"Рай стал коммерческим понятием"

28 июня в рамках Московского кинофестиваля впервые в России будет полностью показана скандальная трилогия Ульриха Зайдля "Рай: Любовь. Вера. Надежда". Накануне "Огонек" поговорил с режиссером

— Вера, надежда, любовь. Почему они стали базовыми смыслами в вашей трилогии?

— Это основные постулаты христианства. Я вырос в религиозной семье, посещал католическую школу-интернат. Христианство повлияло на мое развитие в детстве и юношестве, но если тогда я его отвергал, что во многом связано не с самим христианством, а с его преподаванием в школе и со "средневековыми" методами воспитания детей в интернате, то сейчас... Сейчас его нравственные основы дают мне силу и вдохновение для работы и размышлений о моих героях: о медсестре Анне-Марии ("Рай: Вера"), до такой степени одержимой экстазом веры, что она создает себе своего Христа и делает его своим любовником; о 50-летней матери-одиночке Терезе ("Рай: Любовь"), отправляющейся в Кению в поисках любви, но нашедшей лишь сексуальные развлечения, и, наконец, о ее дочери 13-летней Мелани ("Рай: Надежда"), которая лечится в лагере для детей с избыточным весом, влюбляется в местного врача и закручивает роман с этим престарелым селадоном.

— Почему все три картины объединены словом "рай"?

— Слово "рай" было найдено уже в процессе работы. В христианстве с ним связывают место первоначального обитания человека, где он был счастлив, пока не провинился и Бог не изгнал его. В последующие столетия человечество находилось в постоянном поиске того места, где его должны ожидать вечность, бессмертие и наслаждения. В наши дни "рай" стал коммерческим понятием. Мне сразу вспоминаются проспекты туристических фирм, которые пользуются словом "рай", чтобы побудить нас отправиться в путешествие. Есть и другое значение "рая", личное, связанное с представлениями каждого отдельного человека.

— Что значит "рай" для вас?

— Для меня "рай" — это новый проект! "Рай" — это завершение моей трилогии. Ведь над ней я работаю уже более 7 лет, если вести отсчет от того момента, когда я начал делать заметки и подбирать актеров на роли. Фильмы я завершил в течение 4 лет. И могу считать себя счастливцем, потому что они вышли практически во всех европейских странах, включая Россию. Конечно, мне хотелось, чтобы их показывали одновременно, в одном кинотеатре. Как это получилось на Берлинском кинофестивале. Тогда можно по-настоящему искать во всех трех фильмах связи и ассоциации, а также говорить об их похожести и повторении судеб героинь.

— Однако то, что вы показываете на экране, далеко от "райской жизни".

— Почему же? Каждая из моих героинь выстраивает себе свой образ рая, согласно личным представлением о нем. Например, Анна-Мария решила, что ее жизнь должна определять вера. На самом деле в ее реальности ей не хватает идеального мужчины, и она находит свой идеал в Христе, которого начинает любить не только платонической, но и плотской любовью. Потом ее настигает реальность — из Египта возвращается муж и настаивает на продолжении брака. И хотя в жизни Анны-Марии появляется наконец реальный мужчина, эта реальность ей не по вкусу. Она фанатично защищает "свою выдуманную реальность", даже не замечая, насколько фантазийной та является. В "своей реальности" она истинная христианка, преданная вере, а на самом деле она издевается над своим законным супругом-инвалидом, действуя в противоречии с христианскими постулатами, которые, ей кажется, она официально соблюдает. Под "раем" я также понимаю, не "сад эдемский", а поиск его, страстные желания и попытки их реализовать. Поиск лучшей жизни заложен в природе человека, и нет таких людей, которым бы не хотелось жить лучше. Желания моих героинь выражаются главным образом в желании любить и быть любимыми созданным ими образом мужчины. Каждая из них идет своей дорогой и по-своему ищет удовлетворение желаний.

— К вашей трилогии вышла книга, фотоальбом с кадрами из фильмов и фотографиями со съемочной площадки.

— В юности я мечтал стать фотографом или художником. Но стал снимать фильмы. Идея фотоальбома возникла во время рекламных кампаний, сопровождающих фильмы. Бюджет моих картин небольшой, поэтому часто приходится самому выполнять многие работы, например создавать плакаты или готовить фотоматериалы для прессы. Их я монтирую из фильмов. В какой-то момент мне понравилось, что на статичных фотографиях композиция кадра точнее передавала мое видение мира, чем кадр в движении. В фотографиях я буквально обнаружил "свой режиссерский стиль". Моя композиция, как правило, централизована. Человек показан в ней маленьким и незначительным. Централизация и сцены с изображением людей похожи на алтарные композиции — все это получилось у меня не сознательно, а интуитивно. Но пространство в кадре и точно выстроенная композиция всегда были для меня важными понятиями режиссерского профессионализма.

— Мизансцена кадра в частях трилогии, снятых в Европе, например в "Вере", отличается какой-то особой "больничной" аккуратностью. Газоны подстрижены, домики выкрашены, нигде не лежит лишней бумажки и веточки.

