Иным Пушкин близок, дорог и понятен как охальник, бабник, пьянь. Им представляется: выпил великий поэт с утра шампанского, сочинил донжуанский список, посмеялся над попом — и ну мечтать о парижских борделях и прочих подобных проявлениях свободы личности. Да, но кто ж тогда говел, ходил в церковь, постоянно читал Евангелие, перекладывал на стихи известные молитвы, снизу вверх смотрел на царя, кто ж призвал перед смертью священника и по-христиански простил своего убийцу? А все тот же Пушкин. Который, как заметили наблюдательные люди, после Михайловского не сочинил ни одной богохульственной строчки. Как почти всякий русский, Пушкин хотел казаться хуже, чем он есть; каждый из нас припомнит за собой добрые порывы, собственноручно удавленные от робости и стеснения.
Разве честно смолчать про это в юбилейный день? Не все ж обсуждать жену покойного, женщину трудной судьбы... Так вот, сегодня нам показалось крайне уместным дать этот очень краткий конспект сборника "Пушкин: путь к православию", составленный А. Стрижевым главным образом из текстов, написанных священниками.
ИГОРЬ Ъ-СВИНАРЕНКО
Формально все в порядке
"В день рождения Пушкина по всем церквам шли молебны, гудели колокола и на московских улицах народ кричал 'ура'. Москва в этот день праздновала рождение внучки императора Павла. Случайное совпадение двух событий (а существует ли, вообще, в Божием мире случайность?) привело к тому, что в день рождения величайшего гения России было народное ликование и колокольный звон".
"Формально родители Пушкина не были чужды бытового Православия: они иногда служили молебны, приглашали на дом приходских священников, раз в год говели. Но случалось нередко, что после исповеди и причащения Святых Таинств, вечером того же дня, Сергей Львович (отец) или Василий Львович (дядя) декламировали кощунственные стихи, в которых автор издевался над церковными таинствами и обрядами".
Кощунство
"Казалось, он домогался того, чтобы другие думали о нем хуже, чем он есть на самом деле, стремясь скрыть 'высокий ум' 'под шалости безумной легким покрывалом'". "...Если своими пороками и недостатками поэт вслух громко и задорно бравировал, то прекрасные ростки своих добродетелей он старался скрыть, бережно и тайно храня их ото всех".
"Уже по одному тому, что наиболее вменяемые в вину Пушкину 'кощунства' — 'неизменно шуточные', по справедливому замечанию Ходасевича, а не 'воинствующие', что их стрелы 'неядовиты и неглубоко ранят', следует признать, что они были скорее случайной вспышкой озлобленного ума или просто легкомысленной игрой ума юного поэта... его 'кощунства' не выходили из уровня обычного для этой эпохи неглубокого вольнодумства..." "...Самым огромным грехом всей его жизни была кощунственно-циничная поэма 'Гаврилиада', написанная в апреле 1821 года, облеченная в изящную форму, что делало грех поэта особенно тяжким..." "Бартенев сообщает со слов современников поэта, что он особенно раскаивался в своей известной кощунственной поэме, написанной на евангельский текст, 'всячески истребляя ее списки, выпрашивал, отнимал и сердился, когда ему напоминали о ней'". "По словам князя Урусова, он без сожаления сжег, по совету своего товарища князя Горчакова и при его содействии, составленную им в подражание Баркову поэму 'Монах', которая могла бы оставить пятно на его памяти".
Блудный сын
"Углубляясь в изучение Библии, читая внимательно Коран, беседуя в Одессе с интересом с религиозным мыслителем и писателем Стурдзою, он встретился здесь же и с 'глухим философом' англичанином Геттинсоном, от которого стал брать уроки чистого, т. е. теоретического атеизма. Об этом он сам сообщает в письме... На этом роковом письме и базируется, главным образом, доныне обвинение Пушкина в безбожии". "Пушкин... удивлялся, как можно было 'две пустые фразы' дружеского письма рассматривать как 'всенародную проповедь'". (Далее приводится цитата из Пушкина.) "Сумма вероятностей атеизма сводится к нулю, а нуль только тогда имеет реальное значение, когда пред ним стоит цифра. Этой-то цифры и недоставало моему профессору атеизма". "Пушкин... прямо называет своего учителя 'прощелыгой', а его уроки 'пошлой болтовней'". "Впрочем, сам учитель Пушкина Геттинсон... через пять лет был уже ревностным пастором в Лондоне".
"...раб Божий Александр сам себя сравнивал с евангельским блудным сыном, что вот он, 'как отрок Библии, безумный расточитель, до капли расточив раскаянья фиал, увидев наконец родимую обитель, главой поник и зарыдал'".
