Я сразу с собой договариваюсь: если я артист, я подчиняюсь режиссеру. У меня возникает комплекс доверия. Я просто шел за Стуруа, как теленок. Его предложения и идеи невозможно предвидеть. Все равно будет не так. Я даже не готовился заранее, не читал сцены вперед репетиций, чтобы не иметь собственного взгляда. Он хитрован, работает только лаской. Если делает замечание, то в форме извинения, как будто он виноват в том, что ему не нравится...
Гамлета невозможно до конца сыграть. Актер должен иметь в себе какой-то органический набор качеств. Имитировать, симулировать их невозможно. Когда у меня спрашивали: "А какой ваш Гамлет, а какая у вас трактовка?" — мне просто смешно становилось. Но я обнаружил, что, как бы он все ни поворачивал, это находит во мне такие человеческие отклики, довольно быстро у меня возникло ощущение, что это абсолютно моя роль. Смешно искать прямые аналогии. Я имею в виду иное: ощущения жизни, строй характера, какие-то главные мотивы...
Моя жизнь — это преодоление. Роль отца в моей жизни огромна. Я ведь тоже принц. Я тоже сын короля. И меня всю жизнь преследует ощущение, что раз я родился в этой семье, значит, там, наверху, кто-то от меня что-то хочет. Не могло же быть случайностью, что я родился сыном Райкина.