом, с другой — большая часть нелояльной интеллигенции застыла в разделенной веками любви к настоящим гражданским ценностям, то есть к Пушкину, тем же передвижникам и т. д. Массовое недоверие к новому превращало художников андерграунда в героев, изо всех сил пытающихся сверить часы с другой моделью развертывания художественных течений, учитывавшей авангард, а соцреализм вслед за Клементом Гринбергом называвшей китчем. Когда судьба заносила их на Запад — то есть туда, где время шло себе спокойно, без излишнего идеологического диктата, индивидуальные жесты чаще всего растворялись в мейнстриме. Такова судьба многих художников, и Михаил Чернышов — не исключение. С 1981 года он живет в Нью-Йорке, лишь изредка появляясь в виде картин и воспоминаний на российских выставках.

Чернышов родился в 1945 году. Первый пример современного искусства, далекого от соцреализма, он, как и многие сверстники, увидел на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве в 1957-м. Художественная программа фестиваля запомнилась многим москвичам благодаря эпигону Джексона Поллока, который красил огромные холсты в технике разбрызгивания. Этот молодой человек не понравился, кажется, никому, включая Чернышова, но, придя домой, юный москвич пробует повторить поллоковский дриппинг. Вскоре Чернышов увлекается поп-артом после штудирования свежей зарубежной прессы в библиотеке иностранной литературы. Знакомство с Уорхолом и другими не приводит, однако, к копированию. В 1962 году на квартире единомышленника, художника Михаила Рогинского, Чернышов показывает прямоугольный кусок обоев в раме. Основатель "Коллективных действий" Андрей Монастырский считает, что с этой работы начался отечественный концептуализм. После этого Чернышов дрейфует в сторону абстракции и в середине 1970-х создает свои лучшие работы. Два примера хранятся в музее "Другое искусство" на территории Российского государственного гуманитарного университета. Холсты под названием "Удвоение I" и "Удвоение II" демонстрируют слияние интереса к нефигуративному искусству и юношеского хобби — авиамоделирования: простые, весомые формы, монохромность и величественное движение в духе супрематизма Малевича, тоже отчасти вдохновленного развитием техники.

Нью-Йорк смягчает манеру Чернышова. Картины и графика на выставке в ГЦСИ далеки от подсознательного милитаризма работ советского периода. В центре внимания — три громадных холста с краткими названиями — "Бред", "Буги" и "Вуги". Два последних представляют собой вариации на тему, заданную еще Питом Мондрианом в шедевре ранней геометрической абстракции "Буги-вуги на Бродвее" (1943). Чернышов вступает с полотном в интересный диалог. Мондриан, большой поклонник прямых углов планировки Манхэттена, писал что-то вроде городского пейзажа, только с высоты птичьего полета и без лишних деталей. Картина напоминает карту нью-йоркского метро. Действительно, упрощая элементы ради доступности целого, Мондриан сильно повлиял на дизайн и инфографику. Правда, семена проросли на 15 лет позже: первые карты нью-йоркской подземки в стиле, к которому мы все привыкли, появляются в конце 1950-х. Вариации Чернышова на узнаваемые мотивы Мондриана написаны приблизительной, прерывистой линией. Здесь вместо схемы скорее рыболовная сеть. Кажется, что в жесткую детерминированность городской среды вмешался человеческий фактор или, может быть, русский авось.

Духу Нью-Йорка Чернышов пытается соответствовать в серии "Soho Walls" ("Стены Сохо", 1986-1988). Он печатает абстрактные принты на оберточной бумаге и обклеивает ими тогдашний район галерей, реагируя и на атмосферу художественного бума 1980-х, и на расцвет уличного искусства (что характерно, серия заканчивается в год смерти главной звезды галерейного граффити — Жан-Мишеля Баскья). Чернышов разворачивает свою тему не хуже других практиков абстракции, но, во-первых, она в то время не в моде, а во-вторых — вокруг большая конкуренция. Свободное творчество на свободном рынке превращается в попытку остаться в истории, обогнав толпу, и западная хронология Чернышову, пожалуй, не по зубам. Зато в России его работы — одна из самых интересных попыток построить мостик между авангардом и оттепелью.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...