Как социология стала важнейшей из наук

Прокуратура не ошибается, когда считает социологию не наукой, а политической деятельностью. Соцопросы для власти — и идеология, и программа, оставлять их без контроля и допускать к ним иностранных агентов равносильно самоубийству.

Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ  /  купить фото

НАДЕЖДА ПЕТРОВА

Пару недель назад ассоциация "Агора" насчитала 55 видов деятельности, которые прокуратура при проверке НКО признала политическими: защита своих прав в органах власти, содействие инициативам, направленным на охрану природы, учреждение СМИ и издательская деятельность, влияние юристов и адвокатов на правоприменительную практику, внесение предложений в органы государственной власти и местного самоуправления... Знакомства с полным списком (см. Slon.ru) достаточно, чтобы понять, что вы занимаетесь политикой, даже если просите мэрию залатать дыру на проезжей части. Инициатива налицо, органы власти налицо, какие еще признаки политической деятельности вам нужны?

В авторитарном государстве неполитической деятельности не бывает, и если в чем прокуратуру и винить, так в том, что она распознала это состояние государства раньше большинства граждан. К чести прокуроров, они не стали скрывать свое знание, а используя свои, прокурорские, средства, понесли его в массы. Те почему-то все еще удивляются — и когда им запрещают пробег на старинных автомобилях на окраине города, и когда узнают, что науку об обществе тоже признали политикой.

Ну разумеется, социология — это политика. Она заслуживает этого звания даже больше, чем соседствующие с ней в списке "Агоры" "политические науки, история, экономика, юриспруденция и другие отрасли знаний". С тех пор как социологи помогли Борису Ельцину выиграть президентские выборы 1996 года, и соцопросы, по выражению главы ФОМ Александра Ослона, "стали постоянной составляющей работы" высших органов власти, социологии в их работе становилось все больше, а "других отраслей знаний" — меньше.

Социологию поставили на службу благородной цели — учитывать мнение населения — и подменили ею выборы, которые на 146% утратили моральное право называться самым крупным соцопросом. Данные социологических исследований начали учитывать при принятии решений (не следовать им, а именно учитывать) и бросили думать о долгосрочных стратегиях: соцопросы говорят о том, что нужно населению сегодня, а не о том, что ему потребуется через несколько лет.

Зато результаты опросов стали целевыми индикаторами в указах президента РФ, по ним судят о работе губернаторов, и по большому счету на их основании верстают бюджет, чтобы казался "социально-ориентированным". И раз опросы определяют политику, может ли власть расценивать альтернативные опросы иначе как альтернативную политику?

Следуя этой логике, легко понять, что иностранное финансирование в таком стратегическом вопросе совершенно недопустимо. И вряд ли стоит сомневаться в том, что прокурорское предостережение "дочке" ВЦИОМа Фонду содействия изучению общественного мнения вынесено столь же искренне, как и предостережение "Левада-центру". Или как предписание зарегистрироваться в качестве иностранного агента саратовскому Центру социальной политики и гендерных исследований. И признаться, трудно поверить, что апрельский визит прокуратуры в ульяновский НИЦ "Регион", который вообще является госучреждением, а не НКО, был нелепой ошибкой.

Возможно, однажды точка зрения прокуратуры и станет ошибочной. Но вряд ли раньше, чем оппозиция в своем отношении к социологии перестанет копировать власть и вместо заведомо проигрышных попыток соревноваться с ней в ответах на одни и те же "самые популярные общественные вопросы" попытается предъявить населению какой-никакой образ будущего, к тактике добавит стратегию. И вряд ли раньше, чем власть осознает, что советское отношение к социологии не спасло СССР. Тогда, как писал Ослон, на вопрос о том, что "думает население", ответы давались в газете "Правда" и в директивной форме указывалось, как следует думать о том, что думает население.

Но уже в 1989 году оказалось, что 93% населения оценивает экономическое положение как "неблагополучное" или "критическое", а 52,9% допускают выход республик из состава СССР. Впрочем, тот опрос проводили нынешние сотрудники "Левада-центра". И они уже написали в Twitter, что "СССР — тоже мы". Развалили, в смысле.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...