"Нам нужен постоянно действующий механизм включенности в выработку решений G20"

В рамках Петербургского экономического форума пройдут встречи представителей делового сообщества стран G20. Бизнес обсудит рекомендации, которые затем будут представлены глобальным лидерам на сентябрьском саммите "большой двадцатки". О том, что такое "бизнес-двадцатка", насущных проблемах международного бизнеса и перспективах G20 "Ъ" рассказал председатель В20 в 2013 году, президент Российского союза промышленников и предпринимателей АЛЕКСАНДР ШОХИН.

— Все знают, что такое G20, очень немногие знают, что такое В20. Расскажите, что это за организация и каковы ее задачи на этот год, когда Россия председательствует в G20.

— Формально "бизнес-двадцатка" возникла в Торонто, когда премьер Канады разослал письма своим коллегам по G20 и попросил номинировать по три предпринимателя на бизнес-саммит, который проходил на полях "большой двадцатки". Самый первый опыт не может считаться образцовым, ведь каждому правительству пришлось "назначать" предпринимателей, причем всего трех по ограниченному кругу тем. Понятно, что в 2009 году, в разгар кризиса, основными темами были борьба с протекционизмом в торговле, укрепление регулирования банков и финансовой системы в целом. Кроме того, хотя это называлось саммитом, но главы государств с предпринимателями в Торонто еще не общались, эту функцию взяли на себя министры финансов. А вот уже на следующих саммитах G20 в Сеуле, Канне и Лос-Кабосе был создан формат, при котором заранее готовились рекомендации от бизнеса, деловое сообщество стран--членов "двадцатки" было вовлечено в подготовку рекомендаций и, самое главное, была отработана технология донесения видения бизнеса до более широкого круга руководителей "двадцатки", нежели только президент или премьер принимающей страны.

На мой взгляд, у нас есть шанс довести технологию взаимодействия бизнеса и глобальных лидеров до оптимальной. На предшествующих "бизнес-двадцатках" велика была роль консультационных фирм и международных структур: они готовили базовые рекомендации, которые затем обсуждались бизнесом, прежде чем представлять их главам государств. Мы же решили вовлечь все заинтересованные стороны, всех представителей глобального бизнес-сообщества. Прежде всего это ведущие бизнес-ассоциации стран "двадцатки", которые должны консолидировать позицию национального бизнеса. Роль консультантов мы сохранили, но ориентировали их на работу в семи целевых группах, которые мы выделили исходя из опыта предшествующих "бизнес-двадцаток" и приоритетов России как председателя "большой двадцатки".

Сквозной темой нашего диалога является восстановление устойчивого сбалансированного роста и создание рабочих мест. Среди приоритетов — финансирование инвестиций, прежде всего инвестиций в инфраструктуру и управление суверенным долгом. Традиционно рассматривается тема торговли как драйвера экономического роста. Инвестиции тоже тема традиционная, но мы рассматриваем ее через призму соотношения между финансовой консолидацией, жесткими требованиями по сокращению суверенных долгов, с одной стороны, и экономическим ростом — с другой. Один из лейтмотивов наших рекомендаций состоит в том, что бюджетная консолидация не должна проводиться в ущерб экономическому росту и деловой активности. Страны--члены "двадцатки" реализуют разные подходы. С одной стороны, многие страны, несмотря на формально провозглашенную линию на бюджетную консолидацию, проводят политику количественного смягчения и протекционистской поддержки национального бизнеса. С другой стороны, та же политика количественного смягчения время от времени объявляется под запретом, страны берут повышенные обязательства в области бюджетной консолидации. Россия здесь не занимает однозначной позиции. Мы можем похвастаться низкими размерами внешнего долга и бюджетного дефицита, но идет наращивание социальных бюджетных обязательств, и если вдруг придется проводить жесткую фискальную политику, то у нас под ударом окажется деловая активность и стимулы экономического роста.