Перелом в Михайловском
"Происшедший в нем нравственный перелом... достиг своего полного развития... в тиши михайловского деревенского уединения". "Не развлекаясь опьяняющими светскими удовольствиями, поглощавшими почти все его время и внимание в Петербурге, он мог здесь глубже заглянуть в самого себя, в душу простого народа, в заветы и уроки родной истории... Здесь он впервые вошел и в живое непосредственное общение с Церковью через братию Святогорского монастыря и окрестное духовенство". "Посещая каждую субботу монастырь, Пушкин научился уважать его настоятеля-подвижника..." "Однажды возьми и подари папеньке семь десятинок" (из рассказа дочери настоятеля про дружбу отца с Пушкиным). "Няня с ее незыблемой верой, Святые Горы, богомольцы, слепые, калики перехожие, игумен, в котором мужицкая любовь к водочке уживалась с мужицкой набожностью, чтение Библии и святых отцов — все просветляло душу поэта, там произошла с ним таинственная перемена... После Михайловского не написал он ни единой богохульственной строчки..."
"Процесс его религиозного развития проходил, однако, с изумительной быстротой; он гораздо раньше, чем в свое время Толстой и Достоевский, понял, что без религии жизнь не имеет смысла и оправдания..."
Пророк
"Свои грехи он начинает понимать как одержимость, как закон тела, противоборствующий законам его ума и жаждет помощи свыше. И эта помощь приходит в виде особого, до сих пор еще небывалого вдохновения, озарения, духовного перерождения. И в таком состоянии он пишет своего 'Пророка'. 'Духовной жаждою томим' и т. д.".
"Только такое трепетное отношение к данному ему свыше таланту могло внушить ему стихотворение 'Пророк'... Пушкин позаимствовал свой образ из книги Пророка Исайи".
"Вот как совершилось таинство творческого рождения 'Пророка', по признанию самого поэта в беседе с О. А. Смирновой. 'Я как-то ездил в монастырь Святые Горы — чтобы отслужить панихиду по Петре Великом. Служка попросил меня подождать в келье. На столе лежала открытая Библия, и я взглянул на страницу... Я прочел отрывок, который перефразировал в 'Пророке'. Он меня внезапно поразил, он меня преследовал несколько дней, и раз ночью я встал и написал стихотворение'". "Вдохновение, посещавшее его в минуты поэтического озарения, приводило его в священный трепет и даже 'ужас', он видел в нем 'признак Бога'..."
"Эпитеты 'божественный и святой', которыми так часто пользуется Пушкин в применении к своему поэтическому вдохновению, не были только красивой метафорой: в них скрывается глубокий сакраментальный смысл... Не напрасно он требовал от своей музы такой отрешенности от мира, при которой она оставалась бы всегда только 'велению Божию послушной', приемля равнодушно 'хвалу и клевету' людей".
Берите пример с Татьяны
"'Капитанская дочка', оконченная только за сто дней до смерти поэта и являющаяся как бы его литературным и вместе духовным завещанием для русского народа, вместе с другими особенностями русского быта рисует нам и веру наших предков в силу молитвы — этого утешения 'всех скорбящих', которая дважды спасает от опасности Гринева..."
"Классический пример Татьяны, во имя святости супружеского долга отвергшей Онегина... останется образцом православного отношения к браку".
"'Мои дети будут читать вместе со мною Библию в подлиннике'.— 'По-славянски?' — спросил Хомяков. 'По-славянски,— подтвердил Пушкин,— я сам их обучу ему'".
"Пушкин читал православную богословскую литературу, Четьи-Минеи, проповеди митрополита Московского Филарета (Дроздова), писал сочувственные рецензии на духовную литературу ('Словарь о святых', 'Собрание сочинений Георгия Конисского, епископа Белорусского', 'Путешествие к святым местам' А. Н. Муравьева и др.)". "В четырех книгах 'Современника' Пушкин напечатал три рецензии на религиозные книги". "Пушкин... сотрудничает анонимно в составлении 'Словаря святых'".
"Хочу умереть христианином"
"Государь писал: 'Любезный друг, Александр Сергеевич, если не суждено нам видеться на этом свете, прими мой последний совет: постарайся умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свое попечение'.
Пушкин прочитал записку и долго не выпускал листка из рук, как бы не желая с ним расстаться. Подлинник записки не сохранился, но Жуковский, Вяземский, Тургенев и доктор Спасский — все приводят приблизительно одинаковый текст. Эти же лица одинаково приводят и ответ Пушкина: 'Скажите Государю, жаль, что умираю, весь был бы его...'"
"Но просьба Государя исполнить христианский долг, то есть причаститься Св. Таинств, пришла уже после того, как Пушкин сам выразил желание видеть священника... Священник был поражен глубоким благоговением, с каким Пушкин исповедовался и приобщался Св. Таинств". "Данзасу Пушкин сказал: 'Требую, чтобы ты не мстил за мою смерть; прощаю ему и хочу умереть христианином'".
"Потребовал детей. Их принесли полусонных. Он молча клал каждому руку на голову, крестил и слабым движением руки отсылал от себя".