Екатерина Ъ-Деготь
Как вы, возможно, знаете, денег не хватает никому. Это в практическом плане. В плане же идеальной картины мира — есть разные точки зрения. Одни считают, что и там денег маловато, другие — что лучше бы их там не было совсем.
Недавно в Москве и Петербурге состоялась презентация книги "Вехи Вех", изданной к 90-летию знаменитого сборника статей о русской интеллигенции "Вехи", а также к 15-летию альманаха "Мулета", который издается в Париже. Издатель "Мулеты" и "Вех Вех" Владимир Котляров по прозвищу Толстый обиженно рассказал, что московские авторы на предложение написать что-нибудь для книги ответили вопросом о гонораре. Гонорар изданием принципиально предусмотрен не был (Толстый считает, что ничего хорошего за деньги написать невозможно), и москвичи отказались. Зато согласились скромные петербуржцы, из статей которых в основном сборник и составлен.
Толстый этому всему очень удивлялся, по крайней мере делал вид, но присутствующие, наверное, не удивлялись. Они знали, что в России сейчас сосуществуют две позиции относительно интеллектуальной работы за деньги. То есть имеется этическая развилка, на которой практически каждый, кто работает головой, должен избрать какое-нибудь направление. В качестве помощи в этом выборе мне хотелось бы выступить с очернением обеих позиций.
По одной из них, работать за деньги, желательно большие,— это единственно правильный подход профессионала, по другой — опасная утрата независимости. Назовем эти две этики новомосковской и старопетербуржской, хотя граница влияния тут проходит не по Бологому, а, что называется, в сердце поэта.
Новомосковские исповедуют профессионализм и живут под лозунгом универсального "я это могу". Что есть "это", определяет заказчик, а исполнитель становится наемником — будь он журналист, эксперт, web-дизайнер или имиджмейкер (никто, разумеется, не мешает точно так же чувствовать себя и писателю). Четкую денежную регуляцию отношений он считает шагом вперед по сравнению с мутной, не выраженной в чем-то определенном этикой личной верности, которая была характерна для СССР и, как все еще надеются поборники профессионализма, канула в прошлое.
После предыдущей фразы как мне, так и читателю, разумеется, трудно удержаться от "ха-ха". Новомосковские тоже все знают про "семью", любовь и дружбу в качестве двигателей российской политики, экономики и прессы. Прозрачность им только снится. Более того, они иногда дают себя использовать, но при этом всячески подчеркивают свой цинизм. То есть, по сути дела, право быть сложным, недоступным уму идиотов техническим устройством, которое по определению не имеет никакой своей позиции. А продажа собственного труда ни за что, только из человеческих побуждений (например, из чувства солидарности с определенным политическим движением), кажется им неприличной.
В наемничестве есть огромный аристократизм и пиратская романтика. Как ни странно, отсюда и рождающееся в этой среде восхищение советскими профессионалами — кисти ли, резца, циркуля или табельного оружия, которые так красиво и подтянуто рисуются на фоне вялой и расплывшейся власти, как советской, так и нынешней. Мой взгляд тоже недавно приласкал аэрофлотовский стюард с проседью на висках, с явно большим советским стажем загранвылетов. Он предлагал напитки с потрясающим чувством избранничества, с доброжелательным и слегка хамским снисхождением. За ним стояла целая культура немногих что-либо умеющих.
В основе нынешней веры в денежное выражение степени профессионализма лежит утопия капитализма, где все якобы покупается за деньги, а, не дай Бог, не за страх или тем более совесть. Да и на практике люди этого типа предпочитают, насколько я знаю, заплатить, нежели доставать по знакомству, поскольку на собственно знакомство нужно тратить время и душевные силы. Это яппи, живущие быстро, действующие точно и позитивно относящиеся ко всему. Единственное, что им неприятно (поскольку подрывает основы их существования),— это идея истины и интеллектуального долга перед ней. Поэтому они в работе и на досуге усиленно пропагандируют категорию моды. Их лозунг — жить сегодняшним днем, что, надо сказать, симпатично на фоне многовековой российской привычки жить то прошлым, то будущим. Но поэтому же им так трудно смириться с фактом существования фундаментальной науки, и многие из них не верят в существование текстов, написанных без гонорара.
Итак, это были жители процветающего, вымощенного денежными возможностями Новомосковска. Теперь возьмем обитателя голодноватого, но гордого своими традициями Старопетербуржска, снова оговорясь, что он сидит в каждом из нас независимо от места нашего пребывания. Старопетербуржские — за непродажность (новомосковские скажут: их просто еще не купили). Всякую практическую деятельность интеллектуала на благо власти они порицают как "комсомольскую" (новомосковские скажут: они просто ленивы и боятся ответственности). Они против того, чтобы интеллигенция шла, как пишет Толстый, "на откорм властям", но не всегда по политическим соображениям, а просто считая, что только работа, сделанная без денег и без дедлайна, не отдает халтурой.
Без денег и без дедлайна можно заниматься: наукой, писательством, философией, незаинтересованным созерцанием, а также графоманией, тотальным поливом и неоплаченным злобствованием. Поэтому среди старопетербуржских есть как те героические аскеты, для кого мысль превыше всего, так и те провинциальные зануды, кого отсутствие гонорарной дисциплины и ограничений текста по длине ведет к чудовищной инфляции слова. (В сборнике "Вехи Вех" есть и те, и другие.)
Для облегчения вашей ориентации между новомосковскими и старопетербуржскими этическими полюсами — последнее соображение. Сытые новомосковские находятся на относительно высоко оплачиваемой службе и заинтересованы в сохранении нынешней власти, однако не в уплате налогов. Голодные, но свободные старопетербуржские выживают обычно за счет денег, полученных по западным грантам или в результате гастрольных выездов за границу, то есть важной гарантией их благополучия является разница в курсе рубля и доллара. Таким образом, они не заинтересованы в подъеме российской экономики. Если вам уже хочется поискать какой-то третий путь выживания, я вас уважаю, но вам не завидую.