Для Польши Шопен — еще большее "наше все", чем Пушкин для одной шестой суши: условных Александров Сергеевичей у нас, в конце концов, не так уж и мало, а в стране "фольварков, парков, рощ, могил" классиков национального значения раз-два и обчелся. Со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями: пиетет и преклонение перед святыней вылились в десятилетиями лелеемые представления об особом пути польского исполнительства, об уникальности и ультимативности национального знания о том, как следует, а как не следует исполнять шопеновскую музыку ("Как играть Шопена" — реальное название весьма популярного на родине композитора катехизиса, написанного одним из ведущих польских пианистов и педагогов) — долгие годы, к слову, остававшиеся поводом для цеховых beaux mots за пределами Польши. Но шутки шутками, а к началу 90-х годов шопенисты-консерваторы доохранялись до вполне себе скандальной ситуации, сложившейся на Шопеновском конкурсе в Варшаве — на одном из самых именитых международных состязаний пианистов 10 лет подряд не могли найти кандидатов, достойных золотых медалей.
Для романтического пианизма конец ХХ века и в самом деле был, конечно, не самым лучшим временем, но на Шопеновском конкурсе все-таки всегда хватало зрелых исполнителей, предлагавших свежий взгляд на затертые до дыр музыкальные тексты — вот только трактовки именно этих новаторов как раз и не приходились по вкусу высокому жюри. Отделываясь ставшей притчей во языцех формулой "это не Шопен", варшавские судьи не раз отказывались признавать лидерство музыкантов, либо порывавших с консервативной романтической традицией, либо по-новому ее осмыслявших — постепенно разрушая репутацию престижнейшего некогда конкурса удушливой атмосферой затхлости и косности. К тому же к началу нового тысячелетия в польском музыкальном сообществе назревал скандал: в списке из полусотни лауреатов Шопеновского конкурса за последние 30 лет значились имена лишь четырех польских пианистов — а это означало, что та самая традиция, с которой местные академики носились как с писаной торбой, окончательно перестала плодоносить.
Специалисты Национального института Фредерика Шопена крепко призадумались и предложили вполне радикальный путь выхода из кризиса: забыть о пресловутых традициях — или по крайней мере пересочинить их заново. Практически эта задача реализовывалась путем прививки и известным польским пианистам, и их более молодым коллегам опыта исторически информированного исполнительства — по разным причинам на тот момент не слишком-то в Польше укорененного. Форпостом новой шопеновской волны стал фестиваль "Шопен и его Европа", впервые проведенный летом 2005-го: годом раньше Польша вступила в Евросоюз, кураторы форума подвели под свое начинание солидную социокультурную базу, привлекли в бюджет форума серьезные средства — и процесс, что называется, пошел. Для начала кураторы провели ликбез для публики и профессионального комьюнити, привезя в Варшаву Франса Брюггена с его "Оркестром XVIII века", сыгравшего на самом первом фестивале все бетховенские симфонии. Параллельно польские шопенисты осваивали старинные инструменты, а статусные звезды historically informed performance (HIP) от Кристиана Безейденхаута и Алексея Любимова до Андреаса Штайера выходили на новую для себя репертуарную территорию, представляя свой взгляд на музыку Шопена.
Первые же результаты этих разнонаправленных процессов оказались настолько революционными, что организаторы решили смягчить радикализм фестиваля приглашением музыкантов, исповедующих чуть более привычные музыкальные ценности. На стыке канона и новации построена афиша и нынешнего фестиваля: за сборную традиционалистов в этом году выступают Марта Аргерих, Мария Жуан Пиреш, Марк-Андре Амлен, Николай Луганский и Нелсон Фрейре, за лагерь HIP играют "Оркестр XVIII века" Франса Брюггена и "Оркестр Века Просвещения" сэра Роджера Норрингтона, а фирменному эксперименту с пересаживанием лауреатов Шопеновского конкурса прошлых лет за старинные инструменты подвергнутся Дина Иоффе, Акико Эби и Николай Демиденко. Отдельный пункт программы — гастроли Российского национального оркестра и Михаила Плетнева с оммажем отмечающему в этом году столетие классику польской музыки ХХ века Витольду Лютославскому.
Первые итоги "Шопена и его Европы" говорят сами за себя: за девять лет своего существования фестиваль (концерты которого, к слову, тщательнейшим образом документируются и оперативно издаются на CD и DVD) настолько существенно расширил наши представления о романтической фортепианной традиции, что о сегодняшней ее судьбе и будущем ее адептов можно не волноваться — на смену кризису пришел впечатляющий ренессанс. Причем открытия, что характерно, происходили зачастую вовсе не там, где их ждали: нередко новые ключи к интерпретации Шопена предлагали не солисты-пианисты, а дирижеры — как получилось с Филиппом Херревеге и его "Оркестром Елисейских Полей", предъявившим пару лет назад редкостную по свежести и новизне интерпретацию шопеновских клавирных концертов. У кураторов варшавского форума, в последние годы выдвинувшегося в число самых передовых музыкальных фестивалей объединенной Европы, определенно есть чему поучиться — причем не только российским коллегам-музыкантам: большинству отечественных культурных институций стоило бы осознать, что сохранение традиции невозможно без ее переосмысления, замешанного на здоровом иконоборческом пафосе.
Варшава, c 16 августа по 1 сентября