На свои лондонские гастроли балет Большого театра впервые выехал в полном составе. Но безоговорочным успехом пользовалась лишь одна балерина — 20-летняя Светлана Лунькина, которую лондонская пресса назвала вундеркиндом Большого. Авансы, выданные ей балетными обозревателями, беспрецедентны: "она должна стать великой, потому что уже сейчас она выдающаяся". Со СВЕТЛАНОЙ ЛУНЬКИНОЙ беседует корреспондент Ъ ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
— Успела отдохнуть после лондонских триумфов?
— Да, в станице под Краснодаром — там живут мои родственники. Краснодар — это моя жизнь на целый год.
— Что балерина делала в станице?
— Утром встаешь в шесть часов, выгоняешь корову на поле к пастухам, потом дела по огороду — участок-то у нас огромный. Ну, корм свиньям, уток выгнать, кур надо пасти. В этом году научилась корову доить. Я ей каждый день четыре ведра яблок скармливала. Но доить трудно — пальцы должны быть разработаны как у пианиста. А по вечерам гуляла на свадьбах. Там у нас свадьбы играют по старинке — по три дня. Пляшут, поют, обряды, игры. Если буду выходить замуж, хотела бы сыграть свадьбу в станице.
— Мы познакомились с тобой два года назад в самолете по пути в Нью-Йорк — ты должна была танцевать па-де-де из "Жизели" в "Метрополитен". На том концерте была вся элита Нью-Йорка. Но вместо тебя выступила Светлана Захарова. Самое удивительное, что ты не только не расстроилась, но даже обрадовалась. Честолюбия нет?
— Есть. Не в этом дело. Я не боялась, но какое-то чутье подсказывало: сейчас не нужно выходить на сцену. Я не люблю танцевать па-де-де в концертах — ничего не чувствую. Спектакль — это совершенно другое.
— В Большой тебя взял сам Владимир Васильев, который увидел тебя на уроке характерного танца в училище. И сразу дал партию Жизели в ближайшей премьере театра. Как к этому отнеслись коллеги? Только не говори, что с воодушевлением.
— Естественно, никто не радовался, солисты меня сторонились. Это меня ни капельки не удивляло: приходит какая-то школьница и неизвестно почему получает главную роль. Было бы странно, если бы ко мне отнеслись по-другому. Но моей работе это не мешало. И очень помогла мама.
— Она имеет отношение к балету?
— Никакого. У нас в семье балет не любили. Его вечно показывали по телевизору, когда в стране что-то случалось. А случалось слишком часто. Мы всегда выключали телевизор.
— Твой дебют в "Жизели" был принят на "ура". Потом была "Анюта", но это спектакль игровой, балетоманы его всерьез не принимают. А потом — ни одной премьеры.
— А зачем торопиться? Я не думаю, что, закончив одну партию, надо тут же хвататься за следующую.
— Один мой коллега предсказал, что из тебя будут делать "вторую Катю". Похоже, он оказался прав: в своих ролях ты действительно напоминаешь молодую Максимову. Тебе не обидно быть чьим-то подобием?
— Я попала к Екатерине Сергеевне сразу из школы, не имела представления о самой себе, поэтому, наверное, бессознательно копировала ее движения. Но внутри мы совершенно разные: я чувствую все по-своему. Давления, во всяком случае, я не ощущаю. Мне очень повезло с педагогом.
— На сцене ты выглядишь поразительно естественной и раскрепощенной. Твой партнер Николай Цискаридзе рассказывал о премьере "Жизели". Он, молодой, но уже заслуженный артист, в конце второго акта несет тебя на руках по авансцене, шатаясь от усталости, а ты, зеленая дебютантка, этак по-матерински ему шепчешь: "Коля, потерпи, осталось совсем немножко". От возмущения он тебя чуть не уронил. А при технических ляпах ты умудряешься сохранять удивительную безмятежность. Такие крепкие нервы?
