В ходе подготовки крестьянской реформы 1861 года в Российской Империи было проведено, по сути, первое более или менее подробное обследование всех помещичьих хозяйств страны. Результат оказался, мягко говоря, совершенно неожиданным.
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Фото: Коммерсантъ / РГАКФД/Росинформ
Среди наших современников, даже интересующихся историей, под влиянием советской пропаганды и представлений, сформировавшихся в советские же времена, сложилось совершенно неверное мнение о русском дворянстве как о процветающем, привилегированном сословии Российской Империи. В реальности все выглядело совершенно иначе.
Главным богатством в аграрной стране до освобождения крестьян и начала промышленного подъема оставалась пахотная земля. И можно было если не пересчитать по пальцам всех обладателей крупнейших имений, то уместить их список на одной странице книги. Графам Орловым-Давыдовым, например, принадлежало 67 тыс. десятин (десятина — 1,0925 га) в урожайных черноземных губерниях и более 160 — в поволжских. А графы Шереметевы владели 75 тыс. десятин. Среднепоместными считались дворяне, имевшие от 100 до 500 десятин, а мелкопоместными — те, у которых было менее 100 десятин.
Причем последние составляли в черноземных губерниях до двух третей всех помещиков, а их количество постоянно увеличивалось. И дело было даже не в том, что многие из помещиков, запутавшись в долгах, были вынуждены продавать то лесок, то луга более успешным соседям. Главным бичом русского дворянства оставалось законодательство о наследовании, которое не запрещало раздел имений между всеми наследниками умершего помещика.
Деревни с несколькими владельцами упоминались в документах еще во времена первых царей дома Романовых. Но процесс набирал обороты, а после попытки Петра I ввести по западному образцу передачу имения старшему сыну или иному наследнику мужского пола, закончившейся со смертью первого русского императора, количество микропоместных помещиков, нередко превращавшихся в однодворцев — владельцев одного двора, начало стремительно расти. Однако никто в Российской Империи до конца не представлял, как далеко зашел этот процесс. Только в ходе подготовки к крестьянской реформе 1861 года, включавшей в себя отмену крепостного права, прошло своего рода обследование всех помещичьих хозяйств, ведь требовалось учесть количество земель и крестьян, а также ознакомить землевладельцев с условиями намечавшихся перемен.
То, что увидели в глубинке избранные дворянством депутаты, удивило даже этих видавших виды помещиков. Причем некоторые из них оставили замечательные воспоминания о своих поездках и впечатлениях. Одним из них был Осип Осипович Чижевич, в 1858 году обследовавший Тираспольский уезд Херсонской губернии, отрывки из дневниковых записей которого мы и предлагаем вашему вниманию.
"Владелица 19 душ"
18 ноября 1858 года, дер. Бернадовка.
На дворе ноябрь. Оттепель решительная. Земля размерзлась и намокла в пол-аршина. Я, не ищущий ничего, кроме семейного спокойствия, должен в такое время бросить все: молодую жену, одну, в скучной деревне, детей, хозяйство, в эту минуту требующее более всего моего безотлучного присутствия и присмотра, и тащиться по убийственно-грязной дороге, имея в перспективе убить четверку лошадей и заморить голодом и холодом два человеческих существа, сидящие на козлах экипажа, а также и собственную персону, о которой в данное время я, впрочем, менее всего помышлял.
Все это я должен делать для других, за других и по желанию других. В будущем за труды свои предвидятся в награду только неприятности со всех сторон. Задача моя и моих товарищей по крестьянскому вопросу — угодить правительству, дворянству и вместе с этим улучшить быт крестьян. Все это труднее кажется задачи о волке, козе и сене.
Первый переезд совершен довольно благополучно; свежие лошадки, подготовленные ко всем неприятностям осеннего пути, дружно двигали фаэтон в черной массе грязи. Но не долго они могли гордиться своей удалью; наши дороги в распутицу могут умерить всякого рода пыл. Лошадки мои совершенно убедились в этом на десятой версте. Мне пришла в голову мысль о несправедливости упреков, посылаемых чиновникам уездной полиции, в медленности исполнения распоряжений начальства по нашему краю. И так, с помощью словесных понуканий кучера, подкрепляемых помахиванием кнута, лошадки промчали меня 25 верст в продолжение 6 часов, и наконец мой экипаж остановился у первого пункта моего путешествия, дома нашего исправника (избранный, из дворян начальник уездной полиции.— "История"), помещика По-ского.
Здесь, в дымной атмосфере кабинета, я постепенно начал различать физиономии помещиков-соседей, съехавшихся побеседовать со мной...
Наговорившись, наевшись и напившись вдоволь, мы расстались, кто по домам, а я в дальнейшее плавание по болотам Тираспольского уезда.
19 ноября, село Горьево, принадлежащее многим мелкопоместным владельцам.
Так сказано было на плане о том селении, к которому я притащился после двухчасовой езды...
Проехав с версту, вновь встретил деревушку, нечто вроде помещичьего дома, вовсе не показанную на моем плане. Хотя дождик пустился сильнее и дорога становилась еще хуже, а до ночлега далеко, тем не менее совесть не дозволяла мне оставить без внимания сельцо, участь которого, может быть, пострадает от моего невнимания и лени. Нечего делать, стой и здесь.
— Кто живет? — спрашиваю старика, сидящего под избою.
— Помещица Д-ская.
Смотрю на план, смотрю в список — нет нигде и помину об этой деревне и помещице. Решительно нельзя оставить без внимания! Вхожу в дом и встречаю в сенях испуганное семейство свиней, которые чуть не сбили меня с ног. После такого вступления я смело обратился к грязной старухе, стряпавшей что-то в печи, с вопросом, не она ли помещица Д-я.
— А вот сейчас,— отвечала старуха и, зайдя за печь, вышла оттуда, набросив на плечи нечто вроде шали.— Вот я, что вам угодно?
Невольно спросил я еще раз:
— Точно ли вы помещица Д-я, и сколько у вас крепостных?
— Я титулярная советница Д-я и владею 19-ю душами крестьян мужского пола, в чем удостоверю вас сейчас ревизскою сказкою.
Сказку достала она тут же из сундука. Посмотрел я — точно так.
— Как же это вас пропустили в списках по уезду? Программы вам не присылали?
— Нет, не знаю.
— Ведь вы бы остались единственною во всей России владетельницею крепостных душ!
— Так что ж такое? — отвечала помещица, видимо, обидевшись.
— Извольте получить от меня программу,— сказал я,— и распишитесь вот здесь в получении ее.
— Я писать не умею.
— Ну нацарапайте хоть что-нибудь: крестик или бублик,— сказал я, подавая ей свое перо и чернильницу.
Владелица 19 душ мужского и стольких же женского пола скорчила всеми пятью пальцами необыкновенную фигурку и при помощи пера начертала в книжке вместо фамилии своей нечто вроде узора для воротничка. Помещица не только не пригласила меня отдохнуть или присесть, а видимо ждала с нетерпением моего ухода, несмотря на то что на дворе лил дождь и время было обеденное. Зато и я, без церемонии, надев фуражку, поручил помещице снести мой портфель к экипажу. Когда я сидел уже в фаэтоне, на крыльце дома появилась барышня, вероятно, дочь помещицы, в красном платьице и желтом платке на голове. Заметив, что я смотрю на нее, барышня не замедлила поскорее раскрыть платок и показать прехорошенькое свежее личико.
Деревня Цыбулевка. Помещика генерала Шев-ча. Привал и ночлег.
Вечер провел в составлении той же программы. Генерал был очень любезен и гостеприимен. На другой день утром показал мне великолепно отделанный новый дом свой и винокуренный завод. На здании красуется вызолоченный герб владельца, перед которым проезжающие мужики снимают шапки и крестятся, принимая его за икону. Вообще вид всего имения весьма утешительный, особенно после имений вроде помещицы Д-й...
