Студенты Американской студии МХАТа, совместного детища Художественного театра и гарвардского Института высшего театрального образования, играют в Москве "Синюю птицу" Мориса Метерлинка в постановке Романа Козака. Глуповатый дипломный спектакль, возможно, прошел бы незамеченным, если бы не магическое сочетание названий пьесы и театра, в стенах школы которого играют американские студенты.
Как и к американскому театру вообще, к способностям молодых американцев за несколько месяцев по-настоящему воспринять секреты старинного мхатовского метода многие в Москве относятся с иронией. Однако соединение азов российской театральной педагогики со здоровой органичностью студентов время от времени дает полноценные театральные результаты: таковым пару лет назад был спектакль "На дне" Юрия Еремина.
Ущербная философия русских бомжей, страдающих от беспросветного материализма ночлежной жизни, перемешалась тогда с прагматическим усердием и пытливостью заокеанских студентов в некой уместной пропорции. Казалось, американцы своей игрой пытались помочь попавшим в беду русским персонажам, докопаться до причин их неудач в карьере и личной жизни. Опыт игровой психоаналитики вышел поучительным.
Пьеса Мориса Метерлинка несет в себе философию совершенно иного рода. В ней речь идет, в сущности, о тайном зрении, о способности человека осознавать себя частью бесконечной и бессмертной природы. Сама Синяя птица, на поиски которой отправляются герои, для Метерлинка не столько знак земного счастья и благополучия, сколько символ недоступного смертному человеку знания высшего смысла бытия.
Кстати, знаменитый спектакль Художественного театра, на котором выросли поколения, вовсе не задумывался его создателями как сказочка для малолеток. Это уже после революции некоторые сцены были изгнаны за мистицизм, а предательская фальшь совкового детского утренника постепенно превратила поход за ускользающей Синей птицей в аналог пионерских экспедиций по сбору макулатуры.
В "Синей птице" Романа Козака можно увидеть многие из тех сцен, которые не играются в мемориальной мхатовской постановке, ныне отданной на откуп театру Татьяны Дорониной. Но это не прибавляет спектаклю Американской студии философичности. Напротив, лишь множит поводы для искреннего дуракаваляния, которым упиваются американские студенты. Они упоенно погружается в символистские странности метерлинковских ситуаций и немедленно превращают их в гэги. Надо признать, что лучезарная наивность актеров в лучшие минуты пробуждает забытое чувство зрительского умиления.
Козак, кажется, вовремя почувствовал, что хрестоматийный мхатовский материал оказался не лучшей вакциной для прививки навыков серьезного театра. Спектакль вышел плоский и самодовольный. Режиссер решил не перечить студентам. Для них за кулисами припасен откормленный белый голубь, в качестве награды за сказочные мытарства выбрасываемый в финале на сцену. Прочь мутную европейскую философистику — живая птичка гораздо лучше всяких рассуждений об ускользающем счастье. Счастье здесь, его можно потрогать руками. Не то, что в пьесе полузабытого бельгийца, у которого Синяя птица, попадающая в руки людей, оказывалась либо серой, либо мертвой.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