Может, черт с ними, с 300 миллионами?
Григорий Ревзин о том, почему нужен новый конкурс на Третьяковку
Павел Третьяков так и говорил: «Нехорошая вещь — деньги, вызывающие ненормальные отношения». Состоялся конкурс на фасады нового здания Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке. Это было очень странно.
Жюри как такового не было — место жюри занимал Градостроительный совет города Москвы. Конкурс проходил скоропалительно — 31 мая объявлен, 6 июля подведены итоги. Конкурс был закрытый, к нему были допущены шесть компаний, хотя обычное объяснение закрытого конкурса — требуется деловая квалификация участников — в данном случае не действует, поскольку требовалось только нарисовать фасад. Это вопрос только таланта, а не степени включенности в архитектурный бизнес. Победивший проект не окончательный, гендиректор Третьяковки Ирина Лебедева ставила перед собой цель «понять, в каком направлении должен развиваться проект — либо это четкое следование традициям и истории, либо совершенно новая архитектура XXI века, либо некая современная стилизация». И тем не менее есть конкурс и есть победитель — Сергей Чобан, бюро Speech.
Проект расширения Третьяковской галереи был сделан Моспроектом-4 под руководством Андрея Бокова. Он делался 15 лет, в 2007 году был полностью готов, и, откровенно сказать, он был неудачен. По требованиям законодательства я подчеркиваю, что неудачность этого проекта — это мое личное оценочное суждение, сам автор ощущает в отношении этого детища свои важные авторские права, то есть, вероятно, им гордится. Тем не менее я все же считаю, что это был ужасный проект. В нем было сочетание какой-то родом из начала 90-х лихо распадающейся композиции, когда по участку разлетаются абстрактные геометрические фигуры, с разнообразными фасадами, где в древнерусском стиле, наподобие ГУМа, где в стиле московских купеческих особнячков XIX века, и во всех случаях — на удивление бездарно нарисованных. В «Мэри Поппинс» была, помнится, одна собачка, наполовину эрдель, наполовину легавая, причем обе половины были худшие. Это был результат бесконечных компромиссов то с охранниками памятников, то с предшествующим директором галереи господином Родионовым, то с Юрием Лужковым, то с самим собой — Андрей Боков в архитектуре может практически все, за исключением школьного умения нарисовать мало-мальски пристойный исторический фасад, здание театра Et Cetera Александра Калягина — живой тому пример.
Вообще, следует заметить, что последние пять лет — это неудачное время для Андрея Бокова. Потеряно три знаковых проекта, которыми занимался его институт,— Пушкинский музей (проект был сдан в утиль и отдан Фостеру), Политехнический музей (его в итоге строит Исигами) и вот — Третьяковская галерея. Каждый из этих проектов мог бы его сделать героем, он очень сильный архитектор, он сделал когда-то изумительный музей Маяковского — но не сложилось. Бывает, что у режиссеров не снимается кино. Бывает, что у архитекторов не строится проект.
Дальше случилась история с законом о госзакупках (94 ФЗ). По этому закону тендер на рабочее проектирование — это отдельный предмет торгов, то есть тот архитектор, который нарисовал проект, вовсе не должен доводить его до конца — доводить должен тот, кто дешевле стоит. Это все равно как если бы фильм снимал один человек, а монтировал другой. Ирина Лебедева провела тендер по разработке проектной документации, и в соответствие с этим законом 7 декабря 2012 года выиграла компания «Зарубежпроект», предложившая цену в 300 млн рублей вместо 400 млн, за которые работа выставлялась на торги. У проекта Андрея Бокова появился законный соавтор. Эта компания входит в холдинг «Зарубежстрой», организации, которая строила разные наши посольства, по мере угасания величия СССР все менее и менее заметные. Кроме цены, других достоинств у компании сейчас не просматривается, никаких известных архитекторов в ее штате нет, ничем заметным она себя не проявила (высшее достижение — восстановление собора в Новочеркасске). Как-то раз в конце 2000-х она подрядилась строить на Бородинском поле, попала в сферу внимания господина Тиграна Нерсесяна, владельца ГК «Бородино», и в результате стала частью этой структуры. С 2010 года разные компании, входящие в ГК «Бородино», то оказываются банкротами, то попадают под судебные преследования, там то открывают, то закрывают уголовные дела — сейчас сложное время для бизнеса.