— Эта аккуратность создана самими людьми. Есть понятие "природа" (натура), а есть "искусство". Природа создана вне влияния человека, искусство — его полноценное самовыражение. Поэтому все, что окружает человека или создано его руками, является искусственным. И чем дальше развивается человечество, тем искусственнее становится его окружение. Ведь эта искусственность есть не что иное, как его комфорт, к которому мы все больше и больше стремимся в нашей жизни.

— В центре вашей трилогии три женские судьбы. Не завязли ли вы в женской психологии?

— Мне было интересно. Я получил необыкновенное удовольствие, наблюдая за женщинами и пытаясь передать их суть. Кроме того, у меня были отличные актрисы, которые всему меня научили. Ведь я не пишу классических сценариев, а лишь обрисовываю сцены. Диалоги же мы импровизируем с моими героинями на съемочной площадке, причем актрисы пользуются полной свободой самовыражения. Это значит, что не я диктую, что им следует сказать, но они составляют диалоги от самих себя. Как видите, очень удобно, потому что мне не нужно досконально погружаться в женскую психику, а она буквально сама разворачивается перед камерой под моим бдительным контролем. Я часто приглашаю любителей, которые так же хорошо могут импровизировать, как профессиональные актеры. Часто у первых это получается даже естественнее, чем у вторых.

— "Рай: Любовь" вы снимали в Кении, где пригласили на роли любовников-жиголо африканцев, зарабатывающих деньги на сексе с европейками, там их называют "сахарными мамочками". Насколько сложно было работать с ними?

— Действительно, в первой части у меня снимаются настоящие, так называемые пляжные мальчики, которые профессионально занимаются сексом с туристками из Европы. С ними пришлось нелегко, особенно в сценах, где им приходилось раздеваться. Парадокс: в жизни они охотно обнажаются и зарабатывают на своей наготе деньги, но стоило их попросить раздеться перед камерой, как у них возникали трудности. Но деньги и здесь сыграли свою роль.

— Вы сказали, что ваши героини ищут свой "рай". На мой же взгляд, они в поисках секса, даже если и не во всех частях трилогии это настолько очевидно, как в первой.

— Я не совсем согласен с вами. Секс важен в жизни каждого человека, он часто является определяющей основой нашего существования, а иногда и его трагической действительностью. Мы все так или иначе ищем секс, однако моих героинь не интересует исключительно секс. Через секс они пытаются реализовать себя, найти подтверждение своей привлекательности. Причем задача перед ними стоит нелегкая, поскольку их внешний вид далек от тех женских идеалов, которые диктует нам современное общество. 50-летняя Тереза немолода, непривлекательна и слишком полна. Но и ей хочется быть любимой. В этом заключается первоначальная потребность каждого человека — быть любимым. Она отправляется в Кению, и тут, в отличие от Европы, ей не составляет большого труда "продать" свою "непривлекательность". Однако акт продажи тяжел, потому что со временем она уже не может обманывать себя, так как молодые мужчины находят ее привлекательной лишь под влиянием денег. В какой-то момент она вынуждена себе признаться, что та любовь, которую перед ней разыгрывают, является "безличной", ибо речь идет не о ней, Терезе, а о ее теле, которое она продает за деньги. Таким образом, как в Европе, так и в Африке, она оказывается "продуктом" потребительского общества, только на Африканском континенте она еще способна себя продать, в то время как европейские "планки товарности продукта" ей уже вряд ли удастся преодолеть. И речь идет о том самом капиталистическом потребительстве, которое предписывает, как должны выглядеть мужчины и женщины, имеющие в нашем обществе "право на любовь и секс". "Нетоварные" индивидуумы вынуждены при этом смириться со своим положением и вытекающим отсюда одиночеством.

— То есть речь не столько о христианстве, сколько о критике общественной системы? Кстати, как вы относитесь к критическим реакциям, которые вызывает ваша трилогия?

— Критика меня мало интересует. После премьеры "Рая. Вера" религиозные организации обвинили меня в богохульстве. Это абсурд! Богохульство заключается для меня в сознательном насмехательстве над Богом и верующими, я же передаю действительность, свидетелем которой явился сам. И даже если христиане не хотят верить в существование подобных извращений, сложно будет отрицать то, чему становишься свидетелем сам. Кроме того, кто берется мне предписывать, что я имею право снимать, а что нет? Кто может запретить мне показывать естественную природу человека, неэстетичные тела, возрастную беспомощность, болезнь, уродство? Да, многие из нас не хотят смотреть правде в глаза, не верят в свою смертность. Но что это меняет? Ведь безобразие и извращения не исчезнут от этого сами по себе. Кроме того, надо же искать пути воспитания подрастающего поколения. Я хотя и сам отец двоих детей, но до сих пор не понял, как лучше их обучать: демократическим путем вседозволенности или конфронтацией с реальной действительностью. Ну а если вас это не убедило, то задам такой вопрос: "Кто ищет в художественном фильме абсолютной правды, разве художественность не строится на обмане?"

Беседовала Татьяна Розенштайн