В 13.00 премьер-министр Турции обратился к России за помощью. В 16.10 борт МЧС вылетел с аэродрома в Жуковском в Стамбул. При взлете присутствовал наш специальный корреспондент ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН.
6,7 балла по шкале Рихтера — это не очень много. Разрушительными принято считать землетрясения, превышающие по силе 8 баллов. Но Стамбул — особая статья. Добрая половина одиннадцатимиллионного города состоит из трущоб, не только не рассчитанных на подземные толчки, но и вообще никем ни на что не рассчитанных. Трущобы, собственно говоря, и обрушились.
Сотрудники МЧС, успевшие поработать в Спитаке и Нефтегорске, говорят, что землетрясение — это всегда паника. Тем более если ночь. Тем более если город большой, больше Москвы. В Колумбии, говорят, даже пришлось вводить войска, чтобы прекратить возникшие во время землетрясения беспорядки.
Ночью в Стамбуле, как только начались толчки, все сразу куда-то побежали. Без всякой цели, просто куда глаза глядят, толкаясь и теряя в темноте детей. Взорвался какой-то газопровод. Загорелось несколько домов. Вид открытого пламени напугал тех, кто не испугался чувствовать, как земля уходит из-под ног. В разрушенных домах почти сразу появились врачи, полицейские и спасатели. В уцелевших домах — мародеры.
К утру стамбульские больницы, поначалу охотно бинтовавшие всякий ушибленный локоть и мазавшие йодом всякую шишку на лбу, объявили, что будут теперь оказывать помощь только тяжелораненым.
Тяжелораненых хоть отбавляй. Искалеченных людей трудно провезти по загороженным обломками и бесхозным транспортом улицам. В приемных покоях госпиталей раненых кладут на пол и самый опытный врач выбирает самых тяжелых, тех, кто не может ждать операции дольше нескольких минут. Это называется "сортировка" — верный признак военной медицины.
Хуже всего то, что паника, похоже, охватывает не только население, но и армию, городские власти. Желая как можно скорее справиться с разрушениями и спасти побольше народу, власти направили на расчистку завалов бульдозеры.
— А этого нельзя делать,— говорили эмчеэсовские спасатели, отмахиваясь от журналистов на аэродроме в Жуковском.— Расчищать завалы — работа тонкая, ручная. Они же людей закопают бульдозерами, дураки.
В пресс-службе МЧС в Москве с самого утра каждый сотрудник разговаривал одновременно как минимум по трем телефонам. Эмчеэсовский самолет был уже готов к вылету, но ждали, что в час дня премьер-министр Турции официально обратится за помощью.
— Алло,— говорила девушка Таня.— Нет. Среди российских граждан вроде бы жертв нет. Посольство так сообщает.
— А в Анталье землетрясение есть? — рыдал голос в трубке.
— В Анталье нет,— отвечала Таня.— Анталья на Средиземном море, а Стамбул на Черном. Землетрясение в Стамбуле. Это на другом конце Турции. Вы из какой организации звоните?
— Я не из организации! Я частное лицо! У меня там дети! Разве нельзя звонить?
— Можно,— вздыхала Таня.— Звоните, пожалуйста. Дети — это святое. И с вашими детьми все в порядке, если они в Анталье.
А самолет в Жуковском ждал. В небе над ним происходил авиасалон, летали всякие невозможные истребители. На борт эмчеэсовского "Ила" загрузили "КамАЗ" со специальной техникой для расчистки завалов, два передвижных госпиталя и "газик", который сами спасатели почему-то называли "таблеткой".
Со всей этой техникой вместе ехали 14 врачей из Центра медицины катастроф, группа спасателей, работающих на землетрясениях еще с времен Спитака, и три собаки, включая знаменитого русского спаниеля Леньку, который, говорят, творит какие-то чудеса, разыскивая людей в грудах осыпавшегося камня.
Собаки идут по завалам по очереди. Там, где собаки останавливаются, спасатели расставляют метки. И если три метки, то есть мнения трех собак, совпали — начинают копать.