Зальцбургский фестиваль продолжается. "Дон Жуан" здесь — явление статусное. Регулярность, с какой в Зальцбурге появляется эта опера (почти каждые четыре года), с одной стороны, доказывает жизнеспособность сувенирной моцартовской концепции, безусловно дорогой австрийским властям. С другой — намекает на войну, объявленную Моцарту в качестве туристской приманки художественным руководителем фестиваля Жераром Мортье.
В этом году, в открытую эпатируя респектабельную публику "Гроссфестшпильхауса", перфекционист Мортье пригласил на "Дон Жуана" скандального итальянского режиссера Луку Ронкони, холодного номенклатурного дирижера Лорина Маазеля, обожаемый всем городом Венский филармонический оркестр и нашего баритона Дмитрия Хворостовского.
С первого взгляда альянс итальянского режиссера, безоговорочно признанного дирижера и русского певца в одной из любимых в Зальцбурге моцартовских опер может показаться странным. В театроведческой среде о Ронкони известно, как кажется, гораздо меньше, чем в музыкальной о Маазеле и Хворостовском. Лорин Маазель в этих местах проходит как старожил и как бы помазанник великого фон Караяна. Хворостовский — певец, что называется, из раскрученных и удачных — тоже не новичок на зальцбургской сцене (в 1995 году он работал здесь с Арнонкуром) и в моцартовской теме (предпоследней его работой стала в 97-м скандальная постановка "Свадьбы Фигаро" в "Ковент-Гарден"). О режиссере же известно что он преемник Джорджо Стрелера на посту руководителя театра Piccolo di Milano и прославился постановкой "Неистового Роланда" на вокзале в Турине.
Его вокзально-дорожное прошлое смог прочувствовать любой очевидец последнего в нынешнем веке зальцбургского "Дон Жуана". Центральное место на сцене заняла огромная серая башня с часами. Точно такую же я видела в следующую ночь на зальцбургском вокзале, где бродила в ожидании Orient-express, может, потому и готова принять тему "время-дорога-бегство" в этой постановке как безоговорочно новую.
Жертвы Дон Жуана одна за другой выходят то из вагона-люкс (Донна Эльвира), то из белоснежного свадебного кадиллака (Церлина). Герой разделывается с ними, точно опаздывает на поезд — цинично и рационально. Просчитанные им ловушки беспримерно подлы, а сам он гуляет по сцене, словно олицетворение зла. В ретроспекции, какую для огрубленного им мифологического любовника всех времен и народов придумал Лука Ронкони, герой мчится из наших дней к началу ХХ века. Жуан появляется рокером (в сцене нападения на Донну Анну), продолжается маменькиным сынком (чувствуете привет от Феллини?), завершается парализованным аристократом в восточном халате и в инвалидной коляске. Казалось бы, только-только он во цвете сил глумился над статуей Командора, и вот когда она приходит к нему, он уже старик. Такой итог действует сильно, необычно и совершенно опустошающе.
То, что никакой музыкально соответствующей гаммой отцветания этот итог не поддержан и не подтвержден, обидно. Поведение Хворостовского с его деревянными манерами, самодовольной улыбкой "хозяина джунглей" и стандартными, я бы сказала, охотничьими акцентами в широко известных ариях кажется типологически точным. А вот обещавшие страсть, истерику и эмоциональные крайности голоса выдающихся примадонн (испытание на точность выдержала только Церлина в исполнении крохотной и пронзительной Марии Байо) на поверку оказались далекими от идеального интонирования, не говоря уже о попадании в образ. Оркестр усыпил в увертюре, оскорбил виолончельным соло в арии Церлины и окончательно надоел в конце.
Говорившие о Лорине Маазеле, что это "дирижер-метроном", оказались правы. А вот операманы, требовавшие от Дон Жуана любовного горения, похоже, заблуждались. На фоне звезд мировой оперной сцены Кариты Маттилы (Донна Эльвира) и Барбары Фриттоли (Донна Анна) Хворостовский слушался и смотрелся весьма и весьма прилично. Ему удались и бархатные речитативы, и кассовые верхние ноты, и требуемая повадка оплебеившегося любовника. И не его беда, что зритель, любящий эту оперу Моцарта за столь желательный им в жизни (сколь и неосуществимый) сюрприз обольщения, оказался не готов к тому, что искусство такого сюрприза умерло вместе с Дон Жуаном.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