На премьеру фильма режиссер прилетел из Парижа. Перед этим он дал интервью корреспонденту Ъ КИРЕ Ъ-ДОЛИНИНОЙ.
— Прав на "Хрусталева" ни у кого в России нет, это значит, что прокатная судьба фильма неизвестна?
— Да, прав нет ни у кого. Но все будет хорошо — как с "Лапшиным". Прокатная судьба была ужасна, а потом его 28 раз показали по телевидению. Если во Франции тебя покажут 28 раз — будешь ездить в золотой карете. Предложений от прокатчиков мне поступало много, в том числе и от Марка Рудинштейна, к которому я отношусь с уважением. Но эта система меня не устраивает — это будет все с оркестрами, трубами, губернаторами, знатью. Так Александр Исаевич Солженицын дарил свою книжку — к нему подошел какой-то человек и говорит: "Это же все вертухаи вокруг вас, а зеки-то — мы". На что Солженицын ответил что-то вроде, что для него все равны. Поэтому мне хочется, чтобы "Хрусталева" показали для интеллигенции, без помпы, по регионам, куда-то, может, мы с фильмом съездим. Какая-то же есть интеллигенция или полуинтеллигенция в стране — потому что остальные-то все уйдут из зала. И пусть, будут правы. Я ведь снял картину о себе, своем детстве, своих размышлениях. Я мог себе это позволить, потому что французы дали деньги.
Полностью интервью читайте в следующем номере журнала "Коммерсантъ-Власть".