"Почти не отличаясь от своих крепостных"
Дождь лил как из ведра. Дорога становилась еще хуже. Тогда решился я пригласить письменно к себе соседей и помещиков лично пожаловать или прислать свои программы с ответами, что было бы еще лучше. Понятно, что в подобную погоду большинство предпочло прислать программы и только немногие приехали сами, чтобы заставить депутата порассказать им подробности дела и самим высказать некоторые задушевные мысли по знаменитому вопросу. Между присланными программами с ответами на них попадались такие оригинальности, которые считаю интересным изложить в подлиннике. Помещик Твардовский, вероятно, потомок героя поэмы Мицкевича, известен был в уезде своим необузданным характером. Между прочим, рассказывали, что он высек однажды станового пристава (сельский полицейский чин.— "История"), приехавшего к нему по делу; а какого-то военного доктора, застав с женою своею в интимном положении, усадил связанного в сани и отвез в степь, где и бросил в снегу, предварительно проколов ему живот шпагою. В присланной от него программе я нашел следующее. На вопрос, имеется ли план и межевая книга — ответ: плана и межевой книги не выслано еще из Херсона, хотя, как видно из дел, деньги за них взысканы 50 лет тому назад. На вопрос: какова ходячая цена десятины земли (в программе была опечатка, вместо ходячая — ходящая). Ответ: ходящих десятин пока не имеется, это будет зависеть от изобретателя. На вопрос: каким промыслом занимаются крестьяне — ответ: преимущественно воровством и пьянством. Насколько развита грамотность? На грамотность обращено особое внимание; в доказательство — 8-летний лакей Степка, который уже свободно читает. Каковы урожаи, качество земли и доходность имения? Урожаи и земля ничего себе, да суслики (овражки) и полиция сильно обижают — все уничтожают.
Другая помещица, вдова X-а, оставила все вопросы программы без ответа, а только в конце написала: як громада (общество), так и баба!..
За Кучурганом следует урочище Свиная балка. Название весьма неприличное и вовсе не подходящее к ее обитателям, называемым Свинобалкскими. Напротив того, в Свиной балке я посетил два помещичьих дома из лучших. В первом из них, генерала Ги-е, я очень приятно провел время в обществе двух сестер, прехорошеньких и молодых девиц, и их почтенной матушки. Одна из сестер, девица 16 лет, с белыми как лен волосами и таким же личиком, напоминала собою напудренных красавиц времен Людовика XIV. В следующем доме тоже застал только дам, а потому сам написал им программу и затем поехал ночевать к моему знакомому, управляющему графа П-го.
Следующий день приезжаю в знакомую уже деревню генерала Ш-ча. Здесь я назначил сборный пункт для мелкопоместных владельцев села Бр-и. Самому отыскивать дома их было почти невозможно, поэтому я, по совету исправника, послал за сотским (сельский полицейский.— "История"), простым мужиком, и приказал обойти всех помещиков и пригласить их явиться ко мне в дер. Дыб-ку. Сотский в точности выполнил мое приказание и привел целую команду помещиков-дворян: кто в повозке, кто верхом, остальные пешком. Жалкий вид представляли эти бедные люди, обремененные званием дворян-помещиков. Наружностью они почти не отличались от своих крепостных, и притом многие оказались не трезвого поведения. Сидя в кабаке, за столом, рядом со своими подданными, они тщетно старались убедить их в своем преимуществе. Мужики отвечают: "Беда нам от вас, панов; уже через вас и места за столом в кабаке не добьемся". Явились ко мне эти господа как к начальнику, стоя на вытяжку, и никто не согласился сесть, несмотря на мое приглашение. Замечательно, что эти бедняки без всякого сожаления расстаются со своим крепостным правом и ценят усадьбы своих крестьян несравненно дешевле, чем богатые помещики. Каково было положение этих мелкопоместных дворян, можно судить из следующего слышанного мною здесь рассказа.
Мелкопоместные дворяне, ничем почти не отличаясь от своих крепостных, отбывали вместе с ними и натуральные повинности. Однажды, по случаю перехода войск, потребовалось исправление плотины, для чего исправником был сделан наряд из села Бр-и. Исправник, приехав на место работ, обратил внимание на леность одного из рабочих и выругал его нецензурными словами. Рабочий обиделся и отвечал тем же. Тогда исправник, долго не размышляя, приказал другим рабочим тут же разложить его на земле и влепил ему 25 ударов плетью. По окончании этой операции рабочий, приводя в порядок свой туалет, заявил исправнику, что он дворянин, а потому за такой поступок противозаконный подает на него, исправника, жалобу. Тогда только исправник спохватился, что сделал глупость, но уже было поздно; впоследствии он за этот поступок был отдан под суд.
Приняв все программы и распустив толпу помещиков по домам, я провел вечер в приятной беседе с генералом и соседом по имению Шиш-м, моим лицейским товарищем, поспешившим приехать, чтобы повидаться со мною.