— Конечно, мои промахи меня возмущают. Но не показывать же это на сцене, когда я падаю. Я никогда не была сильна в технике. У меня вообще масса недостатков: горбатая, косолапая, подъем самый маленький в классе, мама мне его ломала — засовывала ноги под пианино. К тому же я никогда не могла точно выполнить задание педагога — вечно что-то добавляла от себя. Я понимала, как надо делать, но почему-то получалось совершенно по-другому.
— В Лондоне тебя ждал безоговорочный успех. В таких случаях говорят: "проснулась знаменитой". Ты это ощутила?
— Я не изменилась, это точно. Может быть, изменилось отношение труппы ко мне — пожалуй, стало более дружелюбным. Никто не ожидал, что я в Лондоне дебютирую в "Дон Кихоте". Я, честно говоря, сама была удивлена. Даже мои подружки говорили: "Ты, конечно, извини, но мы возмущены, что тебе дали 'Дон Кихот'. Мало ли как ты станцуешь. Это же Лондон, а не дыра какая-нибудь".
— Так и говорили?
— А что? Они мне всегда все в лицо говорят. Но в актерском плане этот спектакль мне очень легко дался, гораздо легче, чем "Жизель". Как только выучила мизансцены, все получилось само собой. В "Дон Кихоте" я отвожу душу. Премьеру танцевала в свой день рождения. Об этом знали все — не только в театре, но и критики, публика. И вместе с "браво" мне кричали "Happy birthday!" Цветов было море!
— Английская критика писала, что русские артисты танцуют скорее для своих педагогов, чем для публики.
— Я танцую прежде всего для себя.
— Не было ли искушения остаться в доброжелательном Лондоне? Провериться в Королевский балет?
— Ни малейшего. Я была на спектакле Королевского балета — одноактные балеты современных хореографов. Какие-то сестры издевались над младшей, довели ее до сумасшествия, она покончила с собой. При этом артисты просто точно выполняли движения — и все. Гимнастика чистая. Все балеты однотипные. Десять минут интересно, а потом даже смотреть устаешь. Я все время думала: как хорошо, что я танцую в Большом. Это настолько душевно, приятно.
— И будешь танцевать в Большом 20 лет одно и то же.
— Можно и через 20 лет танцевать с интересом.
— Что для тебя самое ненавистное в профессии?
— Наверное, травмы. Как я упала на репетиции "Жизели"! Вошла в азарт, потеряла самоконтроль — и ка-ак грохнусь головой! Меня спасла заколка — такой пухлый бантик. Разлетелась вдребезги. Я сижу на полу и смеюсь. А голова гудит, тело непослушное... И это за две недели до премьеры! "Дон Кихот" в Москве тоже не станцевала из-за травмы — вывихнула ногу. К счастью, правую. Пролежала три дня дома, потом пришла на репетицию, думаю, что бы такое можно сделать на одной ноге? Фуэте! Для меня фуэте — катастрофа, делаю шестнадцать, и все, ступор. А тут неделю крутила только фуэте — и научилась.
— В этом году за роль Жизели ты была выдвинута на "Золотую маску". И не получила ее. Расстроилась?
— Честное слово, нет. Я очень не хотела этой премии. Она бы все испортила. Если бы мне дали "Золотую маску", все сказали бы: "Ну, конечно, Васильев опять посодействовал". А у меня только-только начали налаживаться отношения с труппой. После "Маски" опять пришлось бы доказывать, что я не блатная. Когда победительницей объявили Свету Захарову, я чуть не завизжала от восторга.
— Сейчас ты можешь позволить себе выбирать роли?
— Меня всегда спрашивают, что я хочу станцевать. Это естественно. Как можно танцевать то, что ты не любишь?
— И что же ты хочешь станцевать?
— Джульетту. Но не сейчас...
— ...а лет в 35?
— Ну почему — через год-два. Я еще никогда не влюблялась. Очень хочу и жду этого момента. Мне кажется, если бы я влюбилась, я бы смогла так станцевать Джульетту!
— А еще у тебя есть мечта?
— Есть. Купить лошадь.