После корабля "Летучего голландца" к мариинскому берегу причалила ладья "Лоэнгрина": Валерий Гергиев завершил свой фестиваль "Звезды белых ночей" премьерой вагнеровской оперы. Необъявленной сенсацией премьеры стало исполнение заглавной партии знаменитым шведским певцом (живущим ныне в Германии) Йестой Винбергом.
Нужно сразу объяснить, что Лоэнгрин — сын Парсифаля. Поставив последнюю оперу Вагнера прежде всех остальных, Валерий Гергиев восстановил ход событий, по которому Вагнер двигался вспять. В опере о неведомом рыцаре, защитившем невинную девушку и обручившемся с ней, но покинувшем ее, потому что она захотела узнать его имя, Вагнер сделал бесповоротный шаг к мифу, но еще не к мистерии. "Лоэнгрин" же появился на сцене Мариинки в лучах мистериальности "Парсифаля" и в его стилистике, благодаря единой манере Евгения Лысыка, чьи эскизы воплотил Тадей Рындзак.
Знаком "Лоэнгрина" стало средневековье, знаком средневековья — готика и по вертикальной оси развернутое действо, как в средневековом мироздании: от ада к раю. В почти недвижных декорациях запечатлено не только историческое прошлое, но прошлое сценографического искусства — еще не настолько хорошо забытое, чтобы вновь ощущаться актуальным.
В этой застывшей символике бушевали страсти и совершалась драма донельзя живая, выписанная с изощренной психологичностью, достойной будущего изобретения Фрейда. Четыре главных исполнителя разыграли эту партию с блеском, заставив слушателей трепетать и содрогаться.
Рыцаря, явившегося на призывы брабантской принцессы Эльзы, в отличие от его персонажа, не нужно было вопрошать, какого он рода: Йеста Винберг сегодня один из главных исполнителей партии Лоэнгрина. Его появление стало сюрпризом даже для осведомленных наблюдателей, тогда как об участии певца такого ранга нужно было трубить во все трубы и рассылать глашатаев. Может ли быть, что наступает время, когда появление мировых звезд в Мариинке будет в порядке вещей? "Как величав он! О, как прекрасен!" — зрители Мариинки с готовностью поддержали бы восторг брабантцев при виде статного белокурого викинга, а слушатели были рады полностью довериться его обезоруживающей мягкости, к которой они не привыкли, и стилевой безукоризненности.
Партия его врага была также отдана пришельцу: петь Фридриха Тельрамунда был приглашен Эдем Умеров — самый звучный и прекрасный солист Санктъ-Петербургъ Опера, выглядевший темной копией Винберга: такой же крупный, широкий в плечах, но только жгучий брюнет. Практика работы в камерных пространствах сказалась в том, что некоторые фразы провалились совершенно, но свою сцену со злодейкой-женой Ортрудой он провел выразительно и обнаружил в хрестоматийном злодее мятущегося Макбета.
В целом же второй акт был взят Ларисой Гоголевской в полную и безраздельную власть. Мрачное великолепие ее Ортруды ("гляжу я на нее и ненавижу, но насмотреться вдоволь не могу") было таково, что слушатель ощущал себя втянутым в дьявольский шабаш, и уже спускался в разверстые адские пропасти ее низкого регистра. Если не прошлые вагнеровские роли Гоголевской — Кундри в "Парсифале" и "Сента" в "Голландце", то уж эта должна убедить сомневающихся, в том, что перед ними настоящая вагнеровская певица.
Самой хрупкой участницей квартета главных героев была обладательница приза "Надежда" этого года Татьяна Павловская — прекрасная, как принцесса-златовласка. По роли ее Эльзе — символу истинной женственности (и женского любопытства) — назначены беззащитность, несчастность и трепетность. Такова и была Павловская, изумляя тем, что при всем этом она вполне совладала с мощным оркестровым течением.
Итак, пели на премьере хорошо и очень хорошо, оркестр и хор проявляли чуткость друг к другу и к солистам, режиссер (Константин Плужников) был весьма ненавязчив. В результате из нервного напряжения последних репетиций, которые шли параллельно фестивалю, вдруг вышла премьера, в которой спешка не ощутима — степенная, внятная и плавная (нет, не медленная, но и не загнанная: пожалуй, только вступление к третьему действию мчалось в стремительном гергиевском вихре). Следует признать, что в Мариинском театре научились делать почти все, и делать быстро. Даже Вагнера.
ОЛЬГА Ъ-МАНУЛКИНА