— Для меня и моего поколения Лев Разгон и его жизнь — это урок мужества, невероятного жизнелюбия, способность сохранять стойкость духа в самых чудовищных ситуациях. В его судьбе удивительно переплелось все самое страшное и самое замечательное, что было в России в ХХ веке. Он очень любил жизнь и оставил после себя свет.
Борис Жутовский, художник: я имел честь быть у него секундантом
— Однажды осенью 1996 года позвонил мне Лева и говорит: "Мне нужен секундант". Я говорю: "Не вопрос. Когда?" — "В полдвенадцатого утра". Ну, я приезжаю на следующий день, Лева уже стоит одетый, и дочь его Наталья кричит на нас: куда, мол, вы, старые, собрались! Ну, Лева меня под ручку, и мы поехали на Поварскую, в институт имени Горького, поставили машину Горькому под жопу, зашли внутрь и ждем в фойе. Тут мне Лева и сказал, что противник наш — автор книжки "Булгаковская энциклопедия", который в этой самой книжке написал, что тесть Левы Глеб Бокий завел у себя на даче бордель, где резвились и его дочери, то есть и жена Левы. Все они были потом репрессированы. Вот мы этого писаку и ждем. И вдруг входит амбал, Лева к нему:
— Вы такой-то?
— Да, я.
— Я Лев Разгон. Откуда вы взяли такое и такое про моего тестя и жену?
— В архиве КГБ.
— Врете,— говорит Лева,— я там был, забирал дело. Ничего такого там нет.
Ну, тот в ответ замялся и говорит:
— Ну, значит, еще где-то вычитал.
А Лев ему в ответ:
— Вы, сударь, лжец и негодяй!
И шмяк ему пощечину. А я подхожу сзади и пальцем ему в спину:
— Не дергайся, парень.
Тот как-то сразу сник и начал что-то лепетать типа: я прав, я, мол, не вру и т. д.
Тут Лева ему еще раз:
— Вы лжец и негодяй!
И с другой стороны ему — шмяк. И говорит мне:
— Ну все, пошли.
Мы вышли, сели в машину, я закурил. И тут к нам по этой страшной грязи и слякоти в каких-то тапочках подходит старушка из этого института и говорит:
— Я вас так люблю, обожаю ваши книги, но никогда вас не видела. Я так восхищена вашим поступком!
Ну, Лева ей ручку поцеловал, а она присела и прямо вся расцвела. А мы поехали к Леве домой, Наталья нам поставила бутылку по случаю счастливого выполнения нашей миссии, и мы, естественно, тут же нажрались. Лева ведь очень любил это дело и был очень пьющим человеком до самых последних дней.
Евгения Альбац, журналист: он очень хотел дожить до выборов
— Лев Разгон был самый светлый, самый замечательный и самый мужественный человек из тех, кого я встречала в своей жизни. Он жил согласно строгому нравственному императиву. При этом в общении это был очень легкий и доброжелательный человек. Последний раз мы с ним говорили за неделю до смерти. Он собирался писать статью, которая должна была начинаться такими словами: "Ни в коем случае нельзя голосовать за партии пенсионеров. Они потянут страну назад. Голосовать надо за молодых, у них есть время, чтобы исправить свои ошибки, они смотрят в будущее". Он всегда был членом "Демократического выбора России" и оставался им всегда. Он выступал на первом съезде "Правого дела". Он очень хотел дожить до выборов. Ему было ужасно интересно узнать, кто же станет президентом России в 2000 году.
Сергей Филатов, президент Конгресса российской интеллигенции: он говорил то, что мы не могли
— Сердце рвется, когда теряем таких людей. Возраст, конечно, 90 лет — цифра пугающая. Но в любое время, когда уходят такие люди, это кажется неестественным. Как будто потеряли какой-то позвонок. Когда несколько лет назад его оперировали за границей, сумма нужна была колоссальная. И люди набрали эти деньги за два-три дня. Его не просто любили, на таких, как он, держится общество. Все наши встречи были очень глубокими для меня. Он не много говорил, но создавал атмосферу, в которой жилось. Такая тяжелая судьба, а он не сломался, остался добрым, мягким. Меня всегда поражало, что он не пропускал ни одного массового мероприятия, возможности выступить. Однажды пришел больной, с температурой, я отнесся к нему невнимательно и задержал его выступление, а он стоял и терпеливо ждал. Интеллигент с большой буквы, он был очень смел. Предоставил себе право судить и говорить то, что мы не могли. О власти, совести, просчетах — и все знали, что он может это говорить. Ходячая совесть. Говорю это, а передо мной его глаза — нежные, утомленные, его уставшая фигура. Я склоняю голову перед этим человеком, перед тем, что он оставил России.
