В Москве на 88-м году жизни умер Петр Тодоровский, режиссер, оператор, актер, композитор, один из символов советского авторского кино.
Петр Тодоровский был последним советским лейтенантом: если для книг его ровесников критика придумала особый жанр «лейтенантской прозы», то ничто так не соответствует понятию «лейтенантского кино», как фильмы Тодоровского. Для эпохи оттепели юный лейтенант, «не докуривший последней папиросы», был символом веры: в нем соединялись военная боль и оттепельные надежды, искренность и обыденное мужество, народная и интеллигентская память.
Выпускник — по ускоренной программе — Саратовского пехотного училища, командир минометного взвода на Первом Белорусском фронте, Тодоровский завершил войну на Эльбе: в интервью он вновь и вновь вспоминал, как оглушала, сбивала с ног вдруг наступившая тотальная, мирная тишина. По словам режиссера, «война не отпускала» его. Можно сказать и по-другому: он навсегда остался «оглушенным тишиной». Не только потому, что долгие паузы задавали ритм его первого самостоятельного, образцово лейтенантского фильма «Верность» (1965), да и все его творчество было интонационно «негромким», как бы ни хотел он порой эту негромкость перебороть. «Оглушенность» проявилась и в том, что в его фильмах, за редкими и поздними исключениями, не было однозначно «плохих» героев, но присутствовало огромное уважение к жизни. Но в «Военно-полевом романе» (1983), одном из лучших фильмов Тодоровского, именно война ощущалась как лучшее, самое яркое время жизни, когда близость смерти придавала немыслимую остроту любви.
Военный опыт был один на всех, но Тодоровский оказался, как ни странно, единственным советским режиссером — и не только военного поколения, чьи фильмы объединяла личная, автобиографическая, скажем так, «мифология». Их сугубо авторскую природу определял не столько взгляд на реальность, сколько то, что автор сливался с главным героем.
Как Франсуа Трюффо 20 лет описывал в фильмах об Антуане Дуанеле жизнь обычного молодого француза, так и Тодоровский из фильма в фильм повествовал о судьбе своего поколения. Только Дуанелем был под разными именами он сам. Военную «Верность» продолжили «Военно-полевой роман», «Анкор, еще анкор!» (1992) и «Какая чудная игра» (1995) — фильмы о том, как невыносима бывает мирная жизнь, особенно в последние, самые сумрачные сталинские годы. А между ними вплетались остро индивидуальные переживания подступающей — при безусловной душевной молодости — физической старости в фильмах «В день праздника» (1978) и «По главной улице с оркестром» (1986), где режиссер дал в руки герою Олега Борисова свою заветную гитару.
В этом фильме лирическую интонацию нарушал вполне голливудский мотив: переживающий кризис среднего возраста герой прославился как композитор, но из-за своей проклятой скромности — под чужим именем. В самом Тодоровском уживались режиссер-интимист «Фокусника» (1967) и «Городского романа» (1970), поэт расставаний и «народный режиссер». Хитами, сорвавшими кассу, стали его наименее авторские мелодрамы «Любимая женщина механика Гаврилова» (1981), озорно выстроенная вокруг «пустоты»: пресловутый Гаврилов, которого тщетно ждала у дверей ЗАГСа баба-ягодка Маргарита Семеновна, появлялся лишь в финале, и «Интердевочка» (1989).
То, что Тодоровский сделал для советского кино, не исчерпывается его режиссерскими работами. «Верность» (1965) он снял уже на заре застоя, но кино оттепели многим обязано Тодоровскому-оператору, без которого экран не дышал бы шальным весенним духом в «Весне на Заречной улице» (1956) Феликса Миронера и Марлена Хуциева и пороховой гарью в «Жажде» (1959) Евгения Ташкова. Его закадровый вокал в «Рабочем поселке» (1965) Владимира Венгерова придавал завершенность революционной для советского кино драме возвращения с войны. А сыграв старшего лейтенанта Яковенко в фильме Хуциева «Был месяц май» (1970), едва ли не лучшем советском военном фильме, он не только перевоплотился в себя образца 1945 года, но и придал ошеломляющую достоверность рассказу о юных офицерах, пьяных от воздуха Победы в большей степени, чем от трофейного вина.