Первыми убитыми освободителями стали немцы
       Это очень печально, но этого как раз и следовало опасаться, это можно было предвидеть. В умах множества простых сербов слились воедино давние, времен второй мировой немецкие бомбежки и налеты современной авиации альянса. Есть немало европейских народов, которые когда-то сдались Гитлеру по первому требованию и сегодня легко дружат с немцами, гражданами одного из самых демократических государств континента. Сербы — не будем обсуждать, плохо это или хорошо,— в их число не входят. Это факт. Немец в военной форме и с автоматом, который едет по Югославии на бронемашине с крестом на боку, пусть даже его называют миротворцем, не мог быть встречен цветами. Об этом наш спецкор ИГОРЬ Ъ-СВИНАРЕНКО по-дружески предупреждал дислоцированных в Македонии солдат бундесвера перед их входом в Косово. Немцы не верили и даже обижались...

       Натовцы — сюда я включаю и журналистов из натовских стран, которые предельно лояльны к своим,— правда ничего не понимают! И это понятно. Немецкая армия никогда не добиралась до Америки, чтоб наводить порядок. И Англию — главного союзника Америки — Luftwaffe бомбила только издалека. Италия была в войне на немецкой стороне, точно так же как и Франция. Партизаны и Resistance — это частности, факты сопротивления нацистам встречались даже и внутри немецкого общества. И поэтому американские журналисты с детской наивностью могли себе позволить хвалить немцев за то, что их лагерь для беженцев — лучший в Македонии. То есть немцы выиграли неофициальный конкурс на лучший лагерь. Кто бы удивлялся! Разве в этом немцев переплюнешь? Эта реплика — совершенно неполиткорректная, признаю. Да, но ведь они первые начали!
       Это все было без тени шутки и без капли черного юмора. Американцы искренне хвалили лагерь у деревни Непроштено, за который отвечает немецкий контингент, справедливо отмечая такие его сильные стороны: там чистота и порядок, пайки раздают толково и без очередей, устроены настоящие сортиры с крышами, есть душ. Более того, комендант лагеря выделил даже военный сотовый телефон, по которому беженцам дают позвонить заграничным родственникам. Мне лагерь тоже понравился. Ни, действительно, очередей, как у французов и итальянцев, ни грязищи, как в лагере, опекаемом македонскими властями.
       Итак, лучшие лагеря в Европе — немецкие! С чем я вас и поздравляю.
       Иду по этому замечательному лагерю. Палатки, вокруг которых сидят взрослые и бегают албанские дети. Симпатичные албанские девушки прохаживаются.
       Рядом с одной из них прогуливается немецкий военнослужащий и смотрит на нее жадными глазами, наклоняется и что-то шепчет ей на ушко. Оказалось — ничего страшного: просто обер-фельдфебель Блюммерт и албанка Летиме из косовской деревни Вуштре взаимно учат иностранные языки. Каждый преподает свой и учит чужой. Уже прошли "битте" и "данке".
       — А Liebe (любовь)?
       — Нет еще...
       — А вы не можете мне попозировать в обнимку?
       Немец отпрыгнул как ошпаренный кипятком. Видно, здорово их там на этот счет прорабатывают. То есть что-то они соображают! И понимают, что не надо немецкому солдату обнимать албанскую девушку — при том, что болгарки в свое время могли наших бойцов даже и лобзать.
       — А что ж тебя сюда привело, обер-фельдфебель?
       — Ну, людям помочь.
       Кроме того, выяснилось, что за каждый день пребывания в Македонии ему платят 130 марок в дополнение к основному жалованью в DM3000. А в Косово суточные будут и поболее.
       — А точно ли надо вам было ввязываться?
       — Политики и командиры уж точно знают, что делают! — типичный ответ немецкого солдата всех времен.
       Иду дальше. Туда-сюда летают разноцветные мячи, но все с одинаковыми звездами — НАТО централизованно завезло их детям. Детская площадка, качели: немецкие солдаты — лучшие друзья европейских детей! Один из этих друзей мне особо приглянулся: этакий кинематографический персонаж, худой, в очках, а на голове у него форменная кепочка с длинным козырьком, это ретро, знаете, мода лета--осени 1941 года, в свое время покорившая всю Европу. Симпатичный, одним словом, паренек.
       Как говорится, комм цу мир, зольдат!
       Подходит, улыбается. Я даю ему на руки пробегавшую мимо албанскую девчонку лет четырех. И делаю снимок: "Немецкий солдат-освободитель со спасенной албанской девочкой на руках".
       Первый дубль, второй, третий... И вдруг девчонка разрыдалась. Клянусь, я ее не подговаривал! Ну ладно, отдали ребенка мамаше, беседуем.
       Военнослужащего зовут Денни Вессолек, в свои 22 он дослужился до старшего ефрейтора; по-немецки это будет Hauptgefreiter. Корень тут "frei", то есть свободный. Сам он родился в ГДР и еще помнит смешные коммунистические байки про преимущества так называемого социализма. При котором он прожил полжизни, а после полжизни — при капитализме.