Еще одна тема, которая становится традиционной,— открытость (прозрачность) и антикоррупционная политика. Россия уже заявила о готовности присоединиться к соглашению об автоматическом обмене информацией о налогоплательщиках, это одна из новелл этого года для обсуждения на высшем уровне. Причем возник дополнительный аргумент для обсуждения этой темы на "двадцатке", поскольку Великобритания заявила в качестве одного из приоритетов своего председательства в G8 вопросы борьбы с уклонением от налогообложения. Как сказал британский премьер Дэвид Кэмерон на встрече с бизнес-лидерами "восьмерки" месяц назад, речь идет о том, как не допустить агрессивного tax avoidance. Все правительства сейчас озабочены тем, чтобы компании, ведущие бизнес в той или иной стране, не платили налоги не только в классических офшорах и налоговых гаванях, но даже в низконалоговых юрисдикциях (Швейцарии, Австрии, Люксембурге). То есть идет борьба за возврат налоговой базы в страны ее происхождения. Россия поддерживает эту линию, и бюджетное послание президента тому подтверждение, но необходимо, чтобы налоговая база вернулась именно в Россию.

— Каким образом этого можно добиться?

— Нужно не пугать российский бизнес "равным подходом" к налогообложению всех инвестиций. Минфин в начале года говорил о введении дополнительного налогообложения на доходы от банковских депозитов и об уменьшении вычетов по налогам на недвижимость. Нужно же воспользоваться случаем и объявить, что у нас всерьез и надолго будет обеспечена стабильность налоговой политики, что мы не отказываемся от льготных режимов по тем или иным видам инвестиций, а равный подход реализуем через снижение налогов там, где они высоки. Если уж деваться некуда с деофшоризацией и налоговой прозрачностью, то бизнесу лучше получать выгоды от "домашней" неагрессивной налоговой оптимизации, за которую и в Краснокаменск не пошлют.

— У разного бизнеса в этом вопросе, наверное, различные позиции?

— Да, поэтому и нужно вырабатывать компромисс по ключевым вопросам. Когда мы с коллегами по "восьмерке" ходили на Даунинг-стрит, 10 (резиденция премьер-министра Великобритании.— "Ъ") и согласовывали нашу позицию, то за время обсуждений она трансформировалась от прямой поддержки таких механизмов, как автоматический обмен информацией по налогоплательщикам и учет конечных бенефициаров, до формулы, в которой бизнес призывает правительства стран G8 снижать налоговые ставки, расширять налоговую базу и на этой основе усиливать контроль и надзор. Очень важно, чтобы не было двойного бремени. Одно может быть связано с более жестким администрированием, чтобы не допустить агрессивного снижения налогов через использование различных комфортных юрисдикций. А с другой стороны, возможно негативное воздействие на деловую активность через повышение налоговых ставок, сокращение расходов на инвестиции и т. д.

Очень важно, чтобы тут был баланс. Здесь позиция бизнеса может быть не облечена в четкие формулы, но она понятна. Баланс нужно держать, потому что желание вернуть налоговую базу в страну должно чем-то подкрепляться. Как выяснилось, это общая тема для многих стран, а не чисто российская специфика. Всем хочется вернуть налоговую базу, но не хочется налоговое послабление давать. Надо иметь в виду, что есть реальная конкуренция за налоговую базу даже и между "приличными" юрисдикциями.

— Сложно ли нашему бизнесу с иностранным бизнесом найти общий язык, с учетом того что существует конкуренция, в том числе между странами?