Третьяковская галерея — федеральный объект, но Сергея Кузнецова, главного архитектора Москвы, попросили провести конкурс на фасады. Он согласился, что, на мой взгляд, было ошибкой. Это привело к немедленному скандалу. 8 июля Андрей Боков распространил заявление, в котором говорилось: «Конкурсы подобного рода, в нарушение профессиональной этики и авторских прав, становятся формой недобросовестной конкуренции, формой архитектурной цензуры, поводом для разделения на своих и чужих». Поводом для этого высказывания стало несогласованное с Андреем Владимировичем участие в конкурсе «господина Чобана, от приглашения которого в моем присутствии главный архитектор города поначалу решительно отказался». Это не помешало Андрею Бокову по результатам конкурса заявить, что предложенное Сергеем Чобаном решение «сходно с его собственным вариантом, что должно способствовать облегчению дальнейшей работы над проектом, а кроме того, такое совпадение свидетельствует о правильности найденного решения». Принципиальность позиций — одна из самых сильных черт, которая характеризует наших зодчих, что и обеспечивает им глубокое уважение со стороны заказчиков, властей и населения.
Тут есть дополнительное обстоятельство, заключающееся в том, что Сергей Чобан — бывший партнер нынешнего главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова. Поскольку Чобан довольно часто выигрывает разные конкурсы (он вместе с Массимилиано Фуксасом только что победил в конкурсе на новый корпус Политехнического музея) и получает выгодные заказы, с момента назначения Кузнецова главным архитектором Москвы наши архитекторы постоянно тешат себя разговорами о чудовищной коррупции в Москомархитектуры (что интересно, в лужковские времена они ее не замечали). Это сравнительно понятно — для архитектурной общественности признать, что кто-то может быть просто талантливее других, невозможно, гораздо правильнее объяснять чужие успехи административным ресурсом. Профессиональная солидарность и уважение друг к другу — вторая черта, которая обеспечивает нашим зодчим глубокое восхищение тем, как они прекрасны. У меня, однако, другой вопрос. Я не очень понимаю, зачем это все нужно.
Сергей Чобан — прекрасный архитектор, который только что открыл собственный музей архитектурной графики в Берлине. Сам построил и в качестве фонда музея пожертвовал собственную коллекцию архитектурной графики, которую мы видели сначала в ГМИИ, а потом в Эрмитаже (сейчас она в музее Джона Соана в Лондоне). Это чудный музей, изысканная супрематическая шкатулка, и там прелесть в том, что продумана каждая мелочь, от случайного взгляда из лифта на город до дверной ручки. Вероятно, Чобан мог бы построить прекрасную Третьяковскую галерею. Но я не могу сказать, что победивший проект мне очень нравится.
Он так устроен — это кирпичная стена, на которой висят огромные картинные рамы, внутри которых располагаются стекла окон. Но это не вполне окна, на стеклах — силуэты картин. Есть известная фотография экспозиции в старой галерее Павла Третьякова, где именно так, в несколько рядов, повешены на стене картины. Этот образ приведен к упорядоченности строительной индустрии — имеются два явных этажа, окна поставлены в читаемые ряды, в длинных горизонталях читается отсылка к любимым авангардом ленточным окнам.