       — Ну ты готов,— спрашиваю,— отдать жизнь за идеалы НАТО?
       — Жизнь, конечно, отдавать неохота, но мы ж люди служивые — приказ выполним.
       — Слушай! А не рано вам ходить по Европе в форме? Вот в этих кепочках?
       — Ничего не знаю. Мы выполняем миротворческую миссию, и все.
       — Но все-таки ты понимаешь, что сербы не забыли еще, как вы над ними работали в 1941-1944 годах? Они же в своих газетах Клинтона называют не каким-нибудь русским Карабасом-Барабасом или румынским Дракулой, но конкретно Адольфом Гитлером. (Он был просто ефрейтор, а ты все-таки старший ефрейтор, должен соображать.)
       — Я к этому не имею никакого отношения. Если у вас есть вопросы, обратитесь, пожалуйста, к нашему пресс-офицеру.
       — А если начнется наземная операция, ты пойдешь в Косово и, к примеру, попадешь в плен. И тебя сербы спросят: "Родной, что ты тут забыл? Как же вы посмели с оружием прийти к нам — опять?" Ты и их пошлешь к пресс-офицеру?
       — Гм... Там видно будет.
       — Ну-ну.
       Вессолек зря волновался — с пресс-офицером штаба группировки НАТО в Македонии я уже беседовал. Это был капитан Хоубен из бундесвера. Когда я у него утверждал сюжет снимка ("немецкий солдат-освободитель"), ни один мускул не дрогнул на его лице. Он идею одобрил и сам посоветовал мне этот лагерь.
       Говорю Хоубену:
       — Herr капитан! А может, вам, немцам, не соваться бы в Югославию? Гитлер в ней держал, если не ошибаюсь, 700 тысяч солдат и все равно не смог извести партизан... Не боитесь, что они могут до сих пор на вас обижаться?
       — Да ну! Если французы с итальянцами пойдут воевать в Косово — они тоже будут враги!
       — Вы понимаете, враги бывают разные... Француза они мирно застрелят, и ладно. А с вас шкуру снимут живьем и горло перегрызут. А представляете, чего вы от них наслушаетесь?
       Немцу неловко.
       — Но ведь силы-то интернациональные! Что ж, всем идти, а нам нет?
       — Не только вам! Еще и туркам тут показываться нежелательно. Мне так кажется.
       — Да... Поколения должны пройти, чтоб все успокоилось! — капитан говорит об этом осторожно, ему тут нужен баланс — и авторитет НАТО не уронить, и печальные немецкие уроки истории не проигнорировать.
       Хоубен продолжает:
       — Непростые это все процессы! Сколько времени понадобилось России, чтоб изменилось отношение к немцам!
       — А кто тебе сказал, что оно изменилось?
       Он смотрит удивленно. Мне приходится ему рассказать историю, которая случилась в поселке Псебай, что на Кубани, всего-то два года назад. Там немецкая фирма "Кнауф" купила контрольный пакет гипсокомбината. Дала людям рабочие места. А местные казаки выгнали немцев. За то, что в 42-м фашисты расстреляли 200 человек мирных жителей. Арбитражный суд вмешивался, разных уровней власти, даже Гельмут Коль ходатайствовал за земляков — ничего не помогло...
       — Мы почему влезли? — втолковывает мне капитан.— Потому что мы по той войне знаем, каково приходится беженцам.
       Я не совсем понимаю:
       — В смысле по тем немецким беженцам, которые побежали в Германию в 45-м из Силезии, Судет и Восточной Пруссии? Но при чем тут?.. Неудачное сравнение!
       — Нет, я о другом: немцы тогда столько всего натворили в России, что беженцев там хватало. Так вот сегодня мы, немцы, не хотим, чтоб опять были беженцы.
       Так вот оно что! Какая любопытная логика! Скажите, пожалуйста! Да, кажется, прошел у немцев Schuldgefuehl, то есть чувство вины.
       Еще заранее, собираясь утром в тот немецкий лагерь, я вдруг заметил, что изнываю от злости, что кипит мой разум возмущенный. А заметил я это по тому, что изрезал себе нервной рукой пол-лица, пока брился...
       И ехал к ним угрюмый, вспоминая, как 20 лет назад чуть не вступил с ними в смертный бой. А дело было так. Учась в Лейпцигском университете, шел я ночью с пьянки. И встретился с превосходящими силами пьяных немцев, которые полезли драться. "Побьют",— сказал себе я. Но внутренний голос ответил странными словами, которые я до сих пор помню:
       — Да чтоб немцы меня побили и дальше пошли?! Ну китайцы могли бы еще побить или эфиопы, а немцам не дамся. Никакой у меня с ними драки, а буду я их убивать. Одного убью или двух, а остановлюсь, когда они меня убьют.