— Под такими базовыми тезисами, как трансграничный переток инвестиций, наш бизнес подписывается, потому что и он в этом заинтересован. Та же ситуация со свободной торговлей. У нас сейчас наблюдается серьезное замедление экономического роста, и многие считают, что одна из причин — это снятие барьеров в связи с вступлением России в ВТО. При этом мы подписываемся под тезисом о необходимости усиления борьбы с протекционизмом. К России много уже претензий и у американцев, и у европейцев: мы только вступили во Всемирную торговую организацию и уже нарушаем. Но здесь просматривается ставший уже традиционным подход стран--членов ВТО. Любая процедура разрешения споров требует времени, и пока эти тяжбы пройдут по правилам ВТО, острота проблемы по каким-то товарам снимется и можно признаться в своих грехах и вернуться в нормальное русло. Поэтому здесь элемент двойного стандарта у всех присутствует.

— Какова значимость ваших рекомендаций и перспектива, на которую вы работаете?

— Кроме "бизнес-двадцатки" есть еще ряд других, так называемых outreach-групп: есть молодежная "двадцатка", "двадцатка" по развитию гражданского общества, экспертная "двадцатка". Хотелось бы, чтобы наш вес был выше и чтобы другие "двадцатки" сотрудничали с нами как с авангардом взаимодействия с "большой двадцаткой". Нам, безусловно, важно выслушать и экспертные сообщества, и гражданское общество, и молодежь (кстати, именно поэтому мы, например, с молодежной "двадцаткой" и с молодыми предпринимателями проводим целый ряд совместных мероприятий). Ну, еще есть трудовая "двадцатка", профсоюзная.

— С ней, наверное, вам труднее найти общий язык?

— Да, несмотря на то, что мы морально готовы подписать совместное обращение, думаю, что там будет не так много общих сюжетов, потому что не по всем из них мы одинаковое видение имеем. Нам прежде всего хотелось бы, используя "двадцатку", легализовать понятие гибкого рынка труда. Наши профсоюзы не любят этого термина, а вот профсоюзы многих других стран и международные организации в принципе понимают, что это один из способов борьбы с безработицей, в том числе с безработицей среди молодежи и уязвимых групп населения, которые не могут претендовать на полную занятость. Нам нужны гибкие формы, в том числе дистанционная работа, заемный труд, оплачиваемое ученичество и т. д. Безусловно, нужно развивать различные гибкие формы не в ущерб трудовым правам, но главная цель здесь повысить уровень занятости в целом, минимизировать безработицу там, где она высока. Многие страны это лучше нас чувствуют, поэтому и продвинулись в понимании эффективной занятости дальше нашего.

Для нас, безусловно, важна тема сотрудничества с другими outreach-группами, но нам не хотелось бы, чтобы "большая двадцатка" плодила их до бесконечности. Сегодня их 5, потом будет 10, потом — 25, и с каждой придется работать. Мы хотели бы, чтобы была четкая фиксация того, что "деловая двадцатка" — основной outreach-партнер, потому что G20 создавалась для того, чтобы восстановить экономический рост. От кого это зависит? От бизнеса. Все остальные "двадцатки" должны быть вспомогательными с точки зрения взаимодействия с "большой двадцаткой" и с бизнесом, и в этом смысле чем больше их будет, тем лучше, но надо этим процессом мягко, но... рулить.

Если говорить о перспективах, на какой период наши рекомендации рассчитаны, то больше чем на три года загадывать не приходится. Ну, во-первых, дай бог, чтобы от саммита к саммиту рекомендации не теряли своего значения и имплементировались. А второе, мы же пока еще не знаем, кто будет председательствовать в G20 после Турции, которая сменит Австралию в 2015 году. Если это будет, скажем, Индонезия или Саудовская Аравия — это один вариант. Если страна--член G8 — другой вариант. Многое в выборе приоритетов B20 зависит от страны-председателя. Безусловно, преемственность тоже соблюдается, но больше чем на три года горизонт просмотреть сложно. Если первые "двадцатки" были более деловыми, то сейчас много и политики или вопросов, напрямую не связанных с торговлей, финансами и инвестициями. Многое зависит от того, какие страны и международные организации зовут в качестве приглашенных. Постоянно приглашенной страной является Испания, всегда присутствуют страны, представляющие Африку и АТР, причем каждый раз разные. В итоге количество делегаций почти два раза больше, чем это официально значится в титуле G20.

