Возобновление балет
На сцене Palais Garnier после девятилетнего перерыва появилась "Сильфида" Пьера Лакотта — реконструкция забытого балета Филиппа Тальони. Из Парижа — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
C "Сильфиды", поставленной Пьером Лакоттом по мотивам одноименного и первого в истории романтического балета Филиппа Тальони, собственно, и пошла мода на реконструкции забытых спектаклей XIX века. Хореограф, реконструировавший эту "романтическую грезу" для французского телевидения в 1971 году, обрел славу непревзойденного знатока старины. С телеэкрана "новодельная" "Сильфида" тут же перепорхнула на сцену Парижской оперы, а с нее и в другие славные театры, включая московский Музтеатр Станиславского, где она появилась в прошлом сезоне. Помимо знаменитого трио главных героев — Сильфиды, Джеймса и его невесты Эффи — и других чисто танцевальных достоинств в спектакле Лакотта воспроизведены (хотя и не в полном объеме) чудеса машинерии XIX века, напрочь выпавшие из театральной практики в ХХ столетии.
Именно сценические волшебства — все эти одиночные и групповые полеты "дев воздуха" над сценой, их покачивания на деревьях, скольжения по пригоркам и исчезновения под землей — и стали причиной девятилетнего отсутствия "Сильфиды" в репертуаре Парижской оперы. По словам Пьера Лакотта, рабочие сцены, недовольные технической сложностью спектакля, всячески сопротивлялись его очередному возобновлению, требуя повышенной оплаты труда. Как был разрешен спор — корреспонденту "Ъ" неведомо, но только в июне "Сильфида" вновь воцарилась в Palais Garnier, причем на долгие три недели беспрерывного показа. Главных Сильфид в театре нашлось целых пять; сам Лакотт, весьма довольный возобновлением, особо выделяет приглашенную приму Большого Евгению Образцову (уже танцевавшую эту партию в Москве) и этуаль Людмилу Пагльеро. Ее-то и посчастливилось увидеть корреспонденту "Ъ".
Без этой балерины наизусть знакомый спектакль остался бы картинкой из хрестоматии. Да, конечно, кордебалет Оперы выучен превосходно, и старофранцузская школа, на которой зиждется хореография "Сильфиды", для него родной язык. Любая "шотландская крестьянка", затерянная в глубине сцены, выпишет двойные ронды каллиграфически точно, пусть ее талия далека от романтического образца, а безупречно дотянутая стопа лишена красивого изгиба. Любой "шотландский крестьянин" нашинкует антраша мелко, резво и педантично и с таким видом, будто он по меньшей мере герцог. Держать темп и рисунок танца (а он в "Сильфиде" чрезвычайно прихотлив), соблюдать точность ракурсов, уметь эффектно подать себя — все это у французов в крови. Тем более у тех, кто выбился в солисты. Невеста Джеймса (Алис Ренаван) была невозмутимо неуязвима в мелкой технике и очаровательно точна в актерских реакциях. Сам Джеймс (Флориан Маньене), статный и обаятельный первый танцовщик, звезд с неба явно не хватал, но успешно скрывал погрешности танца, заканчивая свои шаткие пируэты в безупречно точной позиции и пряча недотянутые колени под клетчатой юбкой.
Словом, в Парижской опере "Сильфида" выглядела комильфо. Однако в разряд художественного события спектакль перевела именно Людмила Пагльеро. Далеко не юная аргентинка, приглашенная в парижскую труппу уже взрослой артисткой, честно прошедшая все ступени театральной иерархии и ставшая этуалью лишь в прошлом году, исполнила лучшую роль в своей карьере. Изящная брюнетка с узким лицом и длинным тальониевским носом, она воплощала сам дух французского романтизма, его поэтическую томность и прозаическую пикантность. С техникой ее танца можно покончить одной фразой: этуаль была безупречна. Однако это безукоризненное сочетание неуловимо-стремительных мелких па и необычайной плавности спусков и подъемов на пуанты дается отнюдь не только школой и природными данными, но изнурительно тяжким личным трудом. Прыжок, небольшой от природы, балерина фиксировала в воздухе — так четко, будто позировала в фотоателье. Однако в ее существовании на сцене не было и грана демонстративности — Людмила Пагльеро будто забыла про зрительный зал, поглощенная завоеванием любимого мужчины. Арсеналу женских уловок этой бесплотной соблазнительницы позавидовала бы и либертинка XVIII века. Слезы обиженного ребенка, надутые губки шаловливой подружки, игривая пикантность светской дамы, покоряющая нежность, трогательная покорность, эфемерная хрупкость, влекущая недоступность, трагическая обреченность — эта Сильфида соединила в себе всех героинь французских любовных романов прошедших веков, заполнив живым чувством прелестную раму романтического балета.