Японцы вновь посягнули на божественное. В стране, где в списке туристических достопримечательностей значится "могила Христа", появилась новая мода: на андрогинов
Мода на переодевание мужчин в женское платье не означает ничего порочного — только желание быть чуть более раскрепощенными
Во всяком случае, так утверждается в статье Ацуко Судзуки, вышедшей в крупной национальной газете "Майнити". Японская журналистка забила тревогу в связи с тем, что японские мужчины все чаще не хотят оставаться мужчинами, предпочитая выбирать свою сущность в зависимости от обстановки. В религиозной мифологии Запада такое было под силу только бесполым детям богов — андрогинам.
Все, что естественно
На самом деле все довольно просто: сексуальная эволюция, которую Япония переживает последние 150 лет, вполне логично развилась до своего очередного витка, на котором речь идет не о равенстве "нетрадиционных меньшинств", а о возможности временного выбора пола в зависимости от сиюминутных нужд и обстоятельств. Однако чтобы понять причины такого удивительного положения, придется совершить небольшой экскурс в историю, в том числе "доэволюционную".
Европейцы, "открывшие" в середине XIX века Японию, были шокированы свободой местных сексуальных нравов и десятилетиями описывали увиденное примерно так, как это сделал советский писатель Борис Пильняк в 1926 году: "В чаще деревьев около храма... женщина обнимала клиноподобное каменное изваяние, лицо ее было восторженно. Я увидел такое, что редко удается увидеть даже японцам,— я видел, как женщина поклонялась фаллосу, видел таинственнейшее, что есть в природе человека". Настоящая же тайна увиденного путешественниками в Японии заключалась не в том, что им удалось лицезреть результат тысячелетнего влияния языческого культа плодородия на формирование сексуальной культуры, а в том, что это влияние сохранилось по сей день. Японское язычество — синто — не знает принципиальных отличий между добром и злом, не знает морали, в том числе сексуальной, не знает никакого греха. Можно все, если это не противоречит интересам других членов японского общества, не нарушает гармонию этого странного социума и не слишком привлекает внимание благовоспитанных иностранцев. Заниматься сексом вообще так же естественно, как заниматься им в тех вариациях, что у скованной христианством западной культуры считаются извращениями. Вуайеристы, эксгибиционисты, гомосексуалы, транссексуалы и кроссдрессеры по определению не могли стать в Японии извращенцами, ведь норма здесь — все. Большинство этих странностей хорошо известны во всех мировых культурах, некоторые, как гейшизм, например, носят ярко выраженный японский оттенок.
Кстати. Знаменитые гейши чуть было не остались в прошлом, когда в начале ХХ века переоделись из кимоно в платья, и вся эта красивая и странная профессия грозила перейти в область легенд. Спасение пришло в облике хостес — девушек, развлекающих мужчин беседой, в том числе на скользкие темы, но не выполняющих функций проституток — для этого есть отдельная профессия. При этом для жен их функций — деторождения и ведения хозяйства — никогда не меняли, и от сексуальной эволюции они стояли в стороне. Да и вообще, основную роль во всех эротических перипетиях японской истории традиционно играли мужчины, а женщины — не менее традиционно — вели себя довольно пассивно. Так продолжалось до тех пор, пока медленно, но уверенно не начал набирать силу феминизм, приведший, вкупе с вполне ожидаемыми экономико-социальными, еще и к сексуальным последствиям, о которых пишет "Майнити".
Женский тренд
Я хорошо помню, как в 2002-2003 годах на фоне мелькнувшей популярности группы "Тату" прошла волна моды на подростковую лесбийскую любовь. Идея льстила японским женщинам: это было очередное напоминание о том, что они способны обойтись в развитом обществе и без мужчин. На смену ей пришел тренд, о котором в 2006 году писательница Маки Фукасава рассказала с помощью серии газетных статей. Исследовательница назвала стремление молодых японцев выглядеть слабыми и асексуальными модой на "травоядных мужчин", имея в виду, что вопросы плоти их попросту не интересуют. Взгляды "травоядных" сформированы на фоне развитого, но стагнирующего общества потребления, когда непонятно, для чего мужчине иметь "зубы и когти". Наоборот, часть женщин, стремящихся продемонстрировать свои возросшие амбиции и возможности, привлекает шанс общения с мужчинами, открыто показывающими свою слабость. Сама Фукасава оценила численность "травоядных" в 20 процентов от общего числа представителей сильного (?) пола и считает, что их рост — возвращение к норме: "После Второй мировой войны и послевоенного экономического роста японские мужчины, конкурируя с Западом, завоевали репутацию своеобразных секс-животных. Однако, оглядываясь назад, мы можем увидеть в древней литературе описания мужчин с тем же характером, что мы наблюдаем у современных "травоядных" мужчин".
