На Востряковском кладбище хоронили трех жертв взрыва на улице Гурьянова. 32-летнюю Наталью Смирнову и двух ее детей, 12-летнюю Аню и 7-летнего Колю.
Жертв теракта хоронили на тех кладбищах, которые выбрали их родственники. Александр Смирнов, муж Натальи и отец Ани и Коли, выбрал Востряковское. Он теперь живет у отца, и до Востряковского ему ехать 15 минут на 718-м автобусе. Он не очень долго выбирал это место — недалеко от входа, слева, ему понравилось. Представитель мэрии, который занимался организацией похорон, удивился, правда, когда узнал про этот выбор. Справа от входа, ему казалось, как-то заметнее. И рядом все-таки скоро появится Аллея погибших спортсменов, соответствующая табличка (даже скорее табло) уже имеется на кладбище.
Но Александр сказал, что жена и дети будут лежать слева — там спокойней и уютней, деревья кругом. Так они, вполне безразлично, поспорили друг с другом и разошлись. У представителя мэрии сейчас особенно много хлопот, он занимается выборами в Думу, но и к этому поручению — похоронить погибших — относится более чем добросовестно. Это ведь он, предчувствуя холодную дождливую погоду, заставил администрацию кладбища поставить рядом с выкопанной ямой просторный белый шатер на алюминиевых стойках — и никто не скажет, что это было просто.
Накануне в Химках у него уже был прокол — такая же была погода, дождь этот, и поминки скомкались, все сразу ушли в автобусы. Вообще, все как-то тяжело сложилось на этих похоронах в Химках. Вдова была с маленькой девочкой и так страшно кричала, что думали, не переживет мужа, 25-летнего человека; он с дачи, что ли, вернулся раньше, чем они...
Александр Смирнов, полноватый человек 36 лет в джинсах и довольно помятом пиджаке, с папкой на молнии подмышкой, старался следить, чтобы все прошло хорошо. Он брал под руку батюшку, водил его к яме и обратно, о чем-то с неприязнью разговаривал с могильщиками, которых собрали человек пятнадцать — на всякий случай, это опять представитель мэрии позаботился. И рассеянно улыбался в ответ на чьи-то негромкие озабоченные реплики. И даже не смотрел на заколоченные гробы, в которых лежали его жена, дочь и сын. Ему, казалось, до всего было дело, кроме этого. И когда взгляд его случайно падал на них, он быстро отводил глаза и бегал по песочно-еловой грязи, отдавая короткие бессмысленные распоряжения, к которым никто не прислушивался. Последнее, что он сделал перед тем, как батюшка начал читать отходную молитву,— разрешил фотокорреспонденту съемку. Потом выяснилось, что на других кладбищах родственники погибших были категорически против этого.
Гробы опустили в яму. Никто не плакал.
— Давай, Шамиль, начали,— негромко сказал один могильщик другому, и они удивительно проворно начали засыпать яму.
Шамиль, удивился я.
К нам подошла пожилая женщина и нервно сказала что-то на французском языке с выразительным русским акцентом. Потом мне сказали, что это мама Наташи.
— Все хорошо, мы русские,— сказал я.
— Ой,— сказала она.— Я увидела, что у вас фотокамера, и подумала, вы иностранцы. А я знаю только французский. Я приглашаю вас помянуть Наташу, Колю и Аню.
— Там еще один дом взорвали, на Красной Пресне,— к нам подошел Александр.— Уже второй за сегодня. Улица Коммунаров, что ли.
— Нет,— ответил я,— там не подтвердилось.
— Как это не подтвердилось? — он как будто даже обиделся.— Я сам по радио слышал. И все слышали.
Ему, мне показалось, было важно, чтобы подтвердилось.
— Я в Тюмени был,— быстро стал рассказывать Александр.— В командировке. В половине десятого вечера позвонил им и сказал, что утром приеду в Москву. В восемь утра приехал, сел в машину, водитель включил радио, я все это и услышал. Там еще сказали, что непонятно, то ли 19-й дом, то ли 17-й. Так и ехали... А нашли их только через сутки, мы на четвертом этаже жили. Дочка и жена еще ничего, на них хоть смотреть можно было, а сыну полголовы раздавило, а потом обожгло всего, так что и не покажешь никому...
Он виновато как-то пожал плечами.
— Я геофизикой занимаюсь, в командировки часто езжу, но чтобы так вернуться — это в первый раз. Квартиру новую уже дали, хорошая, оформляю сейчас, но если бы немного пораньше дали, до этого взрыва, да?
Он широко улыбнулся.
Этому человеку сейчас было хуже всех на свете, и он беспомощно старался не подать вида, от этого ему было только хуже.
— Мы 13 лет вместе,— торопливо говорил он.— Двое детей у нас, Коля и Аня...
Он опять остановился и посмотрел на меня.
— Я еще ничего не решил. Надо же, наверное, кому-то мстить?
АНДРЕЙ Ъ-КОЛЕСНИКОВ