Поэтому и церемониальная часть занимает довольно много времени, и, безусловно, основная нагрузка ложится на подготовительную работу — работу шерп, рабочих групп, созданных главами государств и правительств, и outreach-групп, таких, как "бизнес-двадцатка". Но нам не стоит рассчитывать на то, что мы выйдем в Константиновском дворце (на Петербургском саммите G20.— "Ъ") на какой-то подиум, развернем какой-то манускрипт и зачитаем наши рекомендации, а все нам поаплодируют. Хотя, может, и неплохо было бы зафиксировать такую картинку... Но делать это имеет смысл, только если до этого мы большую часть вопросов обсудим на рабочем уровне и инкорпорируем наши предложения в проекты официальных документов G20. Тогда смысл встречи с глобальными лидерами мог бы состоять в том, чтобы определить, как дальше работать: об исполнении каких рекомендаций на следующем саммите уже надо отчитаться, какие уходят в среднесрочную, двух-трехлетнюю перспективу и т. д. Смысл донесения до глобальных лидеров результатов деятельности "бизнес-двадцатки" состоит в том, чтобы зафиксировать то, что уже сделано, что остается в повестке дня и как исполнять уже выданные рекомендации.

— Какие практические плюсы для бизнеса могут быть в деятельности "деловой двадцатки"?

— Нам очень важно выработать механизм взаимодействия B20 и G20. На национальном уровне у нас есть оценка регулирующего воздействия, Открытое правительство, экспертный совет при правительстве, "дорожные карты"... Нам нужен аналогичный постоянно действующий механизм включенности в выработку решений G20. Причем важно создать механизм консолидации позиции международного бизнеса. Когда РСПП вступал в председательство на "двадцатке", мы предложили своим коллегам по клубу в качестве одной из целей нашей совместной работы создать постоянный механизм консультаций, мониторинга и исполнения рекомендаций. Мы в апреле прошлого года даже создали специальную структуру B20 Coalition — это организация, в которую по нашему замыслу должны были вступить ведущие бизнес-ассоциации стран "двадцатки". И именно они должны играть ведущую роль в формировании повестки дня, составлении рекомендаций в рамках этой согласованной повестки дня, мониторинге исполнения и т. д. К сожалению, здесь не могу сказать, что все получилось. В20 Coalition стала жить своей самостоятельной жизнью, зачастую игнорируя интересы национальных бизнес-ассоциаций, международных организаций бизнеса, а также специфику председательствования в "бизнес-двадцатке" тех или иных стран.

Первоначальная инициатива создания такой структуры исходила от французских коллег. Мы в свое время поддержали Medef (крупнейшая бизнес-ассоциация Франции.— "Ъ") в качестве координатора "бизнес-двадцатки" во время французского председательствования в 2011 году. Мексиканцы затем этот опыт не использовали, президент Фелипе Кальдерон назначил известного предпринимателя в качестве "начальника" В20. Когда к нам перешло председательство, мы высказали идею, что надо соединить все потоки: международные организации (Международная торговая палата, Международная организация работодателей, Всемирный экономический форум), ведущих мировых консультантов типа McKinsey и Boston Consulting Group, и бизнес-ассоциации стран G20. И мы хотели этот механизм взаимодействия разных сегментов бизнеса — и глобального, и национального — сделать постоянным и в таком виде передать австралийцам. Но правительство Австралии пошло по другому пути: назначило Гойдера (Ричард Гойдер, глава Westfarmers Ltd.— "Ъ") и 25 предпринимателей, которые и будут представлять эту страну в рамках австралийского председательствования.

— Проблема в том, что на национальном уровне у бизнеса нет консолидированного мнения?