Это правда: такой идеал существовал в Древней Японии, и женщины, несмотря на тягу к феминизму, тут же нашли для себя аналогичную модель поведения в истории. Если верить преданиям, женщина в этой стране не должна была показывать какой-либо заинтересованности в контакте с мужчиной, и восточная любовь к образности помогла найти определение и представителям этого направления в современной Японии: "фальшивые, снулые тунцы". Подражая большой, медленной и неповоротливой рыбине, изображая безразличие и неопытность в сексе, современные японки действуют в унисон все более и более "травоядным" партнерам. Более того, демонстративная асексуальность помогает японкам не спешить с выбором достойного партнера, да и просто разнообразить свою сексуальную жизнь. Санаэ Ито, называющая себя "фальшивым тунцом", объясняет: "Мы встречались около 4 лет, и за это время у меня было множество сексуальных контактов с другими мужчинами. Я действительно обожаю своего мужа, но просто притворяться, изображая тунца,— это одно из моих маленьких желаний. То, во что я играю вне наших отношений, это не какая-то там форма привязанности, так что я прилагаю все усилия, чтобы мой муж ничего не узнал об этом".
Женщина медленно, но очевидно начинает лидировать во внешних проявлениях японской жизни. Специальные вагоны для них в метро и отдельные лифты в гостиницах формально призваны защитить их от маньяков-фроттеров, но они же в глазах мужчин создают иллюзию особой защищенности женщин. Наряду с постоянным сопоставлением своих и женских усилий на работе (вопрос более медленного продвижения по службе и меньшей зарплаты остается за кадром), это нервирует мужчин и создает повод для зависти, об этом и пишет Ацуко Судзуки.
Поведенческие изыски
"Японцы, которые не хотят быть мужчинами", получают удовольствие от переодевания в женскую одежду после работы. При этом у них нет каких-то особенных сексуальных направленностей и устремлений. Они просто сбрасывают с себя синий костюм клерка, как чужую кожу, и на несколько часов открывают новый мир, в котором им, в женском качестве, живется легче и интереснее, чем в мужском облике. Один из таких мужчин — худощавый и невысокий менеджер крупной компании (типичный "травоядный" менеджер) — выпускает пар в интервью репортеру: "Ненавижу костюмы больше всего на свете! Я все время в кабинете, для кого-то начальник, для кого-то подчиненный, но как начальник я бы сейчас не вызвал доверия". Разумеется, не вызвал бы: ведь он в розовом свитере и юбке в обтяжку. Только пробивающаяся щетина и срывающийся голос выдают в нем мужчину, но... он не гомосексуал. Мало того, что он женат и имеет сына, у него вообще нет сексуальной тяги к мужчинам. Переодевание в женщину для него всего лишь хобби, развлечение, которое он предпочитает скрывать от остальных, но которое дает ему большую возможность расслабиться, чем собирание паровозиков и фотографирование насекомых.
"Еще Юнг говорил, что в каждом человеке живут Анима и Анимус — женщина и мужчина. Современные психологические тесты предлагают в качестве гендерной нормы 60-90 процентов ответов своего пола, соответственно, нормой также является от 10 до 40 процентов психологических черт противоположного пола. Если нормы японской культуры позволяют выражать эти черты таким способом — тем лучше для японцев",— считает психолог Ольга Подольская, преподаватель Института психотерапии и клинической психологии. В свою очередь, эксперт в области гендерных трансформаций Дзюнко Мицухаси говорит, что "для нашего поколения распределение ролей между мужчинами и женщинами остается все еще очень заметным, и некоторые мужчины страдают от того, чтобы вести себя мужественно". Отсюда и тяга к "перевоплощению на время".
Однако есть масса оснований полагать, что, отрицая свои гомосексуальные наклонности, многие кроссдрессеры лукавят. В Японии издавна на тягу мужчины к мужчине смотрели либо сквозь пальцы, как это делали власти, либо воспевали ее, как культовый писатель ХХ века Юкио Мисима, либо подтрунивали над ней, как не менее культовый автор XVII века Сайкаку Ихара. В любом случае это создало условия, чтобы сегодня многочисленные направления би- и гомосексуалов нашли ниши в японском обществе и в японской географии: они четко знали места, где можно было открыто заявлять о своих интересах и где этого делать не стоит, хотя сегодня все больше изменивших свой облик мужчин и женщин появляются на телевидении и в печати.
Все в той же статье Ацуко Судзуки приводятся суждения о неотвратимости феминизации мужчин и эмансипации женщин в развитом обществе — двух экспертов, читающих лекции на эту тему в японских университетах: Дзюнко Мицухаси и Дзюнко Саэки. Оба эксперта — весьма энергичные женщины (правда, Дзюнко Мицухаси — на самом деле биологический мужчина, но он перешел на женскую одежду и взял себе женское имя). Лишенные в офисах всякой энергии мужчины предпочитают делать свое женское дело не с таким шумом. Хотя мне самому однажды довелось видеть, как на самую обычную дискотеку в центре Токио пришел клерк в еще более обычном синем костюме и с черным портфелем. Он нашел себе место около стены, не торопясь разделся, аккуратно сложил вещи, переобулся в туфли и, оставшись в женском розовом белье и чулках, пошел танцевать. "Позажигав" минут двадцать, он так же не торопясь принял стандартный клерковский вид и, видимо, достигнув таким образом самореализации, вышел. Внешне он выглядел как мужчина, но, несомненно, в танце ощущал себя стопроцентной женщиной, к тому же эксгибиционисткой. Изменена ли у него сексуальная ориентация? Не знаю. Андрогин ли он? Думаю, нет, он просто японец, привыкший к большой свободе самовыражения, но умеющий делать это только там, где он никому не мешает. Хотя... японцы ведь очень долго считали себя "детьми богов"...