Гастроли балет
Фото: Bernd Weissbrod/Stuttgart ballet
Фото: Bernd Weissbrod/Stuttgart ballet
Фото: Дамир Юсупов/Большой театр
Фото: Bernd Weissbrod/Stuttgart ballet
Фото: Дамир Юсупов/Большой театр
Фото: Дамир Юсупов/Большой театр
Фото: (c) stuttgart ballet
В рамках перекрестного года Германии и России на двух сценах Большого театра — исторической и новой — прошли масштабные гастроли Штутгартского балета, показавшего свою классику — балет Джона Крэнко "Ромео и Джульетта", а также репертуарный дайджест в виде трехчастного гала-концерта. ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА сочла, что старейшая немецкая труппа сохраняет боевую форму.
Хотя Балет Штутгарта живет уже пятое столетие, в свою давнюю историю он предпочитает не углубляться, отсчитывая славный путь с 1961 года, когда вполне провинциальную труппу возглавил выписанный из Англии хореограф Джон Крэнко. До своей внезапной смерти в 1973 году он успел вывести компанию в ряды мировых лидеров, подарив ей огромный оригинальный репертуар, вырастив плеяду танцовщиков мирового уровня и создав тепличные условия для начинающих балетмейстеров (из недр штутгартской труппы вышли теперешние кумиры Джон Ноймайер, Иржи Килиан, Уильям Форсайт). Традиции Крэнко Балет Штутгарта чтит свято: его спектакли стали классикой труппы, а приглашение на постановки современных корифеев и выращивание собственных авторов — залогом развития труппы.
Свои прошлые и текущие достижения штутгартцы уложили в компактную программу, открыв гастроли в Большом "Ромео и Джульеттой" Прокофьева — первым балетом, поставленным Крэнко в этой труппе в 1962 году. Понятно, почему в те времена спектакль произвел фурор: роскошно оформленная, костюмная полнометражная балетная пьеса в Европе тогда была диковинкой. Не то что в СССР: в "Ромео и Джульетте" Джона Крэнко прямые цитаты из одноименного фильма-балета с Улановой в главной роли просто бросаются в глаза — от "Танца с подушками" на балу у Капулетти до знаменитого бега Джульетты в развевающемся плаще. Запоздалые претензии можно предъявить и к массовым танцам, не отличающимся разнообразием. Так, все три имеющиеся в Вероне проститутки выражают свою отвязность попеременно, однако совершенно одинаково: комбинациями с изгибающимися ранверсе; а три друга — Ромео, Меркуцио и Бенволио — без конца (и небезуспешно) состязаются в поочередном прокручивании двойных туров в воздухе. Зато в сравнении с высокодуховным советским первоисточником немецкие Ромео и Джульетта любят друг друга активнее: дуэты главных героев обильны не только виртуозными поддержками — и партерными и верхними, но и поцелуями, а также прочими психологическими деталями, свидетельствующими о том, что героев соединяет отнюдь не платоническое чувство.
Но главный урок в том, что труппа танцует свою классику живо, ярко, азартно, будто каждый учил партию напрямую с балетмейстером. А вот московский оригинал — "Ромео и Джульетта" Леонида Лавровского — похоже, погиб бесповоротно: в Большом театре его было восстановили в середине 1990-х, однако в репертуаре не удержали — хлопотно, громоздко, да и выглядел балет музейной реликвией (примерно в таком же виде он существует сейчас и в Мариинке).
В завершающем гастроли гала-концерте были представлены все поколения хореографов, работавших в Штутгарте в последние полвека. Классик Крэнко оказался еще более советским, чем можно было вообразить по его большим балетам. В неизвестных нам "Легенде" и "Инициалах Р.Б.М.Э." верхние поддержки, заимствованные у наших хореографов 1930-60-х годов (типа "стульчиков" на одной руке, двойных "рыбок" и разнообразных поз на плече у партнера), были творчески доработаны сменой положений в воздухе. Однако вся эта акробатика исполнялась так легко и непринужденно, что овации, которыми российская публика разражается каждый раз, когда наш мужчина натужно выжимает женщину на одной руке, во время этих номеров не прозвучали.
Юмор — еще одна отличительная черта Штутгартского балета. Сам Крэнко превосходно ставил комедии, и остается только пожалеть, что его уморительное "Укрощение строптивой" было представлено на гастролях не целиком, а лишь дуэтом Петруччо и Катарины, отлично исполненным Марией Эйхвальд и Филипом Баранкевичем. Комическую жилу любовно разрабатывают многие последователи Крэнко. И состоявшийся хореограф Кристиан Шпук со своим шлягерным Гран па-де-де, в котором подслеповатая балерина то и дело натыкается на партнера и больше озабочена своим ридикюлем, чем фуэте. И молодой Демис Вольпи с остроумным номером "Маленькие чудовища", в котором крошка балеринка (Элиза Баденес) навязывает гиганту партнеру (Даниэль Камарго) не только движения, но и саму себя. И юная надежда труппы — хореограф Марко Гекке, у которого добрую половину номера солист (Фридеман Фогель) танцует спиной к публике, периодически взбадривая себя щекоткой или зуботычинами.
Но все же не улыбка определяет лицо современного Штутгартского балета. Хитами концерта стали три дуэта — "Two Pieces for Het" Ханса ван Манена, "Fanfare LX" Дугласа Ли и "Моно Лиза" Ицика Галили — очень изобретательные по лексике, беззастенчиво эксплуатирующей балеринскую растяжку, весьма агрессивные по взаимодействию партнеров и чрезвычайно моторные по темпу исполнения запутанных поддержек, благо в труппе имеются балерины, которые с наслаждением купаются в подобном телесном экстриме. В состязании разновозрастных хореографов победил патриарх ван Манен: в его дуэте ток психологического напряжения пропущен сквозь самые ноголомные поддержки и па, и это состояние яростного любовного поединка потрясающе передают Алисия Аматриаин и Марейн Радемакер.
Как и у любой труппы с традициями, у Штутгартского балета есть свои табу и "священные чудовища" — например, возрастная балерина Су Джин Канг, которой, пожалуй, уже не следовало бы танцевать даже смертельно больную ноймайеровскую "даму с камелиями". Впрочем, компания, выдвинувшаяся на авансцену мирового балетного театра в середине 1960-х, и сегодня не отошла дальше первой кулисы. На беглый гастрольный взгляд труппа выглядит живой и энергичной, открытой миру,— как в отношении приглашаемых ею хореографов, так и по международному составу своих солистов, а главное — уверенной в завтрашнем дне.