9 июня Юрий Лужков подписал распоряжение о строительстве на Манежной площади хрустальной часовни. Эта подпись ставит точку в борьбе московских архитекторов с "московским стилем" мэра. Противники Зураба Церетели и Михаила Посохина потерпели сокрушительное поражение.
Борьба против хрустальной часовни родилась из странностей порядка принятия проектов в Москве. Когда в 1996 году проектирование подземного комплекса на Манежной площади перешло в руки "Моспроекта-2" и его директор Михаил Посохин позвал Зураба Церетели для дизайнерского оформления комплекса, хрустальная часовня стала первым и главенствующим элементом этого оформления. Расположенная на оси Тверской, она должна была стать опознавательным знаком центрального памятника новой лужковской Москвы. В первоначальном проекте комплекс должен был стать полностью подземным, при Посохине он вылез наружу на один этаж, загородив Кремль. Этот досадный градостроительный дефект надо было как-то объяснять: часовня превращает весь выперший этаж в скромный подиум для символа православия. Без нее проект Церетели--Посохина терял всякую логику.
Приняв проект в целом, спорить о часовне было бессмысленно. Но порядок согласований в Москве таков, что после принятия градостроительного решения отдельно принимаются все его элементы. Вопрос о часовне рассматривался в специфическом контексте. В Москве сменился главный архитектор: место Леонида Вавакина занял Александр Кузьмин, победивший в открытом конкурсе Михаила Посохина. Марат Гельман развернул рекламную акцию по продюсированию собственной персоны под флагом борьбы с Петром I Церетели.
Позиция борцов сначала была следующей: Петра снесем и больше Церетели строить не дадим. Потом — Петра снести не можем, но больше строить не дадим. И наконец — пусть чего хочет делает, но часовни не будет. Такое решение закрепил ЭКОС (экспертный консультативный совет при мэре), а без его санкции серьезные градостроительные проекты в Москве не принимаются.
Церетели и Посохин вроде бы сдались, но оказалось, что просто мэру недосуг. Храм Христа, Гостиный двор, мост по речке плавает — до часовни руки не доходили. Месяц назад в Москомархитектуре состоялось заседание Градостроительного совета, и события там развивались весьма драматично. Главный архитектор Москвы Александр Кузьмин высказался против часовни. ЭКОС вновь дал отрицательное заключение, но мэр напомнил, что это орган консультативный. Апофеозом заседания была следующая сцена.
Юрий Лужков. Не понимаю архитекторов. Посмотрите на Красную площадь — она же мертвая. Мертвая. Наша площадь живая. Живая! Часовня — замечательно. Хрустальная часовня! Патриарх — "за". Ведь красиво будет. Я вас спрашиваю: красиво будет?
Тягостное молчание в зале.
Юрий Лужков. Я еще раз спрашиваю: красиво будет?
У кого-то сдают нервы, и раздается одинокий, срывающийся на фальцет голос: "Да-а-а..."
Юрий Лужков (грозно оглядывая зал). Вот именно. Красиво. Давайте голосовать.
Результаты: трое — "против", 22 — "за".
У противников часовни не было серьезных аргументов против ее возведения. Градостроительно она является частью комплекса. Она не входит в зону охраны, закрытую для застройки. Она не нарушает сложившийся после строительства комплекса на Манежной градостроительный контекст. Она ставится в ознаменование снесенной здесь часовни Александра Невского.
Можно понять Александра Кузьмина: весь комплекс Охотный ряд с часовней во главе — это профанация сегодняшней градостроительной политики. Политика строится на двух идеях: во-первых, новое строительство должно быть максимально незаметным в историческом центре (средовой подход), во-вторых, должны восстанавливаться утраченные городские памятники (ретроразвитие). Комплекс Охотный ряд якобы незаметен (подземный), а реально закрывает Кремль; часовня стоит не на том месте и выглядит не так, как снесенная. Но с этим к мэру выходить невозможно, поскольку эта профанация — прямое следствие его вкусов.
Ну не может быть лужковская реконструкция Москвы "незаметной". Мэра можно убедить тогда, когда есть серьезные и простые основания против того или иного строительства. Скажем, на конкурсе на Боровицкую площадь победил самый неприметный проект Евгения Розанова, при том что Лужкову нравился проект Посохина--Ахмедова. Там мэр согласился с тем, что в охранной зоне Кремля и дома Пашкова помпезное строительство невозможно. Здесь же ему предлагалось признать, что вся Манежная площадь — это безвкусная дикость. Это нереально.
За его вкусом стоят не менее серьезные основания. Хрустальная часовня — идея XIX века. Каждый, кто читал "Что делать?", помнит хрустальные дворцы Чернышевского. Эпоха была поражена эффектом торговой витрины, и все, что открывалось за этой витриной, казалось таинственно-праздничным. В том числе — и православный культ. Представляете: в храме идет служба, а стены — стеклянные. Это же красиво! Все как на витрине. Я вас спрашиваю: красиво? В 1870-е годы одна такая хрустально-чугунная церковь даже была построена в отдаленном монастыре близ города Буй.
Эта программа идеальна для торгового комплекса "Охотный ряд", ибо объединяет торговлю и культ в единый визуальный образ витрины достижений Юрия Лужкова. По сути, служба в часовне превратится в еще один аттракцион на Манежной — и поколение Next на скейтах приедет посмотреть, как это у них там происходит? Это символ огромной религиозной силы. От него просто грех отказываться.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН