На прошлой неделе я услышал слова Егора Гайдара о том, что либеральной экономической политики в России никогда не было и что как раз сейчас для нее самое время. И мне тут же захотелось запустить тухлым яйцом. В того, кто предлагает установить жесткие цены на продукты питания.
Как поступит чиновник, узнав, что в Москве цены на продовольствие повысились в 2-3 раза, а запасов, к примеру, животного масла осталось на 8 дней? Первым делом он, как коренной москвич, отождествит Москву с Россией, а затем ухватится за виски и начнет имитировать напряженную работу мысли. Первый день уйдет на рассуждения в том духе, что вот он — звездный час бюрократа, который, наконец, может на деле доказать, что не зря ест то масло, которое покоится в холодильнике Белого дома и не было учтено при расчете запасов. Второй день будет потрачен на восстановление в памяти конспекта лекций по планированию народного хозяйства и особенностях ценообразования в условиях развитого социализма. Наконец, на третий день появится результат титанической игры ума — докладная записка на имя более высокого чиновника, где будет обоснована необходимость введения фиксированных цен на основные продукты питания и жесткого их распределения.
Более высокий чиновник, к которому эта записка после долгих согласований попадает день эдак на девятый, ясное дело, не удосужится позвонить жене или послать в ближайший магазин гонца, чтобы проверить, а есть ли там это самое масло,— он начнет действовать. Очень скоро цены на продовольствие будут зафиксированы, сами продукты начнут продавать по карточкам, а за строгим соблюдением этих предписаний станут следить усиленные наряды милиции, которые, тем не менее, будут обходить стороной некоторые подворотни, где еще будут тлеть очаги свободного ценообразования. Нечто подобное на момент сдачи этого номера журнала в печать уже произошло в Якутии, Приморье, Калининграде и Екатеринбурге.
Нечто подобное произошло и в 1914 году, когда началась первая мировая война и встал вопрос о бесперебойном снабжении российской армии провиантом. Тогдашние армейские чиновники не придумали ничего лучшего, как ввести твердые (или предельные) закупочные цены на продукты питания. Понятное дело, что цены эти были несколько ниже тех, по которым производители были готовы продать свою продукцию. А потому, чтобы компенсировать убытки, они взвинтили цены для других категорий потребителей. Очевидно также, что, даже увеличившись, армия чиновников не смогла решить проблему региональной специфики цен и адекватно разверстать (этот термин появился задолго до военного коммунизма) план закупки хлеба по конкретным регионам. А потому где-то он был в избытке, а где-то в дефиците. Решением такого рода проблем испокон веков занимались челноки, которых тогда называли мешочниками, и они решительно взялись за дело.
Разумеется, тут же появились и люди, которые этих самых мешочников ловили. 17 февраля 1915 года был издан закон, наделивший местные органы власти правом реквизировать продукты у спекулянтов и запрещать вывоз сельскохозяйственной продукции за пределы региона. В августе было создано наделенное самыми широкими полномочиями Особое совещание по продовольственному делу, чьи указания подлежали безусловному исполнению. Поначалу его деятельность ограничивалась разработкой планов снабжения армии, но по мере того как продовольственный кризис охватывал все новые и новые регионы, оно расширило свою деятельность. Вскоре за счет централизованных закупок хлеба помимо армии начали снабжать всю оборонку и "особенно нуждающие группы населения". В конце концов в сентябре 1916 года были введены твердые цены на все без исключения сделки с зерном и хлебопродуктами, и на повестку дня встал вопрос о государственной монополии на хлеб — исключительных правах государства закупать его у производителей и продавать потребителям. (Кстати, это предложение дважды обсуждалось в Государственной думе еще в 1912-1913 годах и уже тогда собрало немало сторонников.)
Но самое любопытное в этой ситуации то, что — даже по официальной статистике, которая ориентировалась на явно заниженные данные об урожае (кому ж хочется сдавать его по дешевке),— хлеба в 1916 году было собрано столько, что хватило бы на всех. Однако не хватило. Не хватило из-за того, что производители не хотели продавать государству хлеб по низким ценам. Не хватило из-за того, что несколько чиновников не смогли или не захотели договориться между собой об объемах и сроках поставки. И кому же не хватило? Не хватило, к примеру, рабочим Путиловского завода, и в феврале 1917 года они вышли на улицу под лозунгом: "Хлеба!", к которому через несколько дней добавился плакат с надписью: "Зрелищ!".
Вот поэтому в нынешней ситуации мне не кажутся парадоксальными произнесенные Егором Гайдаром слова о том, что ни либерализма, ни монетаризма в России никогда не было. И что именно сейчас настало время проводить либеральную экономическую политику. Во-первых, потому, что я (и вы уже тоже) знаю, во что вылилось регулирование продовольственного рынка в 1914-1916 годах, а во-вторых — потому, что вместо текста в рубрику "Уже было" мог бы (как, наверное, и любой из вас) написать текст в рубрику "Личный опыт". И вспомнить, как в 1989-1991 годах в Москве выстраивались очереди за "гумпомом", как были введены карточки на спиртное, сахар и сигареты. И как в августе 1991 года был путч. К счастью, неудачный.
ЮРИЙ КАЛАШНОВ
ФИКСИРОВАННЫЕ ЦЕНЫ НА ПРОДУКТЫ ПИТАНИЯ — САМЫЙ ПРОСТОЙ СПОСОБ ПРЕДОТВРАТИТЬ КАТАСТРОФУ. И САМЫЙ ВЕРНЫЙ — ПРИБЛИЗИТЬ ЕЕ