Выставка современное искусство
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Петр Кассин / купить фото
Двойная выставка единственной русской участницы основного проекта Венецианской биеннале 2011 года выглядит как музей артефактов, связанных между собой как наглядными, так и глубоко личными ассоциациями. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Анна Титова принадлежит к новому поколению российских художников, добившихся в своих работах европейского лоска и глобального уровня профессионализма. Вопрос Венички Ерофеева "Где русского человека больше ценят, по ту или по эту сторону Пиренеев?" не про них. Здесь важнее владение универсальным инструментарием современного искусства, а не местная специфика. Вот и "Ритуалы сопротивления" сравнивать с отечественными предшественниками трудно, хотя время от времени и мелькает в отношении ее работ словечко "постконцептуализм". Но если старшие товарищи рассуждали о том, для чего нужно искусство в эпоху исчерпанности формы и отсутствия художника-героя, Титова следует за духом времени и задается вопросами политическими. Рост гражданской активности и процесс над Pussy Riot заставили определяться деятелей всех искусств. В художественной среде, замкнутой и элитарной сверху донизу, от Пушкинского до "Винзавода", обсуждения достигли небывалого накала. Художник пишет "Свободу на баррикадах" или обнажает грудь и ведет за собой народ? На выставке Титовой чувствуется напряжение между музеем и улицей, художником в домике с колоннами и медиаактивистом в домике с решетками. Но выбор, по мнению автора, ложен: обе позиции могут сосуществовать в пространстве свободных ассоциаций. Вместо открытого конфликта — хрупкая гармония: каждый объект порождает цепочки значений, политика становится личным делом, личное неотделимо от гражданского.
Чтобы раскрыть эту гармонию в пространстве, Титовой понадобились две площадки. В Галерее 21, успешно занимающейся молодыми художниками, располагается архив воображаемого музея, на "Фабрике" — выставочный зал. Между ними протянуты ассоциативные связки: к примеру, пенек из бронзы в галерее рифмуется с основанием классической колонны на "Фабрике". Часть объектов на выставках сделана специально, часть найдена, часть взята из государственных и частных коллекций. Оригиналы европейских гравюр XVIII века соседствуют с подставкой для яиц в виде Музея Гуггенхайма в Нью-Йорке. Музейные витрины дополнены музейной же скамейкой из Третьяковской галереи. Куртка с обугленной дырой на спине и фотографии с демонстраций против войны во Вьетнаме, гипсовые абстракции и старые пьедесталы для мелкой пластики — Титова не дискриминирует экспонаты по происхождению. Ее музей вне хронологии и объективности.
Внутренняя цельность этой смеси, пожалуй, слишком часто зависит от визуальных рифм, а не от серьезной драматургии. Хотя рифмы попадаются очень выразительные. Скульптура из каррарского мрамора — женский торс без лица и с прямоугольным вырезом на месте правой груди — стоит напротив балаклавы, посаженной на прут арматуры. Красивый камень с прожилками и сдувшаяся шапочка не похожи ничем, но равно принадлежат личной истории художника, неотделимой от истории искусства. Такой ретроспективный взгляд на современность может показаться бегством от необходимости быть гражданином в творчестве — то есть делать лозунги и бороться образами против безобразий власти. Метафора сильнее призыва, а история сгладит противоречия и поместит актуальную повестку дня в соответствующий зал. Эскапизм, однако, не является ключевой темой "Ритуалов сопротивления". В одной из витрин "фабричной" части разложены бронзовые копии морских ракушек. Это метафора закрытости, жизни в себе и, конечно, эстетической законченности. В конце концов, Титова отстаивает право быть сложной. Такое время нынче, что для поэтически рафинированных высказываний строить нужно сразу музей. Другие, временные формы выставочной деятельности не обладают достаточным общественным весом.