Владимир Войнович, писатель: он хорошо относился к людям, которые совершили перемены
— Я много лет был с ним знаком. Это был человек во многих отношениях удивительный. Это был человек честный и правдивый, всегда стоявший на стороне правды. Он всегда был активен и весел. Для его 90 лет это было удивительно. Редко встречаются люди, которые в таком возрасте остаются молодыми душой. А он оставался. С ним всегда можно было поговорить по душам и хорошо выпить. Лев всегда хорошо относился к людям, которые совершили эти перемены, к этой власти, несмотря ни на что. Да и власти всегда проявляли к нему глубокое уважение.
Сергей Юшенков, заместитель председателя партии "Демократический выбор России": он был потрясающе адекватным человеком
— Мы со Львом Эммануиловичем познакомились где-то в начале 90-х, это было в ЦДЛ на одном из вечеров. Он поддерживал нас, бывал на многих мероприятиях "Демвыбора", будь то литературные или политические мероприятия. Он был не просто энергичным, а суперэнергичным для своего возраста. Если он выступал, то никогда не отделывался общими фразами, сам умел отстоять свои взгляды и других призывал к этому. Лично я всегда ощущал его поддержку. Он был очень интересный собеседник — и никогда не подчеркивал разницу в возрасте, опыте. Лев Разгон — это человек-эпоха, из ныне живущих такими остались только Дмитрий Сергеевич Лихачев и Изабелла Юрьева. Во Льве Эммануиловиче было все то благородное и честное, что было в нашей эпохе. Он болезненно реагировал на любые проявления подлости. Вспомнить, например, известный случай с дуэлью, когда Лев Эммануилович, в его годы, вызвал на дуэль человека, который как-то подленько написал о его первой жене. Кажется, это было в ЦДЛ, Разгон сказал ему: "Вы подлец, вызываю вас на дуэль", а гардеробщицы, стоявшие рядом, зааплодировали. Он был потрясающе адекватным человеком, никогда не выпадал из контекста современности. И его жизнелюбие тоже восхищало — а ведь он провел в лагерях 17 лет! Но от увиденной по телевидению казни людей в Чечне у него случился сердечный приступ. Его смерть — невосполнимая потеря. Уходят те, кто поддерживал демократию: Зиновий Гердт, Юрий Левитанский, Булат Окуджава, а теперь и Лев Разгон.
Священник Александр Борисов, настоятель храма Косьмы и Дамиана, член комиссии по помилованиям при президенте России: он всегда был за помилование
— Я знаю его с тех пор, как мы вместе начали работать в комиссии — в 92-м или 91-м году. Мы вместе со Львом Разгоном и Булатом Окуджавой с самого начала работали в комиссии. Лев Эммануилович наиболее милостиво относился к осужденным. Он вообще был удивительно мягкий и добрый человек. И замечательный рассказчик, очень остроумный. Будучи человеком исключительной одаренности, он с большим вниманием относился и к религиозной проблематике. И всему всегда был открыт.
Ярослав Голованов, журналист: больше всего его интересовала жизнь
— Умер Лев Разгон. Ушел из жизни замечательный писатель, мудрый старик, добрый товарищ. Мы дружили, хотя он был человеком другого поколения.
Как-то у меня в Переделкине пилили старые сосны. Лев посмотрел и сказал: "Грубая работа, не соображают, куда дерево упадет. Я вот был настоящим мастером лесоповала".
Он прожил 17 лет в сталинских лагерях и выжил наперекор всему. Да что там выжил — сохранил редкостный оптимизм и юношескую любознательность. Неделю назад говорил мне: "Ты знаешь, я просто счастлив, что мне обещали присылать дела из комиссии по помилованию".
Я попросил, чтобы он написал предисловие к моему трехтомнику. Он прочел сто печатных листов и сказал: "Ты думаешь, что меня интересуют те люди, с которыми ты встречался? Меня интересуешь ты сам: я увидел, как человек меняется за 50 лет. Это — самое главное".
Больше всего его интересовала жизнь. Смерть никогда его не интересовала. Оттого так больно, что Льва Разгона нет.