       Я удивился, но понял, что внутренний голос сказал правду, всю как есть. И пошел их убивать. А люди такое чувствуют, вот и немцы тогда почувствовали и ушли, приговаривая для спасения лица, что еще поймают меня. В общем, нам с ними в тот раз повезло.
       А вот мой знакомый, который тоже там учился, на похожей почве принял бой и выбил несчастному немцу пять зубов, и бил его головой о стенку, пока немца у него не отняли. Дело замяли, чтоб не повредить дружбу народов,— это ж все при советской власти. Виновного всего лишь выслали из страны. Почему легко отделался? Наверно, пятая графа сыграла роль: он еврей. И партийность: КПРФ. Ой, извините, КПСС. Да и ладить евреям с немцами трудней, чем нам, украинцам. Но немцам просто ничего другого не оставалось, как замять скандал. Иначе бы они совершенно запутались.
       Так вот, сижу в гостиничном буфете, завтракаю перед дорогой. И вдруг замечаю — за соседним столом сидит немец в штатском и разговаривает с кем-то из местных по-своему.
       — Ну наконец-то хоть додумались в "гражданке" ходить,— хвалю его я. Однако немец оказался не переодетый, а чисто штатский. Дитер Эпплер, бизнесмен, который собирается тут заняться водоснабжением.
       Спрашиваю его мнение — надо ли было именно немцам в это все лезть?
       — Ну толку от них уж точно не будет. Уж мы-то, немцы, знаем: сколько ни воюй, а все оказывается зря.
       И тут до меня вдруг дошло, что нас, экспертов по европейским войнам, всего-то два: он да я. В смысле только немцы и русские. Все остальные просто дилетанты, дети сопливые, несмышленые. Ну не лягушатников же с макаронниками считать серьезными вояками? Или кто там еще у них в НАТО — чехи, поляки с мадьярами? Им по силам только из-за угла подсматривать, как взрослые дерутся.
       Гражданский немец, который когда-то служил рядовым в бундесвере, между тем продолжал свою речь:
       — Вот сейчас сдуру придумали эту наземную операцию. Но воевать — что! Это просто... А потом-то что делать? Как сделать, чтоб беженцы вернулись и смогли жить рядом с сербами? Никак.
       — Это почему?
       — А как албанцы докажут, что их дома им принадлежали? Как разбираться, где чье? Доказательства, архивы всякие будут уничтожены либо бомбежками, либо под прикрытием бомбежек...
       Это серьезная реплика! В этом надо бы прислушаться к немцам. Ну кто с ними может сравниться в деле этнических чисток?
       Тут необходима важная справка во избежание заблуждения. Читателю может показаться, что я буквально германофоб и пристрастен! Так нет. Все наоборот. Я не видел другого ненемца, который к немцам относился бы столь же тепло, как я. В молодости я даже был женат на немке и до сих пор дружу с ней и с ее новым мужем и четырьмя детьми семьями. А сколько мы шнапсу выпили с Вольфгангом, бывшим тестем! Он — ветеран второй мировой, зенитчик. (Впрочем, их послушать, так весь вермахт и все гестапо состояли из одних сплошных зенитчиков. Вот мой дед ездил с пулеметом на продразверстку, так я ж не вру, что он был у Деникина.) Бывало, как с тестем напьемся, так сразу на французский переходим. Которому он выучился в Бельгии на шахте, где трудился в качестве военнопленного. Ну это так, кстати, в продолжение темы дружбы народов.
       Кроме того, я еще абстрактный гуманист, либерал, пацифист, космополит. Я снимаю шляпу перед немецким государством, которое пускает евреев к себе жить и дает им денег. Я восхищаюсь немецкими студентами, которые на каникулах бесплатно, за харчи, вкалывают в кибуцах. Люди пытаются искупить вину даже не свою, а своих в основном покойных дедов, что с этим может сравниться? Но вот даже меня задели эти вермахтовские кепочки и это немецкое лицемерие с устройством детских площадок в лагерях.
       А что ж говорить про бедного сербского крестьянина? Он встает перед моим мысленным взором, сверкает глазами, которые налились кровью, берет ружье и идет спасать свою землю от все тех же немцев — или мочить бедных албанцев, "от которых все зло". Идет врукопашную, ложится на амбразуру, кидается под танк со связкой гранат... В общем, мало не покажется.
       Да... Тут легко посчитать. Чтоб страсти между народами с общим горячим прошлым улеглись, нужно лет 600 — как у нас с монголами, а не 60, как у нас с немцами. Ну, не 600, так 200 — столько хватило, чтоб американцы все простили англичанам. А индейцы американцам. Теперь живут душа в душу... Дорогие немцы! Друзья! Приезжайте к нам в гости в военной форме! Строить детские площадки! Правда, уж никак не ранее 2141 года. Это я говорю откровенно, с солдатской прямотой, на правах старого друга немцев...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...