Отдавая должное изощренности формальной игры, скажу, что это производит странное впечатление. Есть модернистская архитектура, ее принципы предполагают, что фасад здания вырастает из его внутренней структуры. Есть эклектическая архитектура — ее принципы предполагают, что фасад здания — это картина, на которой может быть нарисовано что угодно. Здесь помесь — это фасадная плоскость, декорированная модернистскими аппликациями. Не то чтобы так нельзя делать — теперь можно делать как угодно,— но, по-моему, проблема в том, что это выглядит как совершенно отдельно стоящая стена, за которой нет никакой галереи. Ну как советская доска почета 70-х годов — монументальная стена с портретами, за которой — пустое место.
Это не свидетельство того, что архитектор не справился — он, напротив, превосходно справился с поставленной задачей, и проект, собственно, победил постольку, поскольку, по мнению жюри (я член градостроительного совета, но не участвовал в его работе), точно соответствовал техническому заданию. Задание, однако же, идиотское. Требовалось подрисовать фасады к уже полностью спроектированному зданию, и он очень корректно их и подрисовал.
Не то чтобы нельзя было к зданию пристроить новый фасад — это бывает, но зависит от здания. Традиционные здания, строящиеся по кварталам, легко допускают такую операцию. Но если перед нами авангардная диагональная композиция со сложной пластикой разлетающихся объемов, то новый фасад идет ей как корове седло. Единственное, что можно сделать,— это отгородить ее от улицы фальш-стеной, спрятать, чтобы уже никто не видел — это, собственно, и сделано. Ну хорошо, по каким-то причинам Андрей Владимирович Боков сделал неубедительный проект — и у гениев бывают ошибки, не говоря уже о гениях, совмещающих свое творчество с работой президентом Союза архитекторов РФ. Я не понимаю, зачем Сергею Чобану прикрывать это недоразумение сомнительной ширмой и при этом получать обвинения в коррупции.
Причина всего этого абсурда в том, что на проект уже истрачено 300 млн рублей. Это точное повторение истории с Мариинским театром, когда из-за того, что Доминику Перро уже были выплачены деньги за рабочее проектирование интерьера, был проведен конкурс на фасад к уже сделанной рабочке. Некоторые считают, что изнутри здание получилось ничего, но снаружи его как-то мало хвалят. Возможно, это важное обстоятельство для господина Нерсесяна, хотя на фоне общей суммы его долгов 300 млн рублей выглядят малозаметно. Вероятно, 300 млн рублей — это очень важное обстоятельство для тех министерских чиновников, которые выделяли деньги. Там отчеты, объяснительные, Счетная палата. Но мало ли что бывает — вон и «Протоны» падают. Нельзя ли взглянуть на дело как-то шире? Как-то не так по-идиотски?
Ну почему конкурс на главный музей российского искусства должен проходить за месяц, если во всем мире это делают по полгода? Ну куда вы летите, если до этого проект лежал 15 лет? Качество музея, качество коллекции, определяется в том числе качеством архитектуры музея — именно поэтому их долго строят, много их обсуждают, много о них думают. Ну зачем надо портить репутацию всего русского искусства продуктом творческого кризиса Андрея Бокова, прикрытым корректной ширмой Сергея Чобана?
Слушайте, в этом здании по проекту 40 тыс. квадратных метров, и даже при нормальном коммерческом строительстве это обошлось бы в сумму около $300–400 млн, а зная наши государственные стройки, можно уверенно прогнозировать, что это будет 800 млн. Вы потратили 8 млн, 1%. Это очень обидно, но теперь, чтобы этой ошибки не было видно, вы собираетесь потратить в сто раз больше и увековечить этот абсурд. Прекратите! Прекратите немедленно!
Нам нужен новый конкурс на Третьяковскую галерею — целиком, а не на фасады. Это должен быть нормальный открытый конкурс. В нем должен иметь право принять участие любой архитектор российского происхождения (Павел Третьяков именно такими рамками ограничил состав своей коллекции). Это же не театр Калягина, это слишком значимый объект, чтобы вот так бессмысленно позориться.