— Ну вот в Австралии три ассоциации. В Мексике две основные ассоциации. Даже в США, где нашим основным партнером является Американская торговая палата, на заседания неформальной бизнес-группы в рамках "большой восьмерки" одновременно приезжали представители от разных американских организаций, в том числе от Национального совета по международной торговле и "Круглого стола американского бизнеса". В рамках "бизнес-двадцатки" в этом году все эти организации активно работали в разных целевых группах. В общем, для нас важно, чтобы действовал принцип "большой двадцатки": одна страна — один голос. Должна быть консолидированная позиция бизнеса той или иной страны, и в этом смысле для нас В20 — это не организация, где членство, взносы и т. д., для нас это процесс обмена мнениями и формирования позиций.

А тем временем наши коллеги по формализованной B20 Coalition инициировали процесс голосования, где предлагают избрать президента Канадской торговой палаты председателем B 20 Coalition. Мы возражаем: мы договаривались о том, что председателем B20 Coalition является председатель "двадцатки" в текущем году и у него автоматически два заместителя: предыдущий и следующий председатели. Председатель B20 Coalition может быть членом этой "тройки плюс". То есть уже у кого-то появляется желание порулить процессом со стороны. Но ведь B20 — это не организация, а клуб, даже "большая двадцатка" — это клуб, и В20 не может не быть клубом. А в клубе, главное, на мой взгляд и на взгляд большинства моих коллег, консолидировать позицию глобального бизнеса по тем или иным темам. А вовсе не навязать ту или иную позицию.

Мы часто критикуем "большую двадцатку" за то, что не все ее рекомендации носят обязательный характер, но мы и внутри бизнеса не всегда можем сформулировать жесткие позиции и тем более взять на себя твердые обязательства. Австралийцы, к которым от нас перейдет председательство, очень плотно с нами работают, но, к сожалению, каждая новая "двадцатка" по-новому выстраивает механизм взаимодействия B20 и G20. С одной стороны, мы "право на самоопределение" отнимать ни у кого не собираемся, но, с другой стороны, если бы создали постоянный механизм взаимодействия, нам проще было бы и с лидерами стран договариваться. Мы уже могли бы ссылаться на то, что В20 функционирует как полноценный институт и генерирует рекомендации, мониторит исполнение старых и т. д., то есть работает эффективно. Поэтому нам надо, во-первых, доказать свою эффективность, во-вторых, каждый раз этот механизм не менять. Иначе у нас возобладает национальная специфика, будут разные форматы донесения мнения бизнеса до лидеров... Поскольку механизм взаимодействия B20 и G20 мы во многом уже выстроили, нам нужно не так много времени, чтобы его отработать. С этой точки зрения председательства Австралии, а затем Турции будут принципиально важными для доводки и закрепления этого механизма.

— А насколько, с вашей точки зрения, G20 сейчас эффективна и соответствует тем задачам, ради которых она создавалась?

— Основная проблема на самом деле в том, что рекомендации и "большой двадцатки", и В20, даже закрепленные в финальных документах, к сожалению, часто не используются. Вот возьмем, к примеру, греческий кризис. Была выработана рецептура преодоления кризиса, и казалось, что она будет типовой. Был выработан механизм, как обменивать реформы и бюджетную консолидацию на списание части долга, поддержку банковской системы и т. д. Прошел год, начался кризис на Кипре. Председатель Еврогруппы каждый день делал разноречивые заявления: то ли это новый универсальный рецепт, то ли специфический киприотский сюжет. Вдруг заявление МВФ: все-таки с Грецией мы ошиблись — не надо было поступать так, как поступили, наверное, это не лучший способ. То есть, получается, "двадцатка" хорошо работает, когда относительно спокойно. Инновации можно обсуждать, "зеленый" рост, продовольственную безопасность, информационно-коммуникационные технологии — хорошие, важные глобальные темы. Но оказывается, что по ключевым проблемам, ради коих создавалась "двадцатка", когда возникает пожар какой-то, то тушат его подручными средствами. Забывают о том, что там где-то, условно огнетушитель есть — хватают ведро, топор, багор... и начинают кто во что горазд...

