В Большом театре России состоялся праздничный гала-концерт, посвященный юбилею Елены Образцовой. Как настоящая примадонна, Образцова позволила себе пренебречь паспортными данными и устроила это мероприятие по собственному желанию.
Обещанные Лучано Паваротти, Пласидо Доминго, Рената Тебальди, Катя Ричарелли и другие знаменитости в Москву не приехали. Прислав поздравительные телеграммы, они обеспечили торжеству максимум восемь приятных минут, во время которых Алла Демидова зачитывала строки их посланий. Все остальное время сцена Большого театра была в распоряжении юбилярши и ее местных друзей — певших, говоривших, даривших и попутно убеждавших публику, что та присутствует на одном из самых замечательных праздников жизни.
Праздник при этом сильно смахивал на протокольную акцию: официальные речи, неподъемные букеты ("от профкома, месткома...") и железная птица в качестве подарка. Выбегавших и столь же судорожно покидавших сцену певцов, казалось, заботило только одно — "отстреляться" и исчезнуть поскорее. На фоне сомнамбулически менявшихся Бадри Майсурадзе, Зураба Соткилавы, Марины Лапиной и еще пары солистов, Елена Образцова пела коронные арии из "Кармен" и "Сельской чести", романсы Чайковского и тонадильи Гранадоса. Лучше всего прозвучала сцена графини из "Пиковой дамы", в мрачноватый тон которой легли слова министра культуры Егорова, сообщившего, что "в урочный час, обожаемая Елена Васильевна, будет подписан указ Ельцина, из которого Вы поймете, что правительство ценит Ваши заслуги".
По совести говоря, в странноватом для юбилея профкомовском привкусе отчасти "повинно" само искусство выдающейся примадонны. Величественно-державное (и в прошлом, и сейчас), одновременно темпераментное и холодное, простое и официальное, оно до сих пор обезоруживает силой невероятного образцовского голоса и пафосом ее персонального амплуа, как бы не принимающим в расчет женские слабости.
Самобытная, как в фольклоре, выносливая, как в спорте, и не по-женски сильная Елена Образцова, став в свое время предметом национальной гордости СССР (таким же, как хор Пятницкого, коньки Родниной, танец Плисецкой и бюст Зыкиной), она первой из наших певиц сделала настоящую мировую карьеру. Запад довольно долго мучился разгадыванием экзотической тайны дивы, умевшей в обход оперных канонов трансформировать вердиевских страдалиц в вагнеровских валькирий, а страстных русских героинь — в убедительное подобие европейских феминисток.
Сегодня о том, как пела Елена Образцова в беллиниевской "Норме" и "Адриенне Лекуврер" Чилеа, о том какой были ее Далила и Джейн Сеймур мы можем только догадываться — эти спектакли так и остались собственностью зарубежных сцен. Может, там была и слабость, и пластика, и что-то еще. Но то, что досталось нам, не хуже, а лучше любой героини из неведомых русской афише опер. Почему-то в первую очередь вспоминаются страстные ультиматумы Любаши из "Царской невесты", нутряное кипение Марфы из "Хованщины" и наконец, непревзойденный фатализм образцовской Кармен.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