Главное мероприятие музыкального года — фестиваль в Зальцбурге — подошло к концу. А вот спровоцированные им дебаты о качестве европейской оперы и о месте музыки в современной оперной постановке, похоже, только начались.
Слово "скандал" замелькало в европейских газетах, кажется, еще до начала зальцбургского фестиваля. Одними это воспринималось как провокация (меломаны-то там всегда одинаково восхищены и отличными, и провальными постановками). Другими интерпретировалось как попытка привлечь внимание к событию, которое вопреки ожиданиям оперных историков и летописцев спокойно обошлось в этом году без пафосной концепции в духе fine du siecle.
Обширная статья под заголовком "Опера — искусство шахмат" в спецвыпуске французской Le monde инкриминировала художественному руководителю зальцбургского форума Жерару Мортье чрезмерное увлечение сомнительными режиссерскими экспериментами в опере. Если честно, повод был. Отдав антикварную оперу Рамо "Бореады" не Бог весть каким режиссерам супругам Херрманн, а моцартовского "Дон Жуана" — грубоватому Луке Ронкони, Мортье, конечно, подставился. Но, подозреваю, к скандальному освещению его политики журналистов толкало другое — сенсационный фон, который отсвечивал с других оперных фестивалей.
Вот, например, в Нью-Йорке весь июль шел "Пионовый павильон" — китайская мегаопера XVI века с участием 400 китайских исполнителей. А Эдинбург сделал "Турандот" Пуччини буквально японской оперой с японскими певцами. Верю, что критиков и впрямь уело: вокруг этнографическая глобалка, которая разносит в пух европейскую культуру оперы, а позади планеты всей плетется Зальцбург. Вместо отливки торжественных монументов прошлому там делают отличную модернизацию "Волшебной флейты" статусного Моцарта (режиссер Ахим Фрайер), а вместо рейтинговых партитур ХХ века ставят в план никому не известные оперы.
Между тем знакомство с "Доктором Фаустом" Ферручо Бузони трудно недооценить. Написанная чуть ли не за шесть дней до начала первой мировой войны, доработанная в Америке, эта опера приятна уже тем, что спорит с дежурными представлениями о фаустовской теме в музыке (все-таки не заезженные "Мефистофель" Бойто и "Фауст" Гуно) и не только (Томас Манн-то, как выяснилось, своего "Доктора Фаустуса" писал, зная об опере Бузони, а мы, читающие Манна, и не подозревали о ней). Помимо того она знакомит мнящую себя просвещенной публику с напрочь забытым и, поверьте, дивным композитором, до сих пор известным всего лишь в качестве хрестоматийного автора фортепианных транскрипций.
Колоссальные оркестровые интерлюдии (дирижер Кент Нагано); рефлексии на оперные темы (Самсон и Далила, Саломея); двойниковый психологизм Фауста--Мефистофеля в превосходном исполнении Томаса Хэмпсона и Криса Мерритта; сбалансированность эстетики оперы-зрелища (режиссер Петер Муссбах) с характерным для начала века типом катастрофического сознания — вот то, что способен сформулировать в качестве достоинств этого "Доктора Фауста" критик Ъ.
После такого умного и эффектного спектакля трудно не преклониться перед Жераром Мортье, подтвердившим верность принятому им курсу на "ликвидацию белых пятен". Но абсолютной и ни с чем не сравнимой победой этого курса я бы назвала оперу Лючано Берио "Хроника Бога/места" (дирижер Сильвэн Камбрелен), которую 73-летний итальянский авангардист сочинил по заказу зальцбургского фестиваля. Самое главное в ней — это музыка: концентрат акустического и электронного звука (с участием старейшей в Европе электронной студии Tempo Reale из Флоренции), реального и искусственного пения, невероятных фонических манипуляций с хором и воспроизводимыми им текстами.
Превыше всего я бы оценила беспрецедентное путешествие в неактуальную ныне архаику послевоенного европейского авангарда, законсервированного в оперном манускрипте Берио без каких-либо добавок. Хотя как слушателя меня покорили и редкой энергетики певица Катрин Беренц (в роли библейской распутницы Рахаб), и эффектный оркестр с участием квалифицирующегося на современности ансамбля Klangforum Wien, и изобретательная режиссура совсем молодого Клауса Гута. Наверное, в рыночном признании свежему опусу Берио будет отказано: за столь сложную оперу не возьмется ни один театр. И все же самая респектабельная в мире оперная тусовка вынуждена была принять к сведению хотя бы музейную ценность такого рода партитуры.
Как ни прискорбно, такие бескомпромиссные спектакли сегодня окупаются, пожалуй, только в Зальцбурге. И то со скрипом. Конфликт грезящей туристами-моцартианцами австрийской администрации с экспериментатором, перфекционистом и умницей Жераром Мортье зашел так далеко, что последний объявил о своей отставке. Правда, в 2000 году, что реально будет означать 2002-й, так как программы фестиваля утверждаются на два года вперед. Значит, по крайней мере ближайшие три года Зальцбург нам гарантирует оперы с европейским лицом. А вот что будет потом — никто не скажет.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