— То есть кризис, наоборот, не консолидирует, а разъединяет?

— На мой взгляд, это главная проблема "двадцатки": нужно не расширять тематику, а научиться консолидироваться по тем проблемам, ради которых она создавалась. Иначе она свой авторитет как института консолидации позиций по антикризисным мерам потеряет очень скоро и станет действительно просто ритуальным мероприятием.

— Пока G20 свою эффективность не доказала?

— И да, и нет. Вот такой вроде бы понятный вопрос — перераспределение квот в МВФ. Несколько стран, в том числе США, до сих пор не ратифицировали соответствующие соглашения. Это вопрос сугубо конкретный — сделать то, о чем договаривались несколько лет назад. А ключевая страна не делает этого. Другой пример: ратификация антикоррупционных соглашений — Германия еще не ратифицировала. Это что, эффективность? Зачем принимать тогда такие решения, если мы заведомо знаем, что по квотам в МВФ американцы будут тормозить. А если американцы тормозят, то и Аргентине с ЮАР некуда торопиться: хорошо быть изгоями вместе с великой державой. Сейчас идет активное обсуждение соглашений об обмене информацией о налогоплательщиках и раскрытии конечных бенефициаров. Если опять выяснится, что половина — туда, половина — сюда, или даже если только две страны откажутся... Австрия и Люксембург в этом вопросе пока не соглашаются с мнением остальных членов ЕС.

— Да, это все подрывает, естественно...

— Это подрывает, поэтому на самом деле надо договариваться прежде всего по тем вопросам, под которыми можно не только подписаться, но и их исполнить. А с другой стороны, надо, чтобы эти вопросы были не только судьбоносными, но и чувствительными. Приведенные примеры показывают, что нет механизма не то что принуждения к исполнению решений, но даже морального порицания.

— Не очень понятно, как этот механизм мог бы функционировать.

— Поскольку G20 — это клуб, то и обязательства члены клуба должны брать добровольно. Миссия G20 состоит в числе прочего в том, чтобы показать остальному миру пример для подражания, договориться о совместных действиях во всех организациях. Теоретически можно было бы предложить принцип: тот, кто не выполняет обязательств, будет уже не постоянным участником, а приглашенным. Условно, не выполнили чего-то — уходите из "высшей лиги". А какая-то другая страна в таком случае сможет войти, если готова подписаться и выполнить все обязательства и если обладает достаточным весом в мировой экономике, конечно. Но думаю, что механизм публичного порицания может развалить саму "двадцатку": если США окажутся в такой ситуации или Китай, то это чересчур круто будет. Во многом проблемы "двадцатки" виднее, чем проблемы "восьмерки", в том числе в силу как раз разнородности интересов.

— "Восьмерка" все-таки выглядит более однородной структурой?

— Если нас не считать... В "двадцатке" перечень обязательных к исполнению решений может быть меньше, но он должен быть обязательным. И должен быть механизм мониторинга и контроля. А какого контроля? Мы, честно скажу, пытались попросить национальные ассоциации бизнеса промониторить то, как их правительства исполняют решения G20. Почти все уклонились. Не хотят мониторить свои правительства...

— А вы бы согласились?

— В одиночку — нет, только вместе со всеми. Лучше было бы, если бы сами национальные правительства этот мониторинг проводили. Ведь у G20 нет постоянного секретариата, кроме механизма шерп и рабочих групп, и появления таких структур не предвидится. Поэтому эту работу нужно отдавать на аутсорсинг, например, "бизнес-двадцатке". На мой взгляд, ближайшее будущее покажет, насколько институт "двадцатки" жизнеспособен.

Интервью взял Юрий Барсуков