Если в одном месте убыло — например, из-за кризиса, значит, в другом должно прибыть. Вот, скажем, фермеры. Плыли бы они с финансистами в одной лодке, если бы рост фондовых индексов автоматически поднимал бы надои молока. Но пока этого нет, русских фермеров кризис радует: они ждут новых крупных заказов, инвестиций и уверены в светлом будущем отечественного производителя как класса. Вы не поверите — они даже могут разбогатеть! Если, конечно, не надорвутся.
Импортное мясо — это диверсия
— За удачный прошедший год! И чтобы следующий был не хуже! — так группа товарищей начала подведение итогов года.
Что же это за удивительные ребята, которым вдруг стало хорошо? Маоисты, которым чем хуже — тем лучше? Акционеры Хованского кладбища? Шулера, игравшие в ГКО крапленой колодой? Нет. Это всего лишь простые русские фермеры — Валерий Соловьев и его друзья из Дмитровского района.
Постойте, а кризис?! "Так это в московской тусовке кризис, у разных там трейдеров",— отвечали фермеры. Доллар взлетел? Так они его и не видали отродясь, он им все равно как вам тугрик монгольский. Деньги в банках у всех пропали?! Извините, у нормального человека деньги не в бумажках, а в виде коровы или трактора. А трактор свои операции выполнит в полном объеме даже при тотальном закрытии банкоматов. Что же касается надоев и урожаев, так они у фермеров выросли, хотя, конечно, не так, как ГКО перед реструктуризацией. И на новый русский вопрос "Как же дальше жить будем?" у фермеров есть ответ: "Хорошо!" Потому что начнут покупать дешевое парное мясо made in Russia — раз: спасибо кризису, не хватает денег на дорогое мороженое мясо из Новой Зеландии.
В этом увлекательном застолье, которое городскому жителю кажется перевернутым миром, театром абсурда, были и мы с главным начальником всех фермеров России — президентом АККОР Владимиром Башмачниковым. В самый разгар кризиса он выехал на места. В Дмитровский район предводитель сельских частников прибыл со свитой на джипе, в импортном плаще, с "Моторолой", которая пищала севшей батарейкой. Замученные жизнью фермеры ожидали его на казенной парковке "администрации" (страна завалена жуткими названиями) возле своих "Нив", растерянно улыбаясь беззубыми ртами. Он улыбался в ответ, называл их молодцами и поощрял рассказами про то, как замечательно живут их коллеги в остальном мире, который объездил, учась заботе о крестьянах. (Так просвещенный барин отечески наставлял своих крестьян и хвалил перед ними аглицкие аграрные нововведения.)
Перед выездом в народную гущу мы с фермерами нанесли визит главе района Валерию Гаврилову. Он, большой любитель фермеров, полностью на стороне местного производителя:
— Импортное мясо? С ним все ясно! Это идеологическая диверсия. Сейчас везут дешевое, а когда наши разорятся и у нас все развалится, Запад цены и поднимет — это же просто... Вот мы можем производить вдвое больше овощей и картошки, но кому это надо? Никому. Госдума начинает выглядеть, извините, при дамах скажу, проституткой. (Спорить не стал никто, даже Башмачников, который в Думе заседает в качестве депутата.)
Гаврилов занимает очень выгодную для наблюдений позицию: он как начальник уже владеет информацией и знает цену власти, но при этом еще в состоянии с невысокой своей районной высоты разглядеть отдельного человека и даже дойти до него по говну в резиновых сапогах. И вот что Гаврилова в кризисе поразило:
— Сколько лет мы просили своих безработных помочь нам с уборкой урожая! Хохлы и молдаване по 3 млн рублей получали, а наши не шли. А теперь у нас каждое утро толпа перед конторой — захотели наши работать...
Просто мороз по коже: русские захотели работать! Позабыв про духовность и вечные вопросы! Неужто действительно все так плохо? И какую ж еще новую диверсию готовят нам злонамеренные иностранные производители?
Вот в Америке — там по-другому все...
Фермер Косоусов объяснял мне:
— Иностранного фермера два правительства поддерживают — чужое и наше. А нас никто! При том что я кормлю школы и войсковые части! Вот в Америке — там по-другому все...
Вот так каждый думает, что другим все досталось даром. И мне захотелось хоть добрым словом помочь работящему человеку.
— Да вы как сыр в масле катаетесь против американских фермеров! Постыдились бы с ними сравниваться,— говорю.— Им же надо было на свои деньги снарядить фургон, доехать до Дикого Запада, застрелить тыщу бандитов, там на месте отнять у индейцев землю, 30 лет вести войну с дикими племенами, снимать скальпы, спать с заряженным ружьем... И все равно команчи перережут половину фермеров и сожгут почти весь урожай. А вы пришли на готовое, земля ничейная, у вас тут ни одного индейца — и ноете: ах, процент высокий по кредиту!
Он чешет затылок и поправляет бейсболку:
— Так это когда было! Сейчас-то у них по-другому...
— Ну да, куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Вы ждете, что вам все на блюдечке принесут. А американские граждане себе сами построили государство, какое им было нужно. И президентов не ленились поправлять: сначала из винтовки, а после, как перевоспитали, так простого импичмента стало хватать. Теперь по струнке ходят. А вы, русские фермеры, хоть одного застрелили президента? Так кто ж с вами будет считаться? Ну так и молчите! Скромней вам надо быть, вот.
Крыть нечем, фермер Косоусов точно не снял ни одного скальпа, и ни одного президента не завалил, и вообще забыл, где там на антресолях валяется ружье. Он вздыхает и перестает жаловаться на жизнь (кажется, мне удалось его подбодрить):
— Честно говоря, я рад, что не бросил, как вон многие. Прихожу, смотрю — это мое. Это для дела. Ведь приятно же! А с долгами рассчитаюсь, вот продам овощи — и рассчитаюсь.
И, улыбаясь, с сияющим видом идет мне показывать свой дом: большой, два этажа, двести с лишним метров площади.
— Лиственница! 674 бруса ушло, 20 на 20. С БАМа вез. Так один брус шесть человек не могли поднять! Это на века...
Вот-вот. Американским фермерам в принципе такой стройматериал не поднять — у них щитовые дома, обитые пластиковым сайдингом под дерево. Дышать нечем. А в замечательном косоусовском доме все удобства, высоченные потолки, огромная кухня. А там, в ней, накрытый стол со "Смирновской", с окороками и семгами, дай Бог всякому, и с личной картошкой со своих 35 гектаров. Тут-то мы и провожали ушедший сельхозгод. На этом банкете, расчувствовавшись, Башмачников поднял рюмку "Смирновской" и сказал теплые слова:
— Фермеры — лучшие люди страны, наш золотой запас! От таких мужиков надо брать семя и с их помощью поднимать нацию!
Бориса Николаевича уберут в следующем году
Но за столом у нас случился противник искусственного осеменения — знатный дмитровский фермер Валерий Соловьев. Он у себя в хозяйстве такого не допускает. Хотя метод, конечно, и передовой, и дешевый, но для живых существ вредный:
— Это все неестественно — искусственное осеменение, фондовые рынки и прочее. Ближе надо к природе! Без обмана.
Поэтому Валерий Соловьев идет на дополнительные расходы и держит племенных производителей. Он захотел их нам показать непременно и повез-таки показывать. Не то чтобы он выпивши хорохорился, нет — я видел, как он себе "Боржоми" подливал. А всех подзуживал: пейте по полной, что ж, не русские люди? Правильно: если крестьянин не хитрый, толку от него не жди. В общем, повез показывать своих производителей. Это оказались страшного размера убийственные быки, каких я на памплонской корриде не видел, и здоровенный, как бык на коротких ногах, 300-килограммовый хряк с мордой в диаметре сантиметров 60. Рассматривая эту страшную морду с любовью, Соловьев говорил:
— Вся надежда у меня на Бориса Николаевича! Но вот только в следующем году его менять придется.
— Так ему вроде до 2000-го?
— До 2000-го незачем его держать, он испортит все.
Мне стало неловко. Это же я час назад призывал быть построже с президентами — по примеру американцев. И зачем, спрашивается, влез? И ведь это не первый раз после стакана — зачем я вообще пил?.. Но Соловьев продолжал решительно:
— Надо раньше менять! Все из-за его дочек. А то иначе в следующем году его дочки под него пойдут, и пропала селекция.
Тут гости вздохнули с облегчением, осознав, что Борисом Николаевичем зовут этого прекрасного хряка английской белой породы. А один даже и сказал: "Ну, президенту не должно быть обидно, что такого производителя в его честь назвали!"
А над фермой Соловьева, надо вам сказать, реет российский триколор. Сразу непонятно, с чего бы это.
— В Америке вешают везде свой флаг, вот и я решил!
Правда, сначала глава сельской администрации возражал, считая, что Соловьев недостоин. Но фермер при личной встрече выпросил у Черномырдина письменное разрешение на триколор.
У нормальных людей деньги не пропадают
Из совхоза в фермеры Соловьев ушел в 91-м. На книжке у него тогда было много денег — 10 тысяч рублей.
— Пропали?
— Еще раз объясняю: у нормальных людей деньги не пропадают. Мы на них купили пять коров. Деньги у всех пропали, а коровы у нас остались. Потом, в 92-м, в мае, получили 25 млн из "силаевского" миллиарда под 8%. На эти деньги построили коровник к зиме. Еще успели получить под 18% 75 млн рублей. Это зимой — с 92-го на 93-й.
— А отдавать-то было выгодно в инфляцию?
— Выгодно. А как после взяли 180 млн под 183%, так чуть с ума не сошли. Это уже были 1993-1994 годы. Но реконструкцию коровника доделали. В общем, нам повезло!
Фермер Александр Косоусов тоже поднялся в годы суровой инфляции — и тоже жаловался на жизнь:
— Мне все хозяйство обошлось в 1 млрд 200 млн. Но это ж под 200% годовых! Я одних только процентов государству заплатил 500 млн! Это разбой!
— Стоп, стоп... Это в каких ценах?
— Ну, какие были. С 1990 года. Новыми — 1 млн 200 тыс...
— То есть без учета инфляции, без перевода в доллары?
— Ну да...
Я не финансист, и потому мне это совершенно непонятно. По мне это все равно что градусы прибавлять к граммам.
— Грабительский процент! — продолжает фермер.— Я не пойму: они что, из меня сделали раба? Я что ж, должен на них работать? Дети, у меня трое, хотели на ферме работать, так я не пустил: не хочу их отдавать в рабство!
Кредит под 200% ему дал банк в 93-м. А возвращал он его 94-м, после того как рубль подешевел раз в десять.
— Та-а-к... Ну а сейчас какие у вас народные чаяния?
— Да вот хочу 100 тонн мяса производить. На это мне нужен кредит 700 тысяч рублей новыми под 15% годовых.
— Это сколько ж? — пересчитываю я.— 50 тыщ долларов?
— Нет, не хочу долларов, мне рублями.
Гляньте, не хочет в долларах! И то верно: на курсовой разнице ему все равно не сыграть. Завсегдатаи обменных пунктов легко могли бы заметить, что булочные открываются, не дожидаясь конца валютных торгов, и ценники на булках в "у. е." пока не выставляются. Вот если бы хлеб с молоком привязать к доллару, тогда бы фермерам был смысл беседовать в этих "у. е.". А пока нет: курс русского трактора, который куплен сегодня, к завтрашнему русскому хлебу — он твердый. И американский доллар, который в этот простой расчет влезает, играет неблаговидную роль компьютерного вируса — сбивает с толку.
Это какая ж выходит прибыль?
Так эти фермеры, они богато должны жить! Вот у Соловьева земли — 20 гектаров, 15 коров, 6 тракторов, 6 автомобилей, прудов с рыбой — 5. Это какая ж выходит прибыль, а?
— Ага, прям щас я тебе цифры скажу и про деньги все выложу. И сейчас же налоговая инспекция прискачет, а за ней и бандиты. Спасибо, меня и так уже два раза жгли! Видишь, ни одной постройки деревянной, все поменял на кирпич. Видишь, вся техника в кирпичных гаражах. Нет, прибыль ни один фермер не говорит! Да и как считать? Все внутри хозяйства крутится.
— Так и что бандиты?
— Что, что... В ФСБ обращался. Бандиты уж целых полгода как не приходят...
У фермера Соловьева пустая, без зубов, верхняя челюсть, а сам он с женой, тремя сыновьями, тремя невестками и тремя же внуками живет в трехкомнатном доме, который еще совхоз дал. И вот эти беззубые работники ютятся по четыре человека в комнате, экономят на здоровье, но покупают трактора и щебень для дороги и строят новые коровники, то есть вкладывают последнее в средства производства! Почему ж зубы не вставить?
— В мае пошел я в банк,— объясняет Соловьев,— и прошу у банкиров кредит — 2 млн новыми. Надо, говорю, коровник достроить и цех по переработке молока. Пожалуйста, говорят, бери. Только в конце года отдай. И заложи имущества на 6 млн. А где столько взять? У меня все хозяйство в 3 млн новыми оценено! Или, допустим, правительство с законами. Построил я дорогу, а у меня с потраченных денег взяли налог как с прибыли. Вроде бы все честно...
Мимо проходит Костя Соловьев — старший сын. Тонкий и задумчивый, с усами, в американской одеже, в майке с текстом Follow me, он выглядит совершенным денди, изысканным гусаром, но уж никак не человеком от сохи — несмотря на галоши поверх носков. Но фотографироваться, позировать не желает: "Зачем же, когда я весь в говне". И это вместо привычных фермерских рассуждений насчет родной земли, чувства хозяина и нечеловеческой любви к толстым неповоротливым коровам!
Так что, если вы все еще завидуете фермерам, вас успокоит упражнение: представьте, что вам выбили зубы, поселили в бараке, лишили выходных и отпусков, а по ночам надо с ружьем ловить воров, чтоб не подохнуть с голода. Зато на свежем воздухе, без начальника, а на рынке любые цены заламывай!
Да, новый крестьянин-единоличник на земле стоит вроде твердо, однако же попытки его обобществить не прекращаются:
— А воруют как! Машины раскурочивали, трактора разбирали, плуги тащили, ворошилки... Ночью слышишь — лезут. Выйдешь — никого. Ложишься спать, опять — лезут. Картошка была, так полоса, что у леса,— осенью смотришь, как будто не сажали. Грибники идут и копают — не будешь же каждого проверять. А даже захватишь, говорят: что тебе, жалко?
— А может, они правы? Может, рано еще капитализм строить? Придут коммунисты и все у вас заберут. Так пусть люди пока поворуют, раз все равно добру пропадать...
— Ты знаешь, разговаривал с Зюгановым. Я ж в аграрной партии. Мне другие неизвестны, которые нас бы защищали, а она ведь в союзе с КПРФ, и пошел я знакомиться с союзником. Я ему так и сказал: "Если вы, придя к власти, начнете строительство коммунизма, национализацию, передел, то никто вам ничего не отдаст. Я буду до последнего патрона защищать свое добро. Ну дробовик у меня есть пятизарядный, автоматический. Я вот даже пушку-сорокопятку заберу от музея Дмитровского...
— Так, а Зюганов что говорит?
— Он говорит: "Нет, которые работают, мы тех не тронем".
А год все-таки хороший был!
Пока мы ведем беседу, к воротам подъехала "Ауди-80" в замечательном состоянии — не бандиты ли часом? Но нет — местный батюшка, отец Ростислав из церкви Покрова Божьей матери в Орудьеве. Он тут полгода как — по распределению. С симпатичной матушкой светского вида приехали за молоком:
— Окормляемся здесь... Валерий нам помогает сильно.
— А что у вас с кризисом?
— Все дорожает. Но я не могу по совести цены поднимать. Хотя это в моей власти. Все у меня, как было: как была самая дешевая свечка рубль, так и стоит. Крестить — 100 рублей...
— Так надо понимать, дефолт — Божье наказание, верно?
— Есть песнопение, во время Великого поста поют, "На реках вавилонских". Это плач евреев, воспоминание о том, как раньше жили хорошо, а после они пожали от греха своего, и они каются. Мы, как многие считают, второй богоизбранный народ. Видимо, и нас Господь — любя — наказывает за прегрешения, за отступничество! За то, что люди поклонились золотому тельцу вместо Бога, доллар поставили во главу угла,— тут отец Ростислав вздыхает.— Наказывает нас, но не оставляет. Пока не покаемся, эти все скорби будут продолжаться...
Соловьев выслушивает батюшку, который ему вполне годится в сыновья, с почтением и с ним не спорит. При том что он, судя по всему, явно избежал Божьей кары. Поскольку золотому тельцу не поклонялся, а зарабатывал хлеб свой, как положено, в поте лица, являясь отечественным производителем. И призывы каяться к себе вроде не относит. Во всяком случае, отцу Ростиславу пока что не удается его зазвать в свой храм.
Батюшка с матушкой садятся в "Ауди-80" и уезжают. И только тогда Соловьев говорит, как бы отвечая юному батюшке:
— А год все-таки хороший был! Увеличилось поголовье крупного рогатого скота (это как цитата из забытой прошлой жизни) с 50 до 65. Нашел я новый рынок сбыта молока — дачному кооперативу МВД. Возим туда на новой машине, я как раз подарок от Черномырдина получил — "Газель" с тентом.
И спохватывается:
— А у вас там, говорят, совсем тяжело, в Москве? Да? Ну как станет совсем плохо, приезжай ко мне, накормлю...
ИГОРЬ СВИНАРЕНКО