Гамлет Василия Качалова был первым знаменитым русским Гамлетом ХХ века. Но беда этого принца датского состояла не в том, что надо было мстить за смерть короля-отца, а в том, что спектакль московского Художественного театра, в котором Качалову досталась заглавная роль, ставили сразу два режиссера — и оба великих, Константин Станиславский и Гордон Крэг. Первый грезил о правде чувств, а второй мечтал об актере-сверхмарионетке, надменном и холодном, далеком от земных реальностей. При таком разнобое в режиссерских указаниях исполнителям пришлось несладко. Зрители были довольны Качаловым, но объективная история театра более скупа на похвалы. Спектакль прославился, во-первых — символистскими черными ширмами, придуманными Крэгом вместо традиционных декораций старой Дании; во-вторых — тем, что оба постановщика поругались насмерть, и бедный англичанин сбежал из Художественного театра в темную морозную ночь; а в-третьих — тем, что стал для потомков самым грозным доказательством невозможности двоевластия в режиссерском театре. Тем более, если речь идет о такой пьесе, как "Гамлет".
Гамлет Василия Качалова был первым знаменитым русским Гамлетом ХХ века. Но беда этого принца датского состояла не в том, что надо было мстить за смерть короля-отца, а в том, что спектакль московского Художественного театра, в котором Качалову досталась заглавная роль, ставили сразу два режиссера — и оба великих, Константин Станиславский и Гордон Крэг. Первый грезил о правде чувств, а второй мечтал об актере-сверхмарионетке, надменном и холодном, далеком от земных реальностей. При таком разнобое в режиссерских указаниях исполнителям пришлось несладко. Зрители были довольны Качаловым, но объективная история театра более скупа на похвалы. Спектакль прославился, во-первых — символистскими черными ширмами, придуманными Крэгом вместо традиционных декораций старой Дании; во-вторых — тем, что оба постановщика поругались насмерть, и бедный англичанин сбежал из Художественного театра в темную морозную ночь; а в-третьих — тем, что стал для потомков самым грозным доказательством невозможности двоевластия в режиссерском театре. Тем более, если речь идет о такой пьесе, как "Гамлет".