Анна Наринская
Фото: Валерий Мельников, Коммерсантъ / купить фото
Разврат через запрет
Недавно всплывший в соцсетях новостной сюжет из Ставрополья о том, как шестиклассник нашел пропаганду гомосексуализма в собственном учебнике литературы, кажется сатирическим фейком (на эту версию к тому же работает полная растерянность ведущего и комическая внешность привлеченных экспертов). Но законотворческие инициативы последнего времени и представленный телевидением общественный отклик на них уже так плотно подошли к бессмертным стандартам "Полицейской академии", что, когда узнаешь, что нет, это все взаправду, даже не особо удивляешься.
Карикатурная видимость отчасти заслоняет малоприятное содержание: в конце репортажа говорится, что сертифицированный Минобром учебник под редакцией Тамары Курдюмовой, куда вошел взволновавший шестиклассника отрывок из саги Теренса Уайта о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, обещали вскорости изъять и заменить на другой, более надежный в смысле традиционных ценностей. То есть считающийся более надежным до того момента, как очередному шестикласснику захочется поиграть в полицию нравов.
Критик Григорий Дашевский назвал закон "о запрете пропаганды" никаким не законом, а "инструментом произвола как по отношению к людям, так и по отношению к книгам". К этому исключительно верному замечанию хотелось бы добавить, что уровень произвола по отношению к книгам здесь практически неограничен.
Потому что сегодня вполне можно не ограничивать себя скромным списком писателей-геев (тот же Уайт, например, издаваемый в Англии миллионными тиражами, или Уайльд, чей "Портрет Дориана Грея" испокон веков входит в программу чтения английских спецшкол) или книг с персонажами-геями (раз уж Джоан Роулинг объявила о нестандартной сексуальной ориентации Дамблдора, то книги о Гарри Поттере теперь, вероятно, придется продавать в полиэтилене и с наклейкой "18+"). Но этим, повторюсь, можно не ограничиваться — сама цивилизация, кажется, делает широкий шаг навстречу отечественным охранителям и сама специфика сегодняшнего восприятия культуры дает возможность карающей длани традиционного общественного гнева размахнуться гораздо шире.
В романе Джона Фаулза "Любовница французского лейтенанта" (на него "18+" стоит наклеивать уже за одно только название) есть эпизод, в котором неистово блюдущая нравственность окружающих хозяйка дома застает героиню спящей в постели вместе с молоденькой горничной,— действие происходит во второй половине XIX века. "Вы, наверное, воображаете, что хозяйка предаст грешниц анафеме, и вот уже их в одних ночных сорочках выбрасывают за гранитные ворота? Но нет, она просто повернулась и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь, чтоб не разбудить спящих. Непостижимо? Однако для многих некоторых пороков тогда просто не существовало. Сомневаюсь, чтоб она когда-нибудь слышала слово "лесбийский", а если и слышала, то в ее представлении оно наверняка относилось к одному из греческих островов".
Можно, конечно, вздыхать по утерянному времени невинности, но вернуть его невозможно. Для теперешних квартирных хозяек слово "лесбийский" имеет географическую коннотацию только в последнюю очередь.
Все экранизации "Шерлока Холмса" последних лет представляют отношения Холмса и Уотсона наполненными эротическим напряжением — именно потому, что современный человек видит их такими: двое людей, живущих вместе и понимающих друг друга с полуслова. Конечно, подростка, читающего "Этюд в багровых тонах" в первый раз, куда больше интересует дедукция и кто убил, но благодаря новым законам и возникающему вокруг них информационному шуму можно не сомневаться — он этим заинтересуется. И вот не понравится ему развязка какого-нибудь рассказа, глядишь, письмецо куда надо напишет. А потом он задумается о том, как все-таки проводили время Робинзон с Пятницей на необитаемом острове. И про Ахилла и Патрокла (их, кажется, даже в школе проходят — но ничего, сократить всегда можно). А потом станет он (ну вдруг!) читать "Отца Горио" — а там Вотрен как-то слишком страстно покровительствует молодому Растиньяку. Можете продолжить список — это вполне увлекательное занятие.
И здесь совершенно несущественно, имел ли в виду автор нечто такое, описывая отношения между героями, или нет. Современная цивилизация настолько эротизирована, что в глазах нынешнего читателя они практически всегда получают такой оттенок.
В нашем отечестве, правда, этот механизм восприятия до последнего времени не был привит так прочно и повсеместно, как на Западе. Оно и понятно — там он складывался десятилетиями. Потребовалась сексуальная революция, summer of love, внедрение дисциплин по изучению гендера и сексуальности в университеты, самые разные программы о сексе по телевизору, фильмы Пола Верхувена, Стэнли Кубрика и Вуди Аллена. У нас же достаточно будет нескольких законотворческих начинаний — чтоб без всяких университетов и Вуди Алленов все наконец сообразили, как все устроено и про что книжечки-то написаны. Впечатляющая